– То, что ты назвал схемой Преемства, на самом деле нечто вроде родословного древа людей, думавших про Гилеин теорический мир. Оказывается, если проследить основные его ветви и обрезать те, на которых разместились доктринёры, фанаты, богопоклонники и люди, сами загнавшие себя в тупик, то останется нечто, совсем не похожее на дерево. Останется столб. Он начинается с Кноуса, проходит через Метекоранеса, Протеса и ещё нескольких теоров, и где-то на середине мы встречаем Эвенедрика.
– И фраа Джад, увидев твоё дерево, обрезанное до столба, немедленно понял, что ты занимаешься Эвенедриковой датономией.
– И предположил, что я делаю это в надежде на снизарение о том, как устроен разум Геометров.
– А Экба? Про неё он как догадался?
– Этот матик основали люди, жившие в кельях, в которых фраа Джад провёл всю жизнь. Он догадался или предположил, что, если я приду сюда, меня впустят, накормят, дадут мне крышу над головой и вообще обеспечат мне лучшее существование, чем на Блаевом холме.
– Хорошо, – сказал я, радуясь, что сбросил с души камень, давивший на неё с самого Пробла. – Значит, нет никакого заговора. Преемство не общается посредством шифрованных посланий.
– Мы постоянно общаемся, – сказал Ороло. – Способом, который я описал.
– Метеорологи, глядящие на одно облако.
– Пока неплохо, – сказал Ороло. – Но я вижу, тебя распирает от желания изложить ту жутко важную миссию, с которой ты сюда пришёл. Так что фраа Джад тебе поручил?
– Он сказал: «Иди на север, пока не поймёшь». И, кажется, эта часть миссии выполнена.
– Вот как? Я рад, что ты понял. А вот у меня, боюсь, осталась ещё куча неразрешённых вопросов.
– Ты знаешь, о чём я говорю! – возмутился я. – Он подразумевал, что я должен потом идти в Тредегар. Он пообещал там насчёт меня уладить. Думаю, он хотел, чтобы я привёл тебя на конвокс.
– На случай, если я додумался до чего-нибудь полезного касательно Геометров, – предположил Ороло.
– Да, для того-то и конвокс, – напомнил я. – Чтобы мы могли принести пользу.
Ороло пожал плечами.
– Боюсь, у меня недостаточно данных касательно Геометров.
– В Тредегаре будут все полученные на сегодня данные.
– Вероятнее всего, данные-то собирают как раз не те.
– Так идём туда, скажи, что надо собирать! Фраа Джаду нужна твоя помощь.
– Для таких, как я и фраа Джад, попытки сдвинуть чудовищную секулярно-матическую махину под названием «конвокс» сильно отдают политикой, в которой я исключительно не силён.
– Так давай я попытаюсь! Расскажи, чем ты занимался, а я пойду на конвокс и поищу способ, как это использовать.
Взгляд, которым наградил меня Ороло, наиболее мягко описывается сочетанием: «любящий, но встревоженный». Ороло ждал, когда я сам осознаю глупость своих слов.
– Ладно. Не я один. С помощью других. – Мне вспомнился разговор с Тулией накануне элигера.
– Я не могу тебе советовать, что делать на конвоксе, – сказал он наконец. – Однако я охотно расскажу, чем занимаюсь.
– Ладно.
– Тебе это на конвоксе не поможет – даже скорее будет во вред. Потому что покажется бредом сумасшедшего.
– Отлично. Я привык, что меня считают сумасшедшим за веру в ГТМ!
Ороло поднял бровь.
– Знаешь, наверное, то, о чём я собираюсь говорить, – меньшее сумасшествие. Но ГТМ, – он кивнул в направлении раскопа, – привычная и любимая форма сумасшествия.
Он помолчал, потом вновь взглянул на меня.
– С кем ты говоришь?
Я так растерялся, что мгновение соображал, правильно ли расслышал вопрос.
– С Ороло.
– Что такое Ороло? Если бы Геометр высадился здесь и вступил с тобой в разговор, как бы ты описал ему Ороло?
– Как человека: очень сложную, двуногую, тёплую одушевлённую сущность, стоящую прямо здесь.
– В зависимости от своего восприятия Геометр может ответить, например: «Я не вижу ничего, кроме вакуума с редкой дымкой вероятностных волн».
– Ну, «вакуум с редкой дымкой вероятностных волн» – точное описание почти всего во вселенной, – заметил я. – Так что если Геометр неспособен распознавать объекты как-нибудь получше, то вряд ли его можно считать разумным существом. В конце концов, раз он со мной разговаривает, значит, он в силах воспринять меня как…
– Не торопись, – сказал Ороло. – Допустим, ты говоришь с Геометром, нажимая кнопки на жужуле или ещё как-нибудь. Он знает тебя только как цепочку цифр. И тебе надо при помощи цифр описать Ороло – или себя – так, чтобы он понял.
– Ладно, я договорюсь с Геометром о способе описывать пространство. Потом скажу: «Рассмотри объём пространства примерно шесть футов высотой, два шириной и два в глубину в пяти футах перед моим местоположением. Внутри этого объёма вероятностные волны, которые мы называем материей, гуще, чем за его пределами». И так далее.
– Гуще, потому что в этом объёме много мяса, – сказал Ороло, похлопывая себя по животу, – а снаружи только воздух.
– Да. Всякое разумное существо должно различать границу мяса и воздуха. То, что внутри её, – Ороло.
– Забавно, что ты так много знаешь о способностях разумных существ, – заметил Ороло. – Ну ладно… а как насчёт этого? – Он приподнял край стлы.
– Точно так же, как я могу описать границу мясо – воздух, я могу описать разницу между стлой, мясом и воздухом, а потом объяснить Геометру, что Ороло замотан в стлу.
– Здесь ты делаешь допущения! – укорил меня Ороло.
– Какие?
– Предположим, Геометр, с которым ты говоришь, воспитан в том, что у его цивилизации соответствует булкианству. Он скажет: «Погоди, ты не можешь на самом деле знать, ты не вправе делать такие допущения о вещах в себе – только о своём восприятии».
– Верно.
– Так что ты должен переформулировать своё высказывание в терминах данных, которые у тебя и впрямь есть.
– Ладно. Вместо того чтобы говорить: «Ороло завёрнут в стлу», я скажу: «С того места, где я стою, я вижу по большей части стлу, из которой выступают части Ороло – руки и голова». Но я не вижу, чем это важно.
– Важно тем, что Геометр не может стоять там же, где ты. Он должен стоять где-то ещё и видеть меня под другим углом.
– Да, но стла обёрнута вокруг всего твоего тела!
– Откуда ты знаешь, что я сзади не голый?
– Потому что видел стлы и знаю, как их носят.
– Но будь ты Геометром, ты бы видел её впервые…
– Я всё равно мог бы заключить, что сзади ты не голый, потому что тогда стла висела бы иначе.
– А если я сброшу стлу и останусь голым?
– Что тогда?
– Как ты опишешь меня Геометру? Что предстанет твоим глазам и его?
– Я скажу: «С того места, где я стою, видно только кожу Ороло. Для того места, где стоишь ты, о Геометр, сказанное, вероятно, тоже справедливо».
– Почему это вероятно?
– Потому что без кожи твои кишки выпали бы, а кровь вылилась. Поскольку я не вижу за тобой лужи крови и кучи кишок, я могу заключить, что твоя кожа на месте.
– Так же, как заключил, что стла охватывает меня целиком, по тому, как висят её видимые части.
– Да. Наверное, это общий принцип.
– Что ж, сдаётся, процесс, который ты называешь сознанием, сложнее, нежели ты думал вначале, – сказал Ороло. – Надо извлекать данные из редкой мглы вероятностных волн в вакууме…
– То есть видеть предметы.
– Да, и уметь интегрировать полученные данные в устойчивые объекты, которые можно держать в сознании. Но и это не всё. Ты видишь только одну мою сторону, но постоянно делаешь заключения о другой: что стла продолжается мне за спину, что у меня есть кожа, – заключения, отражающие изначальное понимание теорических законов. Ты не можешь сделать эти заключения без мысленных экспериментов: «Если бы стла не была обёрнута вокруг всего тела, она бы висела иначе», «Если бы у Ороло не было кожи, кишки бы вывалились». В каждом из этих случаев ты с применением известных тебе законов динамики исследуешь маленькую контрфактуальную вселенную у себя в голове, вселенную, где стлы и кожи на месте нет. И ускоренно проматываешь эту вселенную, как спиль, чтобы посмотреть результат.
Ороло отхлебнул воды и продолжил:
– И это не единственный трюк, который ты проворачиваешь в голове, когда описываешь меня Геометрам. Ты постоянно учитываешь тот факт, что вы с Геометром видите меня с разных точек зрения, получаете разные данные. Ты со своего места видишь родинку у меня на носу слева, но тебе хватает ума понять, что Геометр её со своего места не видит. И тут тоже твоё сознание выстраивает контрфактуальные вселенные: «Если бы я стоял там же, где Геометр, я бы не видел родинку». Твоя способность мысленно встать на место Геометра – вообразить себя кем-то другим – не пустая вежливость. Это изначальное свойство сознания.
– Погоди, – сказал я. – Ты утверждаешь, что я не могу предсказать неспособность Геометра увидеть родинку, пока не выстрою в воображении копию всей вселенной?
– Не совсем копию, – отвечал Ороло. – Почти копию, в которой всё такое же, кроме твоего местоположения.
– Мне кажется, тот же результат можно получить куда проще. Я помню, как ты выглядишь с той стороны. Я вызываю в памяти этот образ и говорю: «Хм, родинки не видать».
– Мысль вполне разумная, – сказал Ороло, – но предупреждаю: она мало что тебе даст, если ты хочешь выстроить простую и понятную модель работы сознания.
– Почему? Я всего лишь говорю о памяти.
Ороло хохотнул, но тут же взял себя в руки.
– Пока мы говорили только о настоящем. О пространстве, не о времени. Теперь ты хочешь приплести к разговору память. Ты предлагаешь выдернуть воспоминание о том, как ты воспринимал нос Ороло с разных углов в разное время: «Вчера за ужином я сидел справа от него и не видел родинки».
– Вроде ничего сложного, – сказал я.
– Спроси себя, что позволяет твоему мозгу проделывать такие штуки.
– Какие такие?
– Взять данные, полученные как-то за ужином. Взять данные, полученные сейчас… секунду назад… две секунды назад… но всегда сейчас! И сказать, что все они об одном человеке – Ороло.