– Да. Спасибо. Что правда, то правда, – ответил я. – Она для меня всё.
– Ты ей это сказал?
– Ага. Вообще-то, сказать ей – не проблема. Насчёт «сказать» смело можешь на меня положиться.
– Вот и отлично.
– Проблема во всех остальных обстоятельствах.
– Да, обстоятельства занятные!
– Прости, что я тебя в это втянул. Я не хотел.
– Мало ли кто чего хотел, – сказала она. – Знаешь, братец, даже если бы я погибла, то не зазря.
– Да как ты можешь так говорить, Корд…
Она помотала головой и приложила палец к моим губам.
– Нет. Хватит. Мы это не обсуждаем.
Я взял её руку в свои и задержал на мгновение.
– Ладно. Это твоя жизнь. Я молчу.
– Не просто молчи. Верь.
– Эй! – произнёс грубый голос. – Кто тут смеет хватать за руки мою девушку?
– Привет, Юл, что поделывал после Экбы?
– Время промелькнуло мигом. – Юл подошёл и встал позади Корд, которая привычно на него откинулась. – Мы бесплатно катались на воздухолётах. Посмотрели мир. Отвечали на вопросы. На третий день я установил правило: сказал, что не отвечаю на вопросы, на которые уже ответил. Они сперва злились, потому что для этого им самим надо было разобраться. Но в итоге так вышло лучше для всех. Нас поселили в столичной гостинице.
– В настоящей гостинице, – уточнила Корд на случай, если до меня не дошло. – Не в казино.
– Иногда мы по несколько дней бывали никому не нужны, – продолжал Юл. – Потом нас вдруг спешно вызывали, и мы по три часа кряду силились вспомнить, были кнопки на пульте управления круглые или квадратные.
– Нас даже гипнотизировали, – добавила Корд.
– Потом кто-то продал нас журналюгам, – мрачно сообщил Юл, косясь на молодого человека со спилекаптором. – Даже и рассказывать не хочется.
– Затем нас дня на два переселили в какое-то место неподалёку от Тредегара, – сказала Корд.
– А после того как взорвали стену, рассредоточили на старую ракетную базу в пустыню, – подхватил Юл. – Мне понравилось. Никаких репортёров. Гуляй сколько влезет. – Он беспомощно вздохнул. – Теперь мы здесь. Тут не разгуляешься.
– Вам что-нибудь давали перед посадкой в космический аппарат?
– Вроде большой таблетки? – спросил Юл. – Вот такой?
Он протянул руку. На ладони лежал Всеобщий уничтожитель.
Я быстро накрыл её своей и сделал вид, будто мы обменялись рукопожатиями. Юл взглянул удивлённо. Я убрал руку, но теперь Всеобщий уничтожитель был у меня в кулаке.
– Мою хочешь? – спросила Корд. – Нам сказали, это чтобы отслеживать перемещения. Для нашей безопасности. Но я не люблю, когда за мной следят, и…
– Если бы ты хотела безопасности, ты бы сюда не отправилась, – закончил я.
– Вот именно. – Она вручила мне свою таблетку, уже не так заметно, как Юл.
– Что это на самом деле? – спросил он. Я уже придумывал какую-то ложь, но случайно поднял глаза и увидел взгляд Юла, явственно говоривший: «Только не смей врать».
– Бомба, – произнёс я одними губами. Юл кивнул и посмотрел в сторону. У Корд стало такое лицо, будто её сейчас стошнит. Я сунул таблетки в складку стлы и сказал, что отойду, потому что из надувного дома вышел Эмман Белдо в сопровождении ещё одного арбца – судя по характеру движений, нижестоящего. Я вытащил из уха каплю и отбросил в сторону. Эмман увидел, что я к нему иду, и велел спутнику проваливать. Мы встретились на краю пруда.
– Секундочку, – были первые слова Эммана. На шее у него висело какое-то электронное устройство. Эмман включил его, и устройство заговорило, выдавая произвольные слоги и фрагменты ортских слов. Впечатление было такое, будто речь Эммана и ещё нескольких человек записали, а потом пропустили через мясорубку.
– Что это такое? – спросил я, и ещё до конца фразы мой голос тоже включился в словесный фарш. – А, ясно, антиподслушиватель. Чтобы мы могли говорить свободно.
Эмман не подтвердил и не опроверг мои слова, только взглянул на меня с интересом.
– А ты изменился, – заметил он, стараясь говорить чётко, чтобы его речь выделялась в потоке галиматьи, которой обменивались Эмман-генератор с Эразмас-генератором.
Я отогнул складку стлы и показал то, что получил от Юла и Корд.
– В каком случае, – спросил я, – ты планируешь их включить?
– В том случае, если получу соответствующий приказ. – Эмман покосился на пузырь.
– Ты понимаешь, о чём я.
– Это, безусловно, крайнее средство, – сказал Эмман. – Его пустят в ход, только если дипломатия не сработает и нас соберутся убить или взять в заложники.
– Мне просто интересно, насколько бонзы компетентны выносить такие суждения.
– Я знаю, ты не любитель следить за мирской политикой, – сказал Эмман, – но она заметно улучшилась с тех пор, как наши любезные хозяева выбросили небесного эмиссара в шлюз. А особенно после того, как Рассредоточение стало всерьёз на неё влиять.
– Ну, про это мне ничего не известно, – заметил я. – Последние две недели я был занят другим.
Эмман фыркнул.
– Да, верно! Кстати, вы молодцы.
– Спасибо. Когда-нибудь я расскажу тебе в красках. А пока в двух словах: каким образом Рассредоточение стало влиять на мирскую власть?
– Собственно, никого и не пришлось убеждать. Всё было и так очевидно.
– Что очевидно?
Эмман глубоко вдохнул и выдохнул.
– Подумай. Тридцать семь столетий назад инаков загнали в матики из-за страха перед их способностью изменять мир с помощью праксиса. – Он кивнул на складку стлы, под которой я спрятал Всеобщие уничтожители. – Из-за таких вот штучек, думаю. Праксис замер или по крайней мере замедлился до темпов, при которых перемены понятны, оценимы, контролируемы. Всех это устраивало, пока не появились они. – Эмман поднял голову и огляделся. – Выяснилось, что мы проиграли гонку вооружений космосам, не ставившим преград своим инакам. И что дальше? Когда Арб решил дать хоть какой-нибудь отпор, кто нанёс удар? Военные? Мирская власть? Нет. Ваш брат в стле и хорде. Так что Рассредоточение набрало порядочно очков просто тем, что мало говорило и много делало. Отсюда концепция двух магистериев, то есть…
– Я слышал.
Мы некоторое время молча смотрели через овальный пруд на другой берег, где процессии урнудских и троанских чиновников выходили из павильонов на берег. Говорилка у Эммана на шее, впрочем, не умолкала.
– Значит, таково наше теперешнее повествование? – спросил я.
Эмман глянул настороженно.
– Наверное, можно думать об этом в таких терминах.
– Ладно, – сказал я. – Если всё пойдёт наперекосяк и какой-то бонза прикажет тебе включить ВУ, ведь правда будет обидно, если окажется, что вы с бонзой спутали повествование?
– В каком смысле? – резко спросил Эмман.
– Да, тридцать семь веков назад нас загнали в матики. Но у нас осталась возможность заниматься новоматерией. В результате мы получили Первое разорение. Отлично. Никакой новоматерии, за редкими разрешёнными исключениями: заводами, где её производят под руководством призываемых по мере надобности инаков. Время идёт. Нам по-прежнему разрешены манипуляции с генетическими цепочками. Результаты пугают. Второе разорение. Больше никакой цепочкописи, никаких синапов в концентах, за редкими разрешёнными исключениями: ита, часы, страничные деревья, библиотечный виноград и, возможно, лаборатории в экстрамуросе, где работают призванные инаки или обученные в концентах праксисты вроде тебя. Отлично. Теперь уже всё под контролем, верно? Без синапов, без инструментов, с одними граблями и тяпками, под надзором инквизиторов инаки уже ничего не сделают. Мирская власть окончательно с нами справилась. А через две с половиной тысячи лет выясняется, что умные люди, запертые на скале, где им нечем себя занять, кроме раздумий, могут создать праксис, не требующий инструментов и потому ещё более пугающий. Отсюда Третье разорение, самое страшное, самое жестокое из всех. Через семьдесят лет матический мир восстанавливается. И здесь можно задать себе очевидный вопрос…
– Что осталось? Какие разрешённые исключения? – закончил Эмман.
Некоторое время мы оба молчали, слушая вздор из говорилки. Каждый ждал, что другой закончит мысль. Я надеялся, что Эмман знает ответ и поделится им со мной, но, судя по его лицу, надеялся я зря.
Итак, мне предстояло самому довести до конца логическую цепочку. По счастью, как раз в этот момент на берег вышли Игнета и Магнат Фораль, поскольку очевидно было, что сейчас начнётся торжественная часть. Я поглядел на них. Эмман Белдо проследил мой взгляд.
– Они, – сказал он.
– Они, – подтвердил я.
– Преемство?
– Не совсем в точности Преемство, поскольку оно начинается со дней Метекоранеса. Скорее некая его мирская инкарнация, созданная примерно во время Третьего разорения. Связанная с матическим миром самыми разнообразными узами. Владеющая Экбой, Эльхазгом и не только ими.
– Может быть, так это представляется тебе, – сказал Эмман, – но уверяю, бо́льшая часть тех, кого ты называешь бонзами, слыхом не слыхивала об этой организации. Для них она ничто – не обладает ни малейшим влиянием. Магнат Фораль – если это имя вообще что-нибудь им говорит – для них старый аристократ-коллекционер.
– Но так и должно было случиться, – сказал я. – Организация возникла после Третьего разорения. Минут десять она была известна и влиятельна, но после войн, революций и Тёмных веков её забыли. Она стала такой, как сейчас.
– И какая же она сейчас? – спросил Эмман.
– Я всё ещё пытаюсь понять. Но суть, кажется, в том…
– Что это выше нашего мирского разумения? – подсказал Эмман. – Говори. Я готов с этим согласиться.
– Но готов ли ты согласиться с практическими следствиями? – спросил я. – То есть…
– Если я получу приказ… – Он стрельнул глазами в сторону складки, под которой я спрятал Всеобщие уничтожители, – его не следует исполнять, потому что он отдан бестолковым мирянином, не понимающим, куда движется повествование?
– Именно, – сказал я и заметил, что Эмман пальцем гладит свою жужулу. В Тредегаре у него была другая. Странно. Корд немножко научила меня разбираться в таких вещах, и я видел, что ж