— Четверо сзади — инаки, — сказала она.
До сих пор мы смотрели только на главного и его служек. Остальные просто шли гуськом от здания к автобусу.
— С чего ты взяла? — спросил я. — Я не вижу, почему они должны быть инаками. Потому что не обращают внимания на того, который с верёвкой?
— Да нет же! — сказала Корд. — Посмотри, как они идут.
— Ну, знаешь! — возмутился я. — Мы двуногие! Мы ходим, как все!
Однако Самманн с улыбкой повернулся к моей сестре и энергично закивал.
— Вы психи, — сказал я.
— Корд права, — настаивал Самманн.
— В аперт разница была здорово видна, — сказала Корд. — Эксы ходят вразвалку. Как хозяева. — Она выступила из-за стула и свободной, развинченной походкой прошла по комнате. — Инаки собранней. Ита, кстати, тоже. — Она расправила плечи и целеустремлённым шагом вернулась к нам.
Как ни дико это звучало, я вынужден был признать, что в аперт издалека отличал эксов от фраа и суур — в том числе по характеру движений. Я снова взглянул на экран.
— Ладно, согласен. Чем больше я на них смотрю, тем более знакомой мне кажется их походка. Особенно у высокого сзади. Он вылитый...
Я онемел. Все посмотрели на меня — в чём дело. Я ещё четыре раза прокрутил запись. Сомнений не оставалось.
— Джезри, — сказал я.
— О боже! — воскликнула Корд.
— Да осенит тебя Его благость, — прошипел Ганелиал Крейд, как всегда, когда кто-нибудь употреблял это слово в качестве междометия.
— Там точно твой друг, — сказала Корд. — Я его тоже узнала.
— Фраа Джезри в космосе с небесным эмиссаром! — заорал я, просто чтобы себя услышать.
— Представляю, какие увлекательные дискуссии они там ведут, — заметил Самманн.
Часа через два, когда мы закрыли ставни и попытались уснуть, всё вокруг загудело и заурчало. Модуль дёрнулся так, что половина наших припасов упала на пол. Мы с Гнелем расстегнули штанины термокостюмов, выскочили на боковой мостик и увидели, как корка льда под гусеницами взрывается искристыми облачками. Мы добежали до конца мостика, где была лестница, спрыгнули на снег, завели трёхколёсник и погнали к платформе. По всему составу отдавались глухие удары: локомотив тронулся и вагоны приходили в движение один за другим. За платформой по льду тащился пандус на случай, если что-то придётся грузить в последний момент: до того, как поезд наберёт ход, оставалось как минимум полчаса. Мы с разгону въехали на платформу, увернулись от грузотона, мотавшегося туда-сюда в узком пространстве, закатили трёхколёсник в кузовиль Гнеля, а доски убрали вниз. Ещё некоторое время ушло на то, чтобы слить хладагент из всех трёх машин в полипластовые канистры. Когда с этим было покончено, поезд уже двигался быстрее, чем мы могли идти в снегоступах, и нам пришлось добираться до локомотива по боковым мостикам. Корд и Юл распахнули ставни, впустив солнце, и готовили праздничный завтрак в честь отправления. Сердце у меня прыгало от радости. Потом я вспомнил, где сейчас фраа Джезри и где я, и мне стало тошно.
— Гад! — сказал я. — Сволочь!
Все поглядели на меня. Мы готовились встать из-за стола после того, что по здешним меркам считалось роскошным завтраком.
Юлассетар Крейд глянул на Корд, словно говоря: «Твой брат, ты с ним и разбирайся».
— Кто? Что? — спросила Корд.
— Джезри!
— Несколько часов назад ты чуть не плакал из-за своего Джезри, теперь он у тебя гад.
— Всегда он так!
— Его часто запускают в космос? — полюбопытствовал Самманн.
— Нет. Трудно объяснить... но из нас из всех именно его должны были выбрать.
— Кто? — спросила Корд. — Явно ракету запустил не конвокс.
— Конечно. Скорее всего мирские власти пришли к иерархам Тредегара и сказали: «Дайте нам четверых лучших ребят». И теперь Джезри там.
Я затряс головой.
— Ты должен гордиться... немножко, — осторожно сказала Корд.
Я закрыл лицо руками и вздохнул.
— Джезри выпало лететь к инопланетянам. Мне — ехать на поезде с металлическим ломом. — Тут я отнял руки от лица и посмотрел на Гнеля. — Что ты знаешь о небесном эмиссаре?
Гнель заморгал. Я так долго уходил от разговоров о религии, а теперь задаю прямой вопрос! Его брат с шумом выдохнул и отвёл глаза, как будто сейчас перед ним лоб в лоб столкнутся два кузовиля.
— Это ересь, — тихо ответил Гнель.
— Да, но для вас ведь почти все еретики, да? — сказал я. — Нельзя ли поконкретнее?
— Ты не понял, — сказал Гнель. — Они не просто еретики. Они откололись от моей скинии. От нашей скинии.
Он глянул на Юла.
Корд ткнула того локтем на случай, если он не расслышал.
— Вот как? — удивился я. — От проблитов?
Для остальных это тоже было новостью.
— Нашу религию основал светитель Блай, — объявил Гнель.
— До или после того, как вы съели его пе...
— Это ложь! — возмутился Гнель. — Её сочинили, чтобы выставить нас первобытными варварами!
— Человеческую печень очень трудно поджарить, не повредив, — вставил Юл.
— Ты хочешь меня уверить, что светитель Блай стал богопоклонником? Как Эстемард?
Гнель помотал головой.
— Жаль, что ты не успел толком поговорить с Эстемардом. Он не богопоклонник в твоём понимании или в моём. И светитель Блай тоже. И вот тут мы расходимся с небесным эмиссаром и его людьми.
— Они считают, что Блай был богопоклонник?
— Да. Для них он вроде пророка. Якобы он открыл доказательство бытия Божьего, и за это его отбросили.
— Смешно. Если бы кто-нибудь и впрямь доказал бытие Божье, мы бы сказали: «Отличное доказательство, фраа Блай» — и начали верить в Бога.
Гнель посмотрел на меня холодно, давая понять, что не верит ни единому моему слову.
— Так или иначе, — сказал он, — небесный эмиссар придерживается иной версии.
Мне вспомнился вечер накануне аперта и обсуждение иконографий.
— Типичная брумазианская иконография, — сказал я.
— Что?
— Небесный эмиссар утверждает, что в матическом мире действует тайный сговор.
— Да, — ответил Гнель.
— Сделано некое великое открытие — в данном случае доказано бытие Божье. Простые честные инаки хотели бы сообщить об этом всем, но их жестоко подавляет верхушка, которая пойдёт на всё, чтобы сохранить тайну.
Гнель хотел сказать что-то осторожное, но Юл его опередил:
— В точку.
— Плохо дело, — сказал я. — Иконографии, построенные на теории заговора, самые неистребимые.
— Не говори, — произнёс Самманн, глядя мне в глаза.
Я смутился и замолчал.
Корд сказала:
— Существование Двоюродных по-прежнему держат в секрете, поэтому мы не знаем, что думает о них эмиссар. Но угадать можем. Для него это...
— Чудо, — сказал Юл.
— Посланцы из иного мира, не такого испорченного, как наш, — предположил я.
— И где нет гнусного заговора, — подхватила Корд. — Они пришли сообщить нам истину.
— А зачем в таком случае они светили лазером на Три нерушимых? — спросил Самманн.
— Объяснение будет зависеть от того, известно ли эмиссару, что в Трёх нерушимых захоронены все ядерные отходы, — сказал я.
— Что?! — воскликнули оба Крейда.
— Даже если люди небесного эмиссара об этом знают, — сказала Корд, — они наверняка придумали более духовное объяснение.
Гнель ещё не вполне оправился от услышанного, тем не менее счёл нужным сообщить:
— Небесный эмиссар убеждён, что милленарии хорошие.
— Конечно, — сказал я. — Они знают истину, но не могут её сообщить, потому что плохие столетники и десятилетники их не выпускают. Правильно?
— Да, — ответил Гнель. — Значит, он истолкует лазерный свет как...
— Благословение, — сказала Корд.
— Добрый знак, — сказал я.
— Приглашение, — сказал Юл.
— Н-да, ну и сюрприз его ждёт! — с удовольствием воскликнул Самманн.
— Возможно. Наверное. Надеюсь только, это не будет неприятным сюрпризом для Джезри, — сказал я.
— Для Джезри, который сволочь? — уточнила Корд.
— Да. — Я хмыкнул. — Для Джезри, который сволочь.
Я страшно радовался, что избежал проповеди со стороны Ганелиала Крейда, но тут у меня оборвалось сердце, потому что Корд спросила: «И в чём же небесный эмиссар разошёлся с твоей верой, Гнель?» Конец предложения прозвучал малость приглушённо, потому что Юл шутливо заткнул ей рот, и моя сестра говорила, отогнув его пальцы.
— Мы читаем писание на древнебазском, — сказал Гнель, — и ты думаешь, что мы — примитивные фундаменталисты. Может, в этом смысле мы и впрямь такие. Но мы не слепы к тому, что происходило в матическом мире — старом и новом — последние пятьдесят веков. Слово Божье неизменно. Писание, которое мы читаем, не испорчено редактурой и переводом. Однако людские знания меняются. Вы, инаки, хотите постичь Божье творение, не прибегая к тому, что сам Бог открыл человечеству шесть тысяч лет назад. На наш взгляд, вы подобны людям, которые выкололи себе глаза и теперь пытаются исследовать новый континент. Ваша слепота очень вам мешает, но благодаря ей вы, возможно, развили в себе чувства и способности, которых нет у нас.
После непродолжительного молчания я сказал:
— Сейчас я заткнусь и не стану перечислять, в чём ты не прав. Суть, если я понял, в том, что мы не дурные и не заблудшие. Ты уверен, что в конце концов мы согласимся с писанием.
— Конечно, — сказал Гнель. — К этому всё должно прийти. Однако мы не думаем, что существует тайный заговор с целью скрыть истину.
— Он считает, что вы честно ошибаетесь! — перевёл Юл. Гнель кивнул.
— Очень мило с твоей стороны, — сказал я.
— Мы сохранили записные книжки светителя Блая, — продолжал Гнель. — Я их читал. Очевидно, что он не стал богопоклонником.
— Прости, — начал Самманн (он всегда так говорил, когда собирался сказать кому-нибудь гадость), — но разве не бред, что кучка богопоклонников основывает свою религию на текстах заведомого атеиста?
— Мы солидарны с его целями, — нисколько не обиделся Гнель. — С его стремлением к истине.