– Думаю, мы все можем сказать о себе что-то похожее.
Она пожала плечами, кивнула, начала есть.
– Ладно, – сделал я новый заход, – расскажи про твою теперешнюю жизнь.
Она некоторое время смотрела мне в глаза. Мне даже стало немного не по себе.
– Лио сказал, что говорил с тобой.
– Да.
Она перевела взгляд с моего лица на столы, медленно заполняющиеся усталыми инаками, затем – на луг и башни Тредегара.
– Меня вызвали сюда, чтобы организовывать людей. Этим я и занимаюсь.
– Но не так, как хотела власть?
Ала мотнула головой.
– Всё куда сложнее, Эразмас.
От звука моего имени, произнесённого её голосом, у меня оборвалось сердце.
– Оказывается, когда создаёшь организацию, она обретает жизнь… начинает жить по собственной логике. Думаю, если бы я занималась этим раньше, я бы знала, что так будет. Подготовилась бы.
– Не надо себя казнить.
– Я себя не казню. Это ты рядишь меня в эмоции, как куклу в одёжки.
Меня охватило старое чувство: смесь злости, любви и желания испытывать их снова и снова.
– Понимаешь, с самого начала было ясно, что конвокс уязвим. Очевидная мишень, если пакт начнёт военные действия.
– Пакт?
– Мы зовём их ПАКД – Пангея, Антаркт, Кватор, Диасп. Менее антропоморфно, чем Геометры.
Я подавил желание сказать: «Но они антропоморфны!»
– Знаю, – сказала Ала, глядя на меня. – Они антропоморфны. Не важно. Мы зовём их ПАКД.
– Я тоже удивлялся. Как-то рискованно согнать всех умных людей на одну квадратную милю.
– Да, но за это время меня выдрессировали понимать: рискованно всё. Вопрос лишь в том, что мы приобретаем, идя на конкретный риск.
На мой вкус это сильно напоминало прехню, которую несут эксы, не потрудившиеся определить свои термины. Однако для Алы явно было жутко важно, чтобы я её выслушал, понял и согласился. Она даже на несколько мгновений накрыла мою руку своей, что подействовало на меня сильнейшим образом. Я старательно изобразил, что обдумываю и принимаю её слова.
– Приобретаем мы в данном случае то полезное, что конвокс, возможно, успеет сделать, прежде чем его разбомбят? – спросил я.
Очевидно, я выдержал проверку, потому что Ала продолжила:
– Мне поручили заниматься снижением риска. Это прехня, означающая, что, если ПАКД выкинет что-нибудь по-настоящему плохое, конвокс должен разлететься, как мухи от мухобойки. И не беспорядочно, а систематическим, запланированным образом – ита называют это операцией «Рассредоточение», – и мы будем в авосети, чтобы выполнять основные функции конвокса даже после того как разбежимся в разные стороны.
– И ты занимаешься этим с самого начала? С тех пор, как тебя призвали?
– Да.
– То есть ты сразу знала, что будет конвокс?
Она покачала головой.
– Я знала, что они… что мы готовим конвокс. Я не знала, состоится ли он на самом деле и кого призовут. Когда он замаячил впереди, планы, которые я составляла, обрели чёткость и глубину. И тогда я поняла, что это неизбежно.
– Ты о чём?
– Что фраа Корландин говорил нам о Пробуждении?
Я пожал плечами.
– Ты училась лучше меня. Конец Древней матической эпохи. Ворота древних матиков распахнулись – иногда их просто срывали с петель. Инаки вышли в мир… ладно, кажется, я вижу, к чему ты ведёшь.
– Мирская власть, возможно, сама того не понимая, поручила мне составить планы Второго пробуждения, – сказала Ала. – Потому что, Раз, не только Тредегар распахнёт ворота. Если начнётся война с ПАКДом, все конценты должны будут рассеяться. Инаки сольются с основным населением. Но мы по-прежнему будем общаться по авосети. Что означает…
– Ита, – закончил я.
Ала кивнула и улыбнулась, воодушевляясь перспективой, которую рисовала.
– В каждой ячейке странствующих инаков будет ита. Барьер сохранить не удастся. Рассредоточение будет выполнять некие задачи. Не те, которыми традиционно занимались инаки, а сиюминутную мирскую работу.
– Вторая эпоха Праксиса, – сказал я.
– Вот именно!
Алин энтузиазм заразил и меня, но тут я вспомнил, что так будет, только если начнётся война. Ала, видимо, подумала о том же, и лицо у неё посуровело, как будто она на совещании с высокопоставленными военными.
– Это началось, – сказала она, и я понял, что под «этим» подразумевается движение, о котором говорил Лио, – это началось на встречах с руководителями ячеек. Понимаешь, у ячеек – групп, на которые мы поделимся, если начнётся Рассредоточение, – есть главы. Я встречалась с ними, знакомила их с планами эвакуации и составом ячеек.
– Так всё уже…
– Решено. Да. Каждый на конвоксе приписан к своей ячейке.
– Но я не…
– Тебе не сообщили, – сказала Ала. – И вообще никому, кроме руководителей ячеек.
– Вы не хотите, чтобы люди тревожились и отвлекались от работы, поэтому не ставите их в известность.
– Скоро всё изменится. – Она огляделась, как будто ждала, что изменения начнутся прямо сейчас. Я проследил её взгляд и заметил, что на одном краю открытой трапезной припарковалось ещё несколько военных грузотонов. Солдаты монтировали акустическую систему.
– Вот почему мы едим вместе. – Ала издала короткий смешок. – И вот почему я вообще ем. Первая моя человеческая еда за три дня. Наконец-то я могу просто сидеть и смотреть на результат.
– Что должно произойти?
– Каждый получит рюкзак и указания.
– И вы не случайно делаете это под открытым небом, – сказал я.
– Вот, теперь ты думаешь, как Лио, – одобрительно заметила Ала, откусывая хлеб. Она прожевала и продолжила: – Стратегия сдерживания. ПАКД увидит, что мы делаем, и, надо надеяться, поймёт, что мы готовы рассеяться. И тогда у него будет меньше стимулов уничтожать Тредегар.
– Разумно, – сказал я. – Подозреваю, через минуту у меня будет ещё уйма вопросов. Ты что-то говорила про встречи с руководителями ячеек?
– Да. Ты знаешь инаков. Ничто не принимается на веру. Каждое слово надо обсудить с четырёх разных сторон и во всём докопаться до сути. Я встречалась с группами по шесть руководителей зараз. Объясняла им их права и обязанности, проигрывала возможные сценарии. И в каждой группе находились один или два человека, которые хотели идти дальше, чем остальные. Представить события в более яркой исторической перспективе, сравнить их с Пробуждением и так далее. То, о чём рассказал тебе Лио, выросло из этих встреч. Я просто не успевала ответить на все вопросы в отведённое время. Я составила список этих людей и сказала им: «Позже мы встретимся и обсудим ваши соображения. На лукубе, потому что другого времени у меня нет». И так получилось – к добру или к худу, – что начало нашего лукуба совпало с Посещением Орифены.
Заработали репродукторы. Иерархиня попросила, чтобы «называемые лица» подходили к грузотону, где солдаты вскрывали коробки с заранее упакованными армейскими рюкзаками. Иерархиня, вероятно, впервые говорила в микрофон, но довольно быстро освоилась и начала перечислять фраа и суур. Те, чьи имена называли, неуверенно поднимались с мест и по проходам между столами шли к машине. На какое-то время все разговоры смолкли, затем возобновились в другом, более взволнованном тоне. Посыпались восклицания и догадки.
– Ясно, – сказал я. – Значит, ты сидишь на лукубе с самыми упрямыми, самыми решительно настроенными руководителями ячеек…
– Совершенно замечательными людьми, кстати! – вставила Ала.
– Охотно верю, – сказал я. – Но все они хотят глубже вникнуть в суть, и тут вы узнаёте про бедную девушку с Антаркта, которая пожертвовала жизнью…
– И про то, что сделал для неё Ороло, – напомнила Ала. И тут она умолкла, потому что горе застигло её врасплох. Мы смотрели или притворялись, будто смотрим, как инаки возвращаются на свои места. У каждого был на плече рюкзак, на шее – шнурок с биркой.
– Так или иначе, – севшим голосом продолжила Ала и сделала паузу, чтобы откашляться, – я думала, мы будем говорить до рассвета и всё равно не придём к согласию. Ничего подобного. Нам даже не пришлось ничего обсуждать. Все разом поняли, что надо вступить в контакт с фракцией, отправившей на Арб молодую женщину. И даже если мирская власть будет против, после нашего ухода в Рассредоточение…
– Она не сможет нам помешать?
– Вот именно.
– Лио вроде бы что-то говорил про лазерные маяки больших телескопов?
– Да. Это обсуждалось. И даже, насколько я понимаю, делалось.
– Чья была идея?
Она не ответила.
– Пойми меня правильно. Идея гениальная!
– Её придумал Ороло.
– Но ты не могла с ним говорить!..
– Ороло её осуществил, – нехотя проговорила Ала, пристально следя за выражением моего лица. – В Эдхаре. Год назад. Один из коллег Самманна нашёл подтверждение в МиМ.
– Подтверждение?
– Ороло запрограммировал лазер так, чтобы луч нарисовал в небе аналемму.
Месяц назад я принялся бы с пеной у рта доказывать, что такого не может быть, но теперь только вздохнул.
– Значит, Лодогир на пленарии попал в яблочко. Угадал практически всё.
– Или так, – сказала Ала, – или он изменил прошлое.
Я не рассмеялся.
Ала продолжила:
– Тебе следует знать, что Лодогир входит в ту группу, о которой я говорила.
– Фраа Эразмас из Эдхара, – объявил голос.
– Ладно, – сказал я. – Пойду узнаю, в какую ячейку ты меня записала.
Ала мотнула головой.
– Нет. Ты ничего не узнаешь, пока не придёт время.
– Как же мы отыщем свою ячейку, если не будем знать, кто в ней?
– Если это произойдёт – если будет отдан приказ, – бирка включится и покажет тебе, куда идти. Те, кого ты там увидишь, и будут твоей ячейкой.
Я пожал плечами.
– Звучит вполне разумно.
Внезапно Ала помрачнела – я не мог понять отчего. Она подалась вперёд и схватила меня за руку.
– Посмотри на меня, – сказала она. – Посмотри на меня!
Я посмотрел. В глазах у неё стояли слёзы. Такой Алы я ещё не видел. Наверное, похожее лицо было у меня, когда я в открытую дверь воздухолёта увидел Ороло перед воротами Орифены. Ала хотела передать мне что-то, чего не имела сил или права вложить в слова.