Мне сразу расхотелось есть, и не только потому, что я насытился.
Все остальные думали примерно о том же, поэтому разговор не блистал живостью. Точнее, никакого разговора не было. Тишина стала заметной. Я пытался вообразить, что подумал бы об этом слепой гость, потому что акустическая среда тут была отчётливо необычной. Воздух почти не двигался. Каждый орб согревался и охлаждался по своему суточному графику, так что воздух, сжимаясь и расширяясь, гулял между порталами, создавая лёгкий ветерок. Однако настоящего ветра, чтобы поднять волны или хотя бы сдуть лист со стола, здесь не было. Звуки распространялись далеко и странно отражались от потолка. Мы слышали, как кто-то репетирует на смычковом инструменте трудный пассаж, как спорят между собой дети и смеются женщины, как работает какой-то пневматический инструмент. Воздух казался плотным, пространство – замкнутым, давящим. А может, мне правда не стоило так много и быстро есть.
– Четвёртый орб – урнудский, – заметил Лио, выводя нас из забытья.
– Да, – мрачно ответил Жюль, – и все вы будете там.
Ничего личного, но я бы хотел, чтобы ходячие бомбы как можно скорее убрались из моего орба…
– Это урнудский орб с самым большим номером, – проговорил Арсибальт, – следовательно, если я правильно понимаю, он ближе всего к корме, самый жилой и…
– Самый низкий в иерархии, да, – подсказал Жюль. – Самый старый, самый важный, самый начальственный – Первый.
Уж если взрывать, то его.
– А мы туда попадём? – спросил Лио. Будет ли у нас возможность его взорвать?
– Не думаю, – ответил Жюль. – Тамошние обитатели – очень своеобразная публика. Они почти ни с кем не общаются.
Мы переглянулись.
– Да, – сказал Жюль. – Они немного похожи на ваших тысячелетников.
– Сравнение оправданно, – заметил Арсибальт, – ведь их путешествие длилось тысячу лет.
– Тогда вдвойне горестно, что фраа Джад туда не попал, – сказал я. – В Первый орб он бы прямиком и направился – если бы в том повествовании, в котором он досюда добрался, кто-нибудь вроде меня открывал ему двери.
– И что, по-твоему, он бы там сделал? – живо поинтересовался Джезри.
– Зависит от того, как бы его там встретили, – ответил я. – Если бы всё пошло совсем плохо, мы бы погибли, и наши сознания больше не отслеживали бы это повествование.
Самманн снова оборвал нас покашливанием.
– И долго нам добираться до Четвёртого орба? – спросил Джезри. Он один сохранил дар речи; Лио и Арсибальт только ошалело хлопали глазами.
– Надо выходить, – ответил Жюль. – Первые представители Арба уже там.
Всеобщие уничтожители уже в Четвёртом орбе – с этим ничего не поделаешь.
Мы принялись собирать остатки еды в корзины.
– Много ли здесь переводчиков с ортского? – спросил Арсибальт. Сможем ли мы ещё поболтать?
– Моего уровня – только я, – ответил Жюль.
Я буду очень занят, это наша последняя возможность поговорить.
– Кто составляет Арбскую делегацию? – спросил Лио. Чей палец лежит на кнопке Всеобщего уничтожителя?
– Довольно забавный винегрет, если вас интересует моё мнение. Главы скиний. Деятели культуры. Промышленные воротилы. Филантропы вроде Магната Фораля. Инаки. Ита. Обычные граждане – в том числе парочка ваших хороших знакомых.
Последняя фраза была обращена ко мне.
– Ты шутишь! – воскликнул я, на время совершенно забыв про мрачный подтекст. – Корд и Юл?
Жюль кивнул.
– Благодаря спилю, который ты, Самманн, запустил в авосеть, множество людей видело их действия во время Посещения Орифены. Юла и Корд отправили сюда как представителей народа.
Политики на них делают себе популярность.
– Ясно, – сказал Лио. – А кроме поп-идолов и шаманов, есть ли здесь реальные представители мирской власти?
– Четверо военных, мне они показались людьми приличными. (Эти кнопку не нажмут.) Десять человек от правительства, в том числе наша старая знакомая госпожа секретарь.
– Этим Форалям, как я посмотрю, на месте не сидится, – не сдержался я. Самманн предостерегающе поднял бровь. Жюль продолжал сыпать фамилиями и званиями представителей мирской власти, всячески подчёркивая, что некоторые из них – рядовые порученцы.
– …и, наконец, наш старый знакомый Эмман Белдо, который, думается мне, не так прост, как может показаться на первый взгляд.
Кнопка у него.
Какой бы праксис ни использовался в детонаторе, это явно что-то совсем новое, возможно, даже экспериментальное. Чтобы управляться с таким устройством, нужен грамотный специалист вроде Эммана Белдо. А право отдать приказ наверняка у самого высокопоставленного бонзы в делегации. Не у Игнеты Фораль. Я ничуть не сомневался, что она тут по делам Преемства. Каковы бы ни были её официальное звание и функции, они с двоюродным братцем – или кем уж он там ей приходится – прибыли сюда не для того, чтобы выполнять капризы того из бонз, который на данный момент взял верх в нескончаемой мышиной возне у кормушки мирской власти.
Знает ли Фораль про фраа Джада? Не сообща ли они действовали? Не составили ли они совместный план во время нашего пребывания в Эльхазге?
Вопросов было столько, что мой мозг отключился, и в следующие полчаса я только вбирал впечатления. Я превратился в спилекаптор мастера Флека: одно зрение и никакого разума. Мои глазалмаз, антидрожь и диназум тупо наблюдали и фиксировали наш исход из больницы. Бюрократическая писанина, по-видимому, была одним из протесовых аттракторов, общих и неизменных во всех космосах. Нас передали взводу из пяти троанцев с трубками в носу, экипированных так же, как те вояки, которые атаковали нас с фраа Джадом в моём сне, галлюцинации или альтернативном поликосмическом воплощении. Лио пожирал глазами их вооружение, состоявшее из дубинок, аэрозольных баллончиков и электрических разрядников, – очевидно, в герметичной обстановке высокоэнергетичные метательные снаряды не одобрялись. Троанцы, в свою очередь, бесцеремонно разглядывали нас, особенно Лио, – они заранее выяснили, кто есть кто, и на него перешла часть мистического ореола долистов.
Двое военных и Жюль двинулись впереди, трое солдат замыкали шествие. Мы вошли в чей-то сад, и я, заглянув в открытое окно на расстоянии вытянутой руки, увидел латерранца, моющего посуду. Тот сделал вид, будто меня не заметил. Из сада мы попали на школьный двор. Дети бросили играть и смотрели, как мы идём. Некоторые здоровались. Мы улыбались, кивали, отвечали на приветствия. Пока всё шло гладко. Дальше наш путь лежал через крышу, на которой две женщины высаживали рассаду, и так далее. Город экономил место, улиц не было, дорожки пролегали по крышам и террасам плавучих домов. Все могли ходить везде, и этикет требовал друг друга не замечать. Тяжёлые грузы перевозили на узких, низко сидящих гондолах, маневрирующих по полоскам воды. С больничной крыши мы каналов не видели, потому что над ними были перекинуты заплетённые лозами беседки, так что сверху они представали ветвящейся сетью тёмно-зелёных артерий и капилляров города на воде.
Через несколько минут мы дошли до лодки, от которой начиналась кресельная канатная дорога, и попарно взмыли к «небесам»: рядом с каждым арбцем садился троанец. Наконец все собрались у портала, соединяющего Десятый и Одиннадцатый орбы. Здесь дул сильный ветер; он резал глаза и хлопал нашими стлами.
Дожидаясь тех, кто ехал после меня, я стоял в портале и разглядывал театральную машинерию за голубым задником искусственного неба: пучки оптоволокна, по которым поступал свет. Солнце было яркое, но холодное – инфракрасная составляющая отфильтровывалась. Грело не солнце, а само небо, от которого шло слабое тепло, как от очень низкотемпературного отопительного котла. Здесь оно ощущалось сильнее, чем внизу, и если бы не ветер, мы бы запарились.
Другая канатная дорога доставила нас в плавучий город Одиннадцатого орба; пройдя через него, мы точно так же поднялись в Двенадцатый. Дальше хода не было: мы добрались до последнего вагона. Однако «наверх» вдоль стены шла труба с перекладинами внутри, по которой мы поднялись к самой «высокой» точке неба – зениту. Здесь, ближе к Стержню, гравитация была заметно слабее. Мы задержались на кольцевой площадке под порталом, которая до последней заклёпки повторяла площадку в Первом орбе, где застрелили фраа Джада. Я огляделся, увидел детали, которые отчётливо «помнил», и даже, чтобы сопоставить ощущения, присел на поручень, очень похожий на тот, через который меня «тогда» перебросило.
Жюль назвал своё имя перед спиль-терминалом и сообщил цель нашего прихода на незнакомом мне языке. Я предположил, что это урнудский. Главный из троанцев добавил от себя несколько отрывистых хриплых фраз. Мы тем временем разглядывали шаровой клапан, который по ощущению находился прямо над нашими головами. Для меня в нём не было решительно ничего нового. Во всём узнавался громоздкий праксический стиль – назовём его «Тяжёлый урнудский межкосмический внеатмосферный бункер», – характерный для наружной стороны корабля и Стержня, но счастливо отсутствующий в орбах.
Сегодня исполинское стальное око для нас не открылось. Вместо него нам предстояло лезть в круглый дистанционно управляемый люк, куда как раз мог протиснуться Арсибальт или троанский солдат в тяжёлой экипировке. Люк распахнулся, и мы встали перед ним в очередь.
– Средство устрашения, – фыркнул Джезри, кивая на колоссальный шаровой клапан. Я знал этот тон: Джезри досадовал, что не с ходу разгадал простую загадку. Наверное, у меня стало удивлённое лицо, потому что он продолжил: – Ну, подумай. Зачем праксисту ставить здесь шаровой клапан, а не какой-нибудь другой?
– Шаровой клапан работает даже при большом перепаде давлений, так что командование может эвакуировать Стержень, разгерметизировать его, а потом открыть клапан и уничтожить целый орб. Ты об этом?
Джезри кивнул.
– Фраа Джезри, твоё объяснение необоснованно цинично, – заметил слушавший нас Арсибальт.