– Джезри! – окликнул я.
– Привет, Раз. Я не разделяю мнения, что на пленарии ты сел в лужу.
– Спасибо. Навскидку: что Гемново пространство даёт такого, чего нельзя получить другим способом?
– Время, – ответил Джезри.
– Ах да, – сказал я. – Время.
– Мне казалось, времени не существует, – ехидно заметил Эмман.
Джезри некоторое время смотрел на него, потом на меня.
– Твой друг, что ли, с фраа Джадом говорил?
– Итак, Гемново пространство даёт нам возможность учитывать время, – сказал я, – но Эмман возразит, что бонзы, с которыми ему предстоит разговаривать, и без того верят в существование времени…
– Бедные необразованные глупцы! – провозгласил Джезри. Фраа с суурой вопросительно на него посмотрели. Эмман страдальчески хохотнул.
– Так какая им польза в модели Гемнова пространства? – продолжал я.
– Абсолютно никакой, – ответил Джезри, – пока на голову не посыплются пришельцы из нескольких космосов сразу. Пойдёмте выпьем?
Ещё одна неприятная черта Джезри: он лучше работает, когда захмелеет. Мы, сервенты, напробовались в кухне и вина, и пива, у меня только-только начало проясняться в голове, и я сказал, что буду пить только воду. Вскорости мы оказались в самом большом калькории здешнего эдхарианского капитула (по крайней мере я решил, что он самый большой). Грифельные стены были исписаны знакомыми уравнениями.
– Тебя тут заставили заниматься космографией? – спросил я.
Джезри повернулся к стене и остановил взгляд на таблице. В одной колонке были долготы, в другой – широты. Увидев пятьдесят один градус с мелочью, я понял, что смотрю на координаты Эдхара.
– На сегодняшнем лабораториуме, – объяснил Джезри, – мы проверяли расчёты, сделанные накануне ита. Все телескопы мира – включая, как ты видишь, МиМ – сегодня ночью повернутся к кораблю Геометров.
– На всю ночь?
– Нет, примерно на полчаса. Кое-что произойдёт, – объявил Джезри обычным уверенным баритоном.
Эмман как-то заметно подобрался.
– И позволит нам увидеть что-нибудь поинтереснее буферной плиты на их заднице, – продолжал Джезри, – которая мне уже глаза намозолила.
– Откуда ты знаешь? – спросил я, хотя меня несколько смущала заметная нервозность Эммана.
– Не знаю, – сказал Джезри. – Просто вычислил.
Эмман показал глазами на дверь, и мы вслед за ним вышли в клуатр.
– Я вам расскажу, – произнёс он после того, как мы достаточно отошли от остальных членов лукуба. – Всё равно через полчаса все узнают. Идея созрела на одном очень влиятельном мессале после Посещения Орифены.
– Ты там был? – спросил я.
– Нет, но из-за этого меня и вызвали, – сказал Эмман. У нас есть старая разведывательная «птичка» на синхронной орбите, с топливом на борту, так что она может двигаться, если получит такой приказ. Вряд ли Геометры о ней знают. Мы ничего с неё не передавали, так что им не пришло в голову заглушить её частоты. Вчера утром мы узконаправленным лучом послали ей несколько команд. Она включила двигатели и переместилась на другую орбиту, которая пересечётся с орбитой эдра через полчаса.
Он ботинком нарисовал на дорожке корабль Геометров: грубый многоугольник – корпус, отпечаток каблука – буферная плита.
– Вот эта сторона всегда повёрнута к Арбу, – посетовал Эмман, тыча носком ботинка в плиту, – так что мы не видим остального корабля, – он ногой описал полукруг над передней половиной икосаэдра, – где у них всё самое интересное. Очевидно, сознательно – она для нас всё равно что тёмная сторона луны, и мы знаем о ней только по фототипии светителя Ороло. – Эмман обошёл свою схему и прочертил длинную дугу, нацеленную на нос корабля. – Наша «птичка» приближается отсюда. Она адски радиоактивна.
– «Птичка»?
– Да, она получает энергию от радиоизотопных термоэлектрических генераторов. Геометры заметят, что она движется к ним, и вынуждены будут совершить манёвр…
– Поместить между «птичкой» и неизвестным объектом щит – буферную плиту, – сказал Джезри.
– То есть повернуть весь корабль, – перевёл я, – так что наши наземные телескопы смогут увидеть «всё самое интересное».
– И телескопы будут готовы.
– Неужели возможно развернуть нечто настолько огромное за разумное время? – спросил я. – Просто интересно, насколько мощными должны быть двигатели…
Эмман пожал плечами.
– Хороший вопрос. Мы многое узнаем, наблюдая за манёвром. Завтра у нас будет куча картинок.
– Если нас в отместку не разбомбят, – брякнул Джезри, пока я гадал, как бы поделикатней это выразить.
– Такая возможность обсуждалась, – признал Эмман.
– Неудивительно! – сказал я.
– Бонзы сегодня спят в пещерах и бункерах.
– Это успокаивает, – сказал Джезри.
Эмман не уловил сарказма.
– А матический мир умеет справляться с последствиями ядерных взрывов.
Мы с Джезри разом повернулись к скале, гадая, как далеко и насколько быстро успеем забраться в туннели.
– Однако вероятность оценивается как крайне низкая, – продолжал Эмман. – Случившееся на Экбе было серьёзной провокацией, если не прямыми военными действиями. Мы должны дать серьёзный ответ – показать Геометрам, что не будем сидеть сложа руки, пока нас гвоздят.
– А «птичка» и впрямь нанесёт удар по икосаэдру? – спросил я.
– Нет, если они сдуру сами на неё не налетят. Но она пройдёт довольно близко, так что они из осторожности должны будут совершить манёвр.
– Н-да! – сказал Джезри после того, как мы несколько минут переваривали услышанное. – Вот и делай теперь что-нибудь на лукубе.
– Ага, – сказал я. – Знаешь, а я всё-таки выпью вина.
Мы взяли бутылку и пошли на луг между клуатрами эдхарианцев и Одиннадцатых булкианцев. Мы знали, где искать в небе корабль Геометров, поэтому легли на траву и стали ждать конца света.
Я отчаянно тосковал по Але. Последнее время я меньше про неё думал, но с нею рядом мне хотелось быть, когда начнут падать бомбы.
В назначенное время посреди созвездия, в котором, как мы знали, находится эдр, зажглась короткая вспышка. Как будто искорка проскочила между их кораблём и нашей «птичкой».
– Чем-то они в неё шарахнули, – сказал Эмман.
– Направленное излучение, – объявил Джезри таким тоном, будто и впрямь что-то в этом смыслил.
– Рентгеновский лазер, если быть совсем точным, – произнёс голос.
Мы сели. К нам приближалась коренастая фигура в архаичной стле.
– Привет, Репей! – крикнул я.
– Хочешь прогуляться в ожидании массированного ответного удара?
– Конечно, – сказал я.
– А я спать пойду, – объявил Джезри. (Мне подумалось, что он врёт.) – Сегодня никаких лукубов.
Он определённо врал.
– Тогда и я пойду, – сказал Эмман Белдо, который умел понять, когда от него хотят отвязаться. – Завтра много работы.
– Если мы завтра ещё будем, – сказал Джезри.
– Мне правда надо связаться с Алой, – сказал я после того, как мы полчаса шли в полном молчании. – Я искал её сегодня на периклинии, но…
– Её там не было, – сказал Лио. – Она готовилась к сегодняшним ночным событиям.
– Ты про телескопы или…
– Про военную сторону.
– Туда-то она как ввязалась?
– Она толковая. Кто-то заметил. Военные получают всё, что захотят.
– Откуда ты знаешь? Ты тоже связан с военной стороной?
Лио не ответил. Ещё несколько минут мы шли молча.
– На этой неделе меня отправили в новый лабораториум, – сказал Лио наконец, и я понял, что всё это время он собирался с духом.
– Да? И чем вы там занимаетесь?
– Вытащили кое-какие старые документы. По-настоящему старые. Мы их разбираем. Ищем в словарях устаревшие слова.
– Что за документы?
– Чертежи. Спецификации. Инструкции. Даже черновые наброски.
– Чего?
– Нам прямо не говорят, и никто не видит картины целиком, – сказал Лио. – Но мы пообщались друг с другом, сравнили выписки, приняли в расчёт даты на документах – перед самыми Ужасными событиями – и теперь практически уверены, что военные ищут Всеобщий уничтожитель.
Я по привычке хохотнул. Всеобщий уничтожитель мы поминали так же, как Бога или адские силы. Но тон и поведение Лио говорили, что речь идёт о Всеобщем уничтожителе в самом буквальном смысле. Мы долго молчали, пока я переваривал новость.
– Но это против всего… против всего, на чём держится мир! – Я имел в виду мир после Реконструкции. – Если они на такое готовы, то всё вообще бессмысленно.
– Многие, конечно, с тобой согласны. И вот почему… – Лио судорожно выдохнул. – Вот почему я приглашаю тебя в наш лукуб.
– И какая у него цель?
– Некоторые думают, что мы должны примкнуть к антарктцам.
– Примкнуть – в смысле объединиться? С Геометрами?!
– С антарктцами, – повторил он. – Теперь установлено, что женщина в капсуле была с Антаркта.
– По образцам крови?
Лио кивнул и добавил:
– Но пули в её теле – из Пангейского космоса.
– Отсюда делается вывод, что антарктцы за нас…
Он снова кивнул.
– И в конфликте с пангейцами.
– Идея в том, чтобы заключить союз между инаками и антарктцами?
– Да, – сказал Лио.
– Ух ты! А как? Как вообще можно с ними связаться? Так, чтобы не узнала мирская власть?
– Легко. Уже придумали. – Понимая, что такой ответ меня не удовлетворит, Лио объяснил: – У больших телескопов есть лазерные маяки. Мы можем нацелить их на икосаэдр. Геометры увидят свет, но перехватить его смогут лишь те, кто находится непосредственно на линии луча.
Мне вспомнился наш давний разговор, когда мы гадали, правда ли ита постоянно за нами следят. Я, как идиот, принялся вертеть головой, будто мог высмотреть скрытые микрофоны.
– А ита?..
– Некоторые из них с нами, – сказал Лио.
– Какое именно соглашение эти люди надеются заключить с антарктцами?
– Много времени уходит на споры. Слишком много. Есть, разумеется, дурачки, которые считают, что мы можем переселиться на икосаэдр и это будет всё равно что попасть в рай. Большинство мыслит разумнее. Мы сами вступим в контакт с Геометрами… и проведём собственные переговоры.