ти корабля, где царит невесомость, поэтому там нельзя пройти ста шагов, не наткнувшись на ящик с респираторами, жаропрочными костюмами и огнетушителями.
Свободного времени всё равно оставалось много. На третий день я подключился к Джезри и рассказал всё, что знаю о Всеобщих уничтожителях. Джезри слушал внимательно, как в калькории, и почти не перебивал. По его лицу на экране я видел, что он напряжённо думает: убеждает себя, что это правдоподобно. Он отлично понимал, что нам сказали не всё – иначе миссия была бы абсолютно бессмысленной. Я дал ему пищу для размышлений. Пока он всё не обмозгует – не додумается до чего-то неочевидного, – сказать ему будет нечего.
Текстовые сообщения от ячейки номер 87 просачивались по каналу и появлялись у меня на экране. Первые были рутинные. Потом – всё более обескураживающие.
Тулия: «Разреши наш спор… не могли бы вы пересчитаться по головам?»
Я выстучал: «Ты спрашиваешь, сколько из нас живы?» и отправил сообщение. Только поразмышляв над вопросом несколько минут, я сообразил, что не дал на него ответа. Но к тому времени мы уже потеряли контакт с поверхностью.
Я созвал совещание. Мы все подключились к общему проводу.
– Моя ячейка поддержки не знает, сколько из нас живы, – объявил я.
– Моя тоже, – тут же отозвался Джезри. – Утверждает, будто несколько часов назад я послал сообщение, подразумевающее, что мы потеряли двоих.
– А ты его посылал?
– Нет.
– Моя ячейка поддержки уже давно не шлёт мне сообщений, – сказала суура Эзма, – поскольку уверена, что я погибла при запуске.
– Может быть, что-то не так с Рассредоточением? – предположил я. – Ячейки должны общаться друг с другом по авосети, верно? Сопоставлять данные?
Мы поглядели на Самманна. Поскольку непосредственно лиц было не видно, у нас выработалась привычка поворачиваться к собеседнику, показывая, что его внимательно слушают. Итак, девять скафандров повернулись к Самманну. Фраа Джад, по всей видимости, утратил интерес к разговору. Он выдернул свой коннектор и переместился в другую часть подзеркального каркаса. Но поскольку он с самого взлёта произнёс от силы несколько слов, мы не обращали на него внимания. Я даже гадал, всё ли у него в порядке с головой.
– Что-то не так, – признал Самманн.
– Геометры нашли способ заглушить авосеть? – спросил Оза.
– Нет. Авоська – по крайней мере физически – исправна. Но есть низкоуровневый сбой в динамике репутонового пространства.
– Когда вы, ита, называете что-то «низкоуровневым», вы хотите сказать, что это нечто действительно существенное, верно?
– Да.
– Ты можешь подробнее объяснить, что это для нас означает? – попросил Лио.
– Вскоре после своего создания – тысячелетия назад – авосеть стала практически бесполезна из-за того, что её забила неточная, устаревшая или лживая информация.
– Ты как-то назвал это мусором, – сказал я.
– Да. Технический термин. Итак, большое значение приобрели фильтры от мусора. Возникли компании, зарабатывающие на таких фильтрах. Некоторые коммерсанты придумали ловкий способ увеличить свои доходы: они отравили колодец. Начали нарочно замусоривать авосеть, вынуждая людей покупать их программы. Создали системы, чьей единственной целью было запускать в авосеть мусор. Причём хороший мусор.
– Что значит «хороший мусор»? – спросил Арсибальт тоном вежливого недоумения.
– Ну, «плохой мусор» – это, например, неформатированный документ из случайных букв. «Хороший мусор» – прекрасно отформатированный, грамотно написанный документ, содержащий сто правильных, проверяемых предложений и одно слегка неверное. Генерировать хороший мусор куда труднее. Сперва для этого нанимали людей. Они по большей части брали готовые документы и вносили ошибки: скажем, заменяли одно имя на другое. Но настоящий размах это дело приняло, лишь когда им заинтересовались военные.
– Ты хочешь сказать, как тактикой вброса дезинформации во вражеские сетки? – вставил Оза. – Я об этом знаю. Ты говоришь о программах искусственной бессмыслицы середины первого тысячелетия от РК.
– Верно! – ответил Самманн. – Для целей, о которых говорил Оза, были выстроены невероятно сложные и мощные генераторы искусственной бессмыслицы. Никто и глазом не успел моргнуть, как праксис просочился в коммерческий сектор и распространился по жизнестойким экосистемам бесхозных ботнетов. Неважно. Суть в том, что наступили своего рода Тёмные века авосети, продолжавшиеся, пока мои предшественники-ита не нашли методы борьбы с этим явлением.
– Итак, в жизнестойких экосистемах бесхозных ботнетов по-прежнему действуют генераторы искусственной бессмыслицы? – спросил Арсибальт заворожённым тоном.
– К началу второго тысячелетия ЖЭББ эволюционировали в нечто совсем иное, – пренебрежительно бросил Самманн.
– Во что? – спросил Джезри.
– Никто точно не знает, – ответил Самманн. – Мы можем лишь строить догадки, исходя из того, что происходит, когда они находят способ физически себя проявить, а это, по счастью, случается не очень часто. Однако мы отклонились от темы. Искусственная бессмыслица по-прежнему существует. Ита, выведшие авосеть из Тёмных веков, могли победить это явление только путём ассимиляции. Суть, если опустить подробности, в том, что на каждый законный документ, движущийся по авосети, приходятся сотни или тысячи искажённых версий, которые мы называем богонами.
– Можно быть уверенным в надёжности обороны, лишь если подвергаешься непрестанным атакам, – сказал Оза. Любой идиот понял бы, что он цитирует старый долистский афоризм.
– Да, – сказал Самманн, – и система работает настолько хорошо, что бо́льшую часть времени пользователи авосети даже не знают о проблемах. Примерно как вы не знаете о миллионах бактерий и вирусов, круглые сутки безуспешно атакующих ваш организм. Однако последние события и нагрузка, связанная с Рассредоточением, видимо, вызвали низкоуровневый сбой, о котором я говорил.
– В практическом смысле для нас отсюда следует, что?.. – спросил Лио.
– Наши наземные ячейки не могут отличить законные сообщения от богонов. А сообщения на наших экранах тоже могут быть богонами.
– И всё потому, что в каком-то синапе изменены несколько битов, – сказал Джезри.
– Всё несколько сложнее, чем получается по твоим словам, – возразил Самманн.
– Но Джезри ведёт к тому, – сказал я, – что некоторое количество логических элементов или ячеек памяти находится в неправильном, или, по крайней мере, неоднозначном состоянии, и это в конечном счёте приводит к неоднозначности получаемых нами сообщений.
– Наверное, можно сформулировать и так, – ответил Самманн. Я не мог видеть, но точно знал, что сейчас он пожимает плечами. – Главное, скоро всё выправится, и мы начнём получать нормальные сообщения.
– Нет, – сказал фраа Грато.
– Почему? – спросил Лио.
– Смотрите. – Фраа Грато указал рукой. Мы повернулись в ту сторону и увидели, что фраа Джад методично долбит отвёрткой по металлической коробочке – нашей единственной связи с Арбом. Когда от коробочки отваливался кусок, фраа Джад ловил его скелекистью, чтобы он не вылетел из-под холодного чёрного зеркала и не создал радарного эха.
Покончив с коробочкой, он подплыл к нам и подключился. Лио был спокоен и ждал, что скажет Джад.
Тот сказал:
– Утечка толкает к выбору, что всякий раз оказывается не на пользу.
Отлично. Значит, мы, фигурально выражаясь, заперты в комнате с невменяемым чародеем. Ситуация несколько прояснилась. Мы какое-то время молчали, понимая, что бессмысленно требовать объяснений. По экрану Джезри я видел, что он смотрит на меня, и угадал его мысль: «Теперь мы знаем, как поступают инкантеры: вот так».
Тишину нарушил Самманн.
– Очень странно, – произнёс он неожиданно проникновенным голосом, – но я всё собирался с духом сам это сделать.
– Что? Сломать передатчик? – спросил Лио.
– Да. Несколько часов назад мне приснилось, что я его сломал. Мне сразу полегчало. Я был очень удивлён, когда проснулся и увидел, что он цел.
– А почему ты хотел его сломать? – спросил Арсибальт.
– Я изучал его привычки. На каждом витке он оказывается на линии видимости с наземной станцией и устанавливает с ней связь. Затем опорожняет буфер – очищает очередь.
Дальше Самманн разъяснил итовские термины на орте. Очередь – всё равно что стопка листьев с написанными сообщениями, которые при первой возможности передаются на Арб. Элементы пересылаются последовательно, как люди в магазине обслуживаются в порядке очереди.
– И элемент очереди – это, например, моё текстовое сообщение ячейке поддержки?
– Сколько ты их написал? – спросил Самманн.
– Может, пять.
– Лио?
– Ближе к десяти.
– Оза?
Самманн опросил всех. Никто не написал больше десятка сообщений.
– Число элементов в очереди сейчас больше четырнадцати тысяч, – объявил Самманн.
– Что в них? – спросил Лио. – Ты можешь прочесть?
– Нет. Они зашифрованы, и никто не счёл нужным снабдить меня ключом. По большей части элементы маленькие. Вероятно, текстовые сообщения, биомедицинские данные и сопутствующие богоны. Однако некоторые в тысячи раз больше. Поскольку я один тут в таком разбираюсь, скажу то, что было бы очевидно любому ита: большие элементы – это, скорее всего, записанные аудио- либо видеофайлы.
Я мог придумать кучу объяснений, но Арсибальт с ходу назвал самое драматическое и, как я вынужден был признать, наиболее вероятное:
– Слежка!
– В свободные минуты, которых у меня предостаточно, я наблюдал за очередью. Большие файлы довольно интересно себя ведут. Например, у них приоритет перед маленькими. Как только такой файл создаётся, система перемещает его в начало очереди. И ещё: создание этих файлов совпадает с началом и завершением разговоров. Например, я видел, как некоторое время назад, между 1015 и 1030, Эразмас разговаривал с Джезри. В следующий раз, как Джезри подключился к сетке, то есть всего пятнадцать минут назад, в очереди появился большой файл и тут же передвинулся в начало. Время создания: 1017. Последнее изменение: 1030.