— Монастырь, — продолжал я, — на одной из этих гор?
— На ближайшей. Его отсюда видно — он на северном склоне. Примерно посередине.
С подсказками Фермана я нашел на склоне нечто вроде естественной террасы, окаймлённой полумесяцем тёмной зелени — видимо, деревьями.
— Я туда ездил спасаться от суеты, — заметил Ферман. — И детей отправлял в лагерь каждое лето.
Я задумался, что значит «спасаться от суеты», потом сообразил, что живу так всю жизнь.
Ферман неправильно истолковал моё молчание. Он повернулся ко мне и выставил руки ладонями вперёд.
— Если ты против, давай я сразу скажу, что у нас достаточно воды, еды и спальных мешков, чтобы остановиться где угодно. Но я подумал...
— Мысль разумная, — ответил я. — Если туда пускают женщин.
— У монахов свой клуатр, отдельно от лагеря. А в лагере живут и мальчики, и девочки — там есть женский персонал.
День был утомительный. Солнце садилось. Мы все здорово устали.
Я пожал плечами.
— По крайней мере нам будет что рассказать, когда мы доберёмся до концента светителя Тредегара.
Как только Ферман зашагал прочь, ко мне ринулись Лио и Арсибальт. Вид у обоих был слегка задёрганный — как у всякого, кто провёл несколько часов с Барбом.
— Фраа Эразмас, — начал Арсибальт. — Будем реалистами. Посмотри вокруг! Никто здесь жить не может. Тут негде взять еду, воду, медицинскую помощь!
— На склоне вон той горы растут деревья, — сказал я. — Значит, вода там есть. Люди вроде Фермана отправляют туда детишек в летний лагерь. Наверное, не всё так плохо.
— Это оазис! — с удовольствием вспомнил Лио экзотическое словцо.
— Ага. И если на ближайшей горе есть оазис, годный для монастыря и летнего лагеря, почему бы на следующей не оказаться месту, где дикари вроде Блая, Эстемарда и Ороло нашли родниковую воду и защиту от зноя?
— Это не решает проблему еды, — заметил Арсибальт.
— В любом случае здесь лучше, чем мне представлялось раньше, — сказал я. Что именно мне представлялось, можно было не объяснять, поскольку у них в головах была та же картина: жалкие изгои живут на голой вершине и питаются лишайником.
— Должен быть способ прокормиться, — продолжал я. — Базские монахи тут как-то живут.
— Их больше, и они существуют на пожертвования.
— Ороло сказал, что Эстемард писал ему с Блаева холма много лет. Да и светитель Блай жил там довольно долго.
— Только потому, что пены ему поклонялись, — напомнил Лио.
— Ну, может, мы увидим пенов, которые поклоняются Ороло. Не знаю, как это работает. Может, тут есть туристическая индустрия.
— Ты шутишь? — спросил Арсибальт.
— Посмотри на расширение дороги, где мы остановились, — сказал я.
— И что?
— Зачем оно здесь?
— Понятия не имею. Я не праксист, — ответил Арсибальт.
— Чтобы машинам удобнее было разъехаться? — предположил Лио.
Я махнул рукой, предлагая обозреть виды.
— Оно здесь из-за этого.
— Из-за чего? Из-за красот природы?
— Ага.
Я обернулся и увидел, что Лио зашагал прочь. Я догнал его. Арсибальт остался изучать виды, как будто надеялся при более тщательном рассмотрении отыскать изъян в моей логике.
— Успел взглянуть на икосаэдр? — спросил Лио.
— Ага. И увидел чертёж — геометрию.
— Ты думаешь, что они — как мы. Что мы, последователи Нашей Матери Гилеи, будем им близки, — сказал он, словно предлагая мне примерить фразы на себя.
Я почувствовал, что он обходит меня с фланга, и занял оборонительную позицию.
— Не просто же так они выбрали своей эмблемой теорему Адрахонеса...
— Корабль тяжело вооружён.
— Ещё бы!
Лио замотал головой.
— Я не про импульсную тягу. В качестве оружия эти бомбы практически бесполезны. Я про другое — то, что можно разглядеть, если всмотреться хорошенько.
— Я не видел ничего, хотя бы отдалённо напоминающего оружие.
— В амортизаторе такой длины много чего можно спрятать. И под гравием тоже.
— Например?
— На гранях есть элементы, расположенные через равные расстояния. Думаю, это антенны.
— И что? Разумеется, там должны быть антенны.
— Это фазированные системы, — ответил Лио. — Военные. Средство нацелить рентгеновский лазер или аппарат жёсткой посадки. Больше пока не скажу, надо смотреть в книжках. И ещё мне не понравились планеты спереди.
— Чего-чего?
— На переднем амортизаторе нарисованы четыре диска в ряд. Я думаю, это изображения планет. Как на военных воздухолётах эпохи Праксиса.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы понять смысл.
— Погоди! Ты думаешь, это жертвы?!
Лио пожал плечами.
— Нет, погоди всё-таки! — воскликнул я. — А вдруг это что-нибудь более мирное? Например, родные планеты Двоюродных?
— Мне кажется, все слишком спешат найти приятные объяснения...
— И ты, как будущий дефендор, решил проявить бдительность, — сказал я. — У тебя отлично получается.
— Спасибо.
Минут пять мы молча прохаживались взад-вперёд по широкому участку шоссе. Некоторые наши спутники тоже воспользовались случаем размять ноги. Фраа Джад прогуливался в одиночестве. Я решил, что сейчас самое время задать интересующие меня вопросы.
— Фраа Лио, — сказал я. — Фраа Джад сообщил мне, что милленарский матик концента светителя Эдхара — одно из трёх мест, где мирская власть примерно во времена Реконструкции захоронила все ядерные отходы. Два другие — Рамбальф и Тредегар. В прошлую ночь их тоже осветил лазерный луч с корабля Двоюродных.
Лио удивился гораздо меньше, чем я рассчитывал.
— Среди дефендоров давно бытует подозрение, что Трём нерушимым дали устоять не без причины. Одна из гипотез — что это свалки Всеобщих уничтожителей и другого опасного мусора эпохи Праксиса.
— Пожалуйста, не называй мой дом свалкой, — сказал фраа Джад. Однако голос у него был весёлый, а не обиженный. Если прилично так сказать о тысячелетнике, фраа Джад дурачился.
— А сами отходы вы видели? — спросил Лио.
— Конечно. Они в цилиндрах, в пещере. Мы смотрим на них каждый день.
— Зачем?
— По разным причинам. Например, моё самоделье — кровельщик.
— Это что-то связанное с черепицей? — спросил я.
— С соломой: я делаю кровли из сухой травы.
— И какое отношение имеет солома к сва... к хранилищу ядерных отходов?
— Влага конденсируется на стенах пещеры и капает на цилиндры. За тысячи лет она может их проесть, либо вырастут сталагмиты и продавят контейнеры. Чтобы такого не произошло, мы накрываем контейнеры соломенной кровлей.
Это было настолько дико, что я не придумал ничего умнее, чем поддержать светский разговор:
— Ясно. И где же вы берёте солому? У вас там вроде нет места, чтобы выращивать много травы?
— А много и не надо. Хорошо сделанная кровля живёт долго. Правда, мне всё-таки надо будет заменить солому, уложенную моей фидой, суурой Аврадель, сто лет назад.
Мы с Лио прошли несколько шагов, прежде чем нас шарахнул смысл последней фразы. Мы переглянулись и безмолвно приняли решение не отвечать.
— Он нас просто разыгрывал! — сказал я, когда у нас с Лио снова выдалась минутка наедине. (Мы закидывали рюкзаки в отведенную нам келью монастырского пансионата.) — В отместку за то, что его матик обозвали свалкой.
Лио молчал.
— Лио! Не настолько же он старый!
Лио снял рюкзак, расправил плечи (я бы так не смог) и повёл ими назад и вниз, чтобы восстановить равновесие. Как будто мог разбить оппонентов исключительно превосходством своей стойки.
— Давай не волноваться из-за того, сколько ему лет.
— Ты хочешь сказать, он нас не разыгрывал?
— Я сказал, давай не будем из-за этого волноваться.
— Я не говорю, что стоит волноваться, но знать было бы интересно.
— Интересно? — Лио снова проделал тот же трюк с плечами. — Мы оба говорим прехню. Ты не согласен?
— Согласен, — тут же отозвался я.
— Вот и хватит. Надо говорить прямо — и тогда придётся сразу же закрыть рот, если мы не хотим, чтобы нас сожгли на костре.
— Ладно. Ты смотришь с дефендорской точки зрения. Я готов её принять.
— Отлично. Значит, мы оба поняли, о чём на самом деле говорим.
— Что нельзя прожить так долго, не ремонтируя цепочки в ядрах своих клеток, — сказал я.
— Особенно в условиях радиации.
— Об этом я не подумал. — Я помолчал, мысленно прокручивая в голове разговор с фраа Джадом. — И как же у него такое сорвалось? Уж наверняка он понимает, насколько опасен даже намёк на то, что он... э... из тех, кто может ремонтировать свои клетки.
— Ты шутишь? Ничего у него не сорвалось. Он нарочно нам сказал, Раз.
— Он дал понять...
— Он доверил нам свою жизнь, — сказал Лио. — Ты разве не заметил, как он ко всем приглядывался? И выбрал нас, мой фраа.
— Ух ты! Если это правда, то я горжусь и ужасно рад.
— Радуйся, пока можно, — ответил Лио. — Поскольку обычно такое доверие связано с некоторыми обязательствами.
— Какими именно?
— Почем я знаю? Я просто хочу сказать, что его призвали не просто так. От него чего-то ждут. Он вырабатывает стратегию. И мы теперь часть этой стратегии. Солдаты. Пешки.
Я на какое-то время заткнулся: у меня напрочь отшибло способность мыслить.
Потом я вспомнил одну вещь и сразу почувствовал себя лучше.
— Мы так и так пешки, — сказал я.
— Ага. И будь у меня выбор, я бы предпочёл быть пешкой у того, кого вижу. — Впервые со вчерашнего вечера Лио улыбнулся своей прежней улыбкой. Всё это время он был непривычно серьёзен. Впрочем, будешь серьёзным, если думаешь, что круги на корабле пришельцев — и впрямь уничтоженные планеты.
Мы, инаки, любим говорить, что живём куда скромнее базских прелатов, которые ходят в алых шёлковых облачениях, окружённые облаком фимиама. Но у нас дома хотя бы каменные и не требуют особой заботы. Здесь всё было из дерева: выше по склону маленькая скиния и братские корпуса, образующие своего рода клуатр вокруг источника, ниже у дороги — два ряда домиков с двухъярусными кроватями и большое здание, где разместились столовая и несколько конференц-залов. Все строения выглядели ухоженными, но видно было, что дерево гниёт, и если люди отсюда уйдут, через нескол