– Кватор, методом исключения, – вставил Лодогир.
Я перешёл на такое место, откуда мог видеть Жюля Верна Дюрана, и пережил то же, что остальные несколько секунд назад. Прежде всего в глаза бросались различия, затем сходство, затем вновь различия между латеррской и арбской расами. Ближайшее сравнение, какое я могу придумать – такое чувство испытываешь, глядя на человека, чьи черты немного искажены врождённым дефектом, – но без того нарушения функциональности, которое подразумевает слово «дефект». И, конечно, ни с чем нельзя сравнить то, что мы чувствовали, понимая, что смотрим на пришельца из иного космоса.
– А что вы и ваши собратья-латерранцы? – спросил Лодогир.
– Расколоты между фтосцами и остальными.
– Вы, как я понимаю, на стороне оси Урнуд – Тро? – спросил Лодогир. – Иначе бы вас сюда не отправили.
– Меня отправили сюда, потому что я лучше всего говорю на орте. Я лингвист. Вообще-то младший лингвист. Мне поручили изучать орт в самом начале, когда он считался малозначительным языком. Мне не доверяли – и не без причин. Орхан, как вы правильно угадали, охранник. Он за мной следит. – Жюль Верн Дюран повернулся к Арсибальту. – Вы меня разоблачили. Я не слишком удивлён, но всё же хотел бы узнать – как?
Арсибальт взглянул на меня.
Я сказал:
– Вчера я попробовал вашу пищу. Она прошла через мой пищеварительный тракт, не изменившись.
– Конечно, ведь ваши ферменты на неё не действуют, – сказал Жюль Верн Дюран. – Примите моё восхищение.
Игнета Фораль настолько пришла в себя, что смогла наконец вступить в разговор:
– От имени верховного совета приветствую вас и приношу извинение за то, как обошлись с вами наши юные…
– Хватит. Это то, что вы называете прехнёй. Некогда, – сказал латерранец. – Миссия, порученная мне командованием военной разведки оси Урнуд – Тро, – выяснить, правдивы ли легенды об инкантерах и риторах. Ось Урнуд – Тро, которую они, на своём языке, называют Основанием, очень этого боится; обдумывается возможность упреждающего удара. Отсюда мой вчерашний вопрос, невежливость которого я полностью осознаю.
– Как вы попали сюда? – спросил Пафлагон.
– Десантный рейд на концент матарритов. Мы умеем спускать маленькие капсулы, которые не засекаются вашими датчиками. В капсуле были солдаты и несколько гражданских специалистов вроде меня. Солдаты захватили концент. Настоящие матарриты там, они целы, но лишены связи.
– Это крайне агрессивная мера! – возмутилась Игнета Фораль.
– Так справедливо представляется вам, не привыкшим к встречам между разными версиями мира в разных космосах. Но Основание за сотни лет привыкло действовать силой. Когда наши исследователи узнали о матарритах, кто-то заметил, что их одеяния позволят нам замаскированными проникнуть на конвокс. Довольно скоро поступил приказ действовать.
– Как вы путешествуете между космосами? – спросил Пафлагон.
– Времени мало, – сказал Жюль Верн Дюран, – а я не теор. – Он повернулся к сууре Мойре. – Вам, должно быть, известен некий способ думать о гравитации, вероятно, появившийся примерно во времена Предвестий и называемый у нас общей теорией относительности. Он исходит из посылки, что масса-энергия искривляет пространство…
– Геометродинамика! – сказала суура Мойра.
– Если решать уравнения геометродинамики для случая вращающейся вселенной, можно показать, что космический корабль, летя достаточно быстро и достаточно далеко…
– Будет двигаться назад во времени, – закончил Пафлагон. – Да. Это решение нам известно. Впрочем, мы всегда считали его не более чем курьёзом.
– У нас на Латерр его получил наш светитель по имени Гёдель: друг светителя, открывшего геометродинамику. Они были, так сказать, фраа в одном матике. Для нас это решение тоже было скорее курьёзом, хотя бы потому, что сперва неизвестно было, вращается ли наш космос…
– А если не вращается, то решение бесполезно, – сказал Пафлагон.
– В том же институте придумали корабль на атомных бомбах, позволяющий проверить эту теорию.
– Ясно, – сказал Пафлагон. – Значит, Латерр построила такой корабль и…
– Нет, нет! Мы так его и не построили!
– Как и мы, хотя у нас были те же идеи, – вставил Лио.
– Но на Урнуде всё было иначе, – продолжал Жюль Верн Дюран. – У них была геометродинамика. Было решение для вращающейся вселенной. Были космографические свидетельства, что их космос и впрямь вращается. И они придумали корабль на атомных бомбах. Но они и впрямь построили несколько таких кораблей. Их вынудила к этому разрушительная война между двумя блоками наций. Она перекинулась в космос; вся Солнечная система стала театром военных действий. Последний и самый большой из кораблей звался «Дабан Урнуд», что значит «Второй Урнуд». Он должен был доставить колонистов в ближайшую звёздную систему всего в четверти светового года от Урнуда. Однако на борту произошёл мятеж. Власть захватили люди, понимавшие теорику, о которой я говорил. Они решили взять новый курс: тот, который приведёт их в прошлое Урнуда, где новое командование корабля надеялось изменить решения, положившие начало войне. Но оказались они не в прошлом Урнуда, а в другом космосе, на орбите планеты, очень напоминающей Урнуд…
– Тро, – сказал Арсибальт.
– Да. Так Вселенная защищает себя – не позволяет нарушить причинные связи. Если вы пытаетесь сделать что-то, что даст вам возможность нарушить законы причины и следствия – вернуться в прошлое и убить своего дедушку…
– Вас просто выбрасывает в другую, отдельную причинно-следственную область? Потрясающе! – воскликнул Лодогир.
Латерранец кивнул.
– Вы перескакиваете в совершенно иное повествование, – сказал он, косясь на фраа Джада, – и причинность сохраняется.
– И, сдаётся, сейчас у них это вошло в привычку! – заметил Лодогир.
Жюль Верн Дюран задумался.
– Вы сказали «сейчас», как будто это произошло быстро и легко, но на самом деле между Первым пришествием, когда урнудцы открыли Тро, и Четвёртым, в котором мы все с вами живём, – лежит целая историческая эпоха. Первое пришествие длилось полтора века и оставило Тро в руинах.
– О небо! – воскликнул Лодогир. – Урнудцы и впрямь так ужасны?
– Не совсем. Но это была их первая попытка. Ни урнудцы, ни троанцы не дошли до такого глубокого понимания поликосмизма, как вы. Всё изумляло и потому внушало страх. Урнудцы слишком поспешно ввязались в троанскую политику. Результаты были катастрофические – большей частью по вине самих троанцев. Со временем «Дабан Урнуд» перестроили, чтобы на нём могли жить обе расы, и он отправился во второе межкосмическое путешествие. На Латерр он прибыл через пятьдесят лет после смерти Гёделя.
– Простите, но почему корабль пришлось так сильно перестраивать? – спросила Игнета Фораль.
– Отчасти по причине износа, – сказал Жюль Верн Дюран, – но главным образом – из-за еды. Каждая раса должна сама обеспечивать себя пищей – почему, ясно из опыта, поставленного фраа Эразмасом. – Он сделал паузу и оглядел мессал. – Теперь моя участь – умереть от голода среди изобилия, если ваши дипломаты не убедят командование «Дабан Урнуда» прислать еду, которую я могу переварить.
Трис (она вернулась в начале разговора) с возгласом: «Мы постараемся спасти оставшиеся латерранские припасы!» – выбежала на кухню.
Игнета Фораль сказала:
– Это будет первой темой любых наших дальнейших переговоров с Основанием.
– Спасибо, – ответил латерранец, – ибо для человека моего происхождения не может быть ничего унизительнее голодной смерти.
– Что случилось во Второе пришествие – на Латерр? – спросила суура Мойра.
– Я опущу подробности. Всё было не так плохо, как на Тро. Но в каждом космосе, который они посещают, случаются социальные катаклизмы. Пришествие длится от двадцати до двухсот лет. С вашей помощью или без неё, «Дабан Урнуд» будет полностью перестроен. Ни ваше общественное устройство, ни ваша религия в нынешнем виде не устоят. Будут войны. Когда корабль полетит в новое повествование, часть ваших соотечественников отправится на нём.
– Так, если я правильно понимаю, вы и покинули Латерр? – спросил Лодогир.
– О нет, не я. Мой прадед, – ответил гость. – Моя семья пережила путешествие на Фтос и Третье пришествие. Я родился на Фтосе. Здесь, вероятно, произойдёт нечто похожее.
– Если только, – сказала Игнета Фораль, – против нас не используют Сжигатель планет.
Я ещё только учился читать мимику латерранца, но почти не сомневался, что лицо Жюля Верна Дюрана исказил ужас.
– Это чудовищное оружие изобрели на Урнуде в пору великой войны, хотя, должен сознаться, у нас были сходные планы.
– У нас тоже, – сказала Мойра.
– Понимаете, в сознании каждого урнудца глубоко укоренено подозрение, что с каждым пришествием они попадают в более идеальный мир – более близкий к тому, что вы называете Гилеиным теорическим миром. Некогда пересказывать детали, но мне самому часто думалось, что Урнуд и Тро – менее совершенная версия Латерр, а Фтос для нас то же самое, что мы для Тро. Теперь мы попали в следующий мир, и Основание страшится, что жители Арба обладают качествами и способностями для нас не просто недоступными, но и непостижимыми. Оно крайне чутко относится ко всему, что представляется такими качествами…
– Отсюда высадка десанта и смелая военная хитрость, чтобы разузнать про инкантеров, – сказал Лодогир.
– И риторов, – напомнил ему Пафлагон.
Мойра рассмеялась:
– Снова политика Третьего разорения! Только бесконечно более опасная.
– И ваша… наша беда, что их не разубедить никакими силами, – сказал Жюль Верн Дюран.
– Быстро: Атамант и медная чаша? – спросил Лодогир.
– Был такой латерранский философ Эдмунд Гуссерль; он держал у себя на столе медную пепельницу, о которой упоминает в своём трактате, – сказал латерранец. Если я правильно прочёл выражение его лица, он немного смутился. – Я сильно приукрасил историю. Рассказ об исчезнувшей царапине, разумеется, придуман от начала до конца, чтобы вытянуть из вас, существуют ли на Арбе люди с такими же способностями.