Ала сделала паузу, давая мне время свыкнуться с услышанным. Я искренне ненавидел сууру Вай, когда после Махща она зашивала меня леской, но сейчас, вспомнив операцию на столе для пикника, чуть не расплакался.
Почтив молчанием память сууры Вай, Ала продолжила:
— Теперь представь себе это с точки зрения больших шишек в конференц-зале. Они видят, как на их глазах подчинённые превращаются в свободно парящие трупы. Поделать ничего не могут. Фраа Оза подлетает к окну и ставит прямо на стекло кумулятивный заряд. Что это такое, они не знают. Он делает движение рукой. Сжигатель планет взрывается в трёх местах: детонатор, система автономного наведения, баки с топливом. Взрыв баков вызывает мощную вторичную детонацию.
— Мы заметили.
— Фраа Грато убило обломком.
— Проклятие! — В глазах защипало. — Он закрыл меня от пуль...
— Знаю, — тихо проговорила Ала.
Вновь немного помолчав, она продолжила:
— Теперь боссы понимают, что закреплено на окне. Правильно истолковав намёк, они открывают шлюз. Эзма входит. Оза остаётся снаружи: он — приставленный к их виску пистолет. Эзма, в скафандре, загоняет всех увиденных Геометров в конференц-зал, запирает дверь и задраивает её порошком светителя Лоя. Оза присоединяется к ней, захватив кумулятивный заряд. Они запирают дверь, ведущую из вершины в остальной «Дабан Урнуд», и задраивают её тоже. Взрывают четвёртый заряд так, чтобы почти весь воздух из вершины ушёл в вакуум. Теперь к ним можно приблизиться только в скафандрах. Они забираются в одно из немногих помещений, где воздух ещё есть. У них кончается кислород, они снимают скафандры, после чего испытывают обычные симптомы.
— Да, кстати, из-за чего это?
Ала передёрнула плечами.
— Гемоглобин — потрясная молекула. Очень точно настроена на свою задачу: забирать кислород из лёгких и доставлять каждой клетке тела. Если дать ей непривычный кислород, она по-прежнему справляется, но хуже. Итог как на большой высоте: одышка, головокружение, путаница в мыслях.
— Галлюцинации?
— Возможно. А что? У тебя были галлюцинации?
— Не важно... но погоди секундочку, Жюль прекрасно дышал арбским воздухом.
— Со временем человек акклиматизируется. Организм начинает вырабатывать больше красных кровяных телец. Через неделю-две ты дышишь свободно. Например, на «Дабан Урнуде» некоторые почти никогда не выходят из своего орба. Им трудно дышать смешанным воздухом в общих частях корабля. Другие привыкают.
— Как фтосская женщина-астроном, которая впустила нас через обсерваторию.
— Да. Когда она увидела, как вы задыхаетесь и теряете сознание, она узнала симптомы и подняла тревогу.
— Это было так?
Ала вновь наградила меня тем же жалостливо-ласковым взглядом.
— Ты что, думал, будто вам удалось незаметно проникнуть на корабль?
— Я... э... думал, что именно так всё и было.
Она схватила мою руку и поцеловала.
— Казалось бы, твоё эго могло удовольствоваться тем, что вы на самом деле сделали и за что вас ещё долго будут прославлять.
— Ладно, — сказал я, торопясь перевести разговор с моего эго на что-нибудь другое. — Она подняла тревогу.
— Да. Разумеется, из-за того, что сделали долисты, сигналы тревоги звучали уже по всему кораблю. Тем не менее несколько врачей добрались до обсерватории, где увидели вас без сознания, но живых. На ваше счастье, здешним медикам к такому не привыкать. Вам дали кислородные маски, что немного помогло. Однако они никогда прежде не лечили арбцев, поэтому боялись гипоксических повреждений мозга и для перестраховки заморозили вас в барокамере.
— Заморозили.
— Да. Буквально. Снизили вашу температуру до предела, который способен перенести мозг, одновременно насыщая кровь латерранским воздухом. Вы пролежали без сознания неделю.
— А что с Озой и Эзмой?
Ала долго молчала, прежде чем сказать:
— Ну, Раз, они погибли. Урнудцы вычислили их местоположение. Взорвали переборку. Воздух вышел наружу.
Минуту я лежал, не двигаясь и не говоря.
— Что ж, — сказал я наконец. — Думаю, они погибли как настоящие долисты.
— Да.
Я горько хохотнул.
— А я — как настоящий не-долист — остался жив.
— И я ужасно этому рада.
И тут она снова начала плакать. Не от горя, что погибли долисты, и не от радости, что остальные живы. Ала плакала от стыда и боли, что отправила нас туда, где мы легко могли погибнуть, что ответственность, лежавшая на её плечах, и логика ситуации не оставили альтернативы Ужасному решению. Теперь до конца жизни — я наделся, нашей жизни — ей предстояло просыпаться по ночам в поту. Однако эту боль Ала должна была держать в себе; почти любой, с кем бы она захотела поделиться, не выказал бы сочувствия. «Ты отправила туда друзей?! А сама осталась здесь, в безопасности?» Так что я знал: это всегда будет наша общая тайна. Я вылез из-под Алы и обнял её.
Когда я почувствовал, что можно продолжать разговор, то спросил:
— И сколько Оза с Эзмой продержались до того... до того, как это случилось?
— Двое суток.
— Двое суток?!
— Основание думало, что всё заминировано и что рядом, возможно, прячутся другие долисты. Однако надо было что-то делать, потому что у заложников кончался воздух. Надо было либо идти на штурм, либо смотреть на спиль-экранах, как умирают их люди.
— То есть командование было перепугано насмерть?
— Да, — сказала Ала. — Может быть, тут самое правильное слово — шок. Они думали, что мы все в Тредегаре, куда внедрены их люди. Тут вы с друзьями разоблачаете Жюля Верна Дюрана — глаза и уши Основания. И в тот же миг конвокс рассеивается вместе со всеми другими крупными концентами...
— Замечательная идея! Чья, кстати?
Ала зарделась и подавила улыбку, но она не хотела переключать внимание на себя, поэтому продолжила:
— Геометры по-настоящему боялись наших тысячелетников — инкантеров — и наверняка заметили, что все милленарские матики тоже опустели. Где тысячники? Что готовят? Затем двухсотракетный запуск. Крайне неприятно. Куча данных для обработки. Миллиарды неопознанных объектов, за которыми надо следить. Геометры думают, будто видят наш корабль. Он взрывается. Они вздыхают с облегчением. Через несколько дней, как гром с ясного неба, происходит сокрушительная атака на их главное стратегическое достояние. Следующие два дня они ни о чём больше думать не могут. У заложников кончается воздух. Долисты забаррикадировались в вершине. Хуже того, на корабль проникли и другие ребята в чёрных скафандрах, и ничего сделать не успели только потому, что не смогли дышать здешним кислородом.
— Нас приняли за ещё один взвод долистов?
— А ты бы что подумал на месте Геометров? И наверняка больше всего их тревожила неизвестность: сколько вас. Быть может, на подходе ещё сотня, вооруженная. И в итоге...
— Они пошли на переговоры.
— Да. Созвали четырёхстороннюю встречу между Основанием, Опорой и двумя магистериями.
— Погоди, какое слово ты сказала последним?
— Магистериями.
— И что это?
— Они возникли после вашего запуска. Один магистерий — мирская власть. Второй — матический мир, теперь Рассредоточение. Вместе они... ну...
— Управляют планетой?
— Можно сказать и так. — Она пожала плечами. — Во всяком случае, до тех пор, пока мы не придумаем лучшую систему.
— А ты, Ала, сейчас в числе тех, кто управляет планетой?
— Я здесь, разве ты не видишь? — Она не оценила моего юмора.
— В составе делегации?
— Я — последняя спица в колесе. Референт. И вообще я здесь только потому, что нравлюсь военным. Они считают меня крутой.
Я хотел предложить более вероятное объяснение: что она отправила ячейку номер 317 в успешную миссию, но Ала угадала моё намерение и отвела взгляд. Она не желала об этом слышать.
— Нас пятьдесят человек, — сказала она торопливо. — Мы доставили врачей. Кислород.
— Еду?
— Конечно.
— Как вы сюда попали?
— Геометры отправили за нами капсулу. Попав на «Дабан Урнуд», мы, естественно, сразу пришли сюда.
— Хм-м, — протянул я задумчиво. — Зря мы заговорили про еду.
— Ты голодный? — спросила она так, будто тут есть чему удивляться.
— Само собой.
— Так почему ты не сказал? Мы доставили вам пять корзин отборной еды!
— Почему пять?
— По одной каждому. Не считая Жюля, конечно. Он набивал живот с тех самых пор, как сюда попал.
— Хм-м. Просто чтобы убедиться, что у меня не повреждён мозг, не могла бы ты перечислить всех пятерых?
— Ты, Лио, Джезри, Арсибальт и Самманн.
— А как же Джад?
Она пришла в такой ужас, что моё воспитание взяло верх над рассудком.
— Прости, Ала, мне столько всего пришлось пережить, так что память немного путается.
— Нет, это ты меня прости, — сказала она. — Может, всё из-за травмы.
Она сморщилась, как будто сейчас заплачет, но взяла себя в руки.
— Что-что? Какой травмы?
— Ну, ты видел, как он уплывает. Понял, что с ним случилось.
— Когда я видел, что он уплывает?
— Ну, он так и не пришёл в сознание после запуска, — тихо сказала Ала. — Вы видели, как он зацепился за груз. Ты полетел к нему, чтобы помочь. Но это было сложно. Ты не попал захватом с первого раза. Время истекало. Арсибальт поспешил к тебе, но в вас чуть не врезался реактор. Джад вошёл в атмосферу и сгорел над Арбом.
— Ах да, — сказал я. — Как такое можно забыть?
Конечно, я говорил с иронией, но при этом внимательно изучал Алу. В силу недавних жизненных обстоятельств я был настроен на выражения её лица лучше, чем на что-либо ещё в пяти известных космосах. Ала верила — нет, она знала, — что всё, сказанное ею сейчас, правда.
И я не сомневался, что на Арбе полно записей, это подтверждающих.
***************
Ритор, легендарная фигура, ассоциируемая в фольклоре с процианскими орденами. Р. якобы могли изменять прошлое, манипулируя воспоминаниями и другими материальными записями.