ала. Это надо бы, одна пуля вошла в бетонную колонну под мочкой левого уха, вторая — над правым ухом, а третья — в то место, где могло бы на его макушке лежать пресловутое яблоко, если бы «чердак» у Димы поехал и он решил на благодатной баварской земле изобразить Вильгельма Телля.
И хотя били Диму за его не очень долгую жизнь много, и нередко по голове, с «чердаком» у него было все в порядке.
Если в спорте в армии Дима запомнился хорошими результатами в кроссе, во время службы в милиции города Кондопоги неплохими показателями в стрельбе из «ПМ», то в силовой структуре Хозяйки он как раз имел репутацию «киллера с головой».
Это, к слову, о Димином «чердаке».
А к слову о Хозяйке, надо сказать, что она его породила, она его и убила. Фигурально говоря.
Из милиции его поперли за превышение власти.
Человек, которого он, застав неподалеку от ресторана «Онега» справляющим малую нужду в состоянии сильного опьянения, избил вначале руками, а затем и ногами, на беду Димину, оказался каким-то очень большим начальником, приехавшим в райцентр с ревизией и на время оставленным без присмотра благодарными проверяемыми.
Мало того что поперли, так еще и дело возбудили. А поскольку столичный чиновник отдал Богу душу, то и срок Диме влепили от души.
Дима обиделся.
Из зоны он бежал. Остановился у знакомой девушки в Петрозаводске. Тут скорее всего и закончился бы боевой путь Димы Рябоева по кликухе Эфесский, в славном городе Петрозаводске, поскольку карельские сыскари уже сели ему на хвост, кабы не судьба.
Судьба явилась к Диме в образе сестры его девушки — Милы Зайцевой.
А коли выпала ей роль судьбы, надо и о Миле сказать пару слов. Закончив швейное СПТУ в Петрозаводске, Мила, минуя все промежуточные стадии ученичества, сразу махнула в Москву и в день приезда уже дежурила у Центрального телеграфа. Сыграли роль в ее профориентации многочисленные телепередачи о вредном труде проституток в столице.
О вредности этой профессии говорит хотя бы тот факт, что наутро в Институте Склифосовского Миле наложили двадцать три шва. В основном на лице.
Ночной дежурной медсестрой в отделении, где лежала Мила, работала красивая и веселая девушка по имени Алиса. «Лиса Алиса», как она сама представлялась больным. Дежурила Алиса через двое суток на третьи. А все остальное время самозабвенно за очень большие деньги служила киллером в криминальной структуре, руководимой Хозяйкой.
В Склифе Алиса работала, конечно же, не за зарплату. Для «имиджа» и чтоб не потерять профессиональные навыки, которые часто были полезны в ее основной профессии. Небесполезна была и скромная книжечка, удостоверяющая, что обладательница привлекательной внешности и веселого характера, смотревшая на вас с фото «3 на 4», действительно медсестра отделения реанимации Склифа.
Ей не составило труда, используя небольшое зеркальце и ряд простеньких аргументов, убедить изуродованную девушку в том, что выбор новой профессии у нее достаточно ограничен.
А после жуткого избиения в подземном переходе у телеграфа Миле еще пуще хотелось жить красиво и счастливо. Спасти тонущий корабль ее жизни могло только богатство.
Оказалось, что больше, чем путанам, платят только киллерам. Причем значительно. А работа не противнее, да и не опаснее.
На второй день после выхода из больницы, переночевав у гостеприимной Лисы Алисы, Мила ножницами в туалетной комнате ночного ресторана «Метелица» на Новом Арбате убила одну накрашенную профурсетку. Отследив ее по приметам, данным Алисой, когда та, закрывшись в кабинке, настроилась наконец-то ширнуться, Мила, перегнувшись из своей кабинки по пояс, всадила маникюрные ножницы с прямыми и острыми лезвиями в сонную артерию девицы.
Это была репетиция больших дел. Мелочевка. Сучка, перешедшая дорогу Мадам в мелкооптовой торговле героином в центре Москвы, была бесперспективна с точки зрения перевоспитания (Мадам не терпела среди торговцев мелкими партиями наркоманов). И потому была обречена.
Заплатили за нее немного, по «меню» московских киллеров, по и немало, с точки зрения несостоявшейся путаны: за пару минут — тысяча баксов. Да за это время один минет с трудом успеешь сделать. За минеты же много не давали. Даже знойные южане.
Мила стала профессионалкой. И работала в бригаде Лисы Алисы.
Через полгода она зарабатывала уже по десять тысяч баксов за акцию.
Не потому, что стала убивать искуснее; просто в силу роста профессионализма ей стали доверять более сложные дела. А за крупных «сазанов» и плата выше. Она клеила нужных клиентов, подпаивала их клофелином, травила мышьяком, резала бритвой п, наконец, натренировавшись в частном, принадлежавшем Мадам тире, подстреливала тех, на кого указывала Мадам.
Через год она была уже личным киллером Хозяйки. То есть получила право сама выбирать вид оружия, время и место ликвидации объекта.
Ей стали поручать устранение очень дорогих клиентов, за которых заказчики платят от пятидесяти до двухсот пятидесяти тысяч баксов.
Теперь лицензии передавались ей без посредника — чтобы не засветить, исключить случайность.
Это значило, что ею дорожат. Что даже в случае неудачи не будет отдан приказ чистильщику ликвидировать киллера.
И только разбогатев, имея на счету сто тысяч долларов и в кубышке полмиллиона, она решилась навестить историческую родину.
В Петрозаводск Мила приехала, сделав пластическую операцию, обошедшуюся ей в кругленькую сумму, зато следов от шрамов почти не осталось; рассосались почище чем на сеансе Кашпировского.
Она приехала в Петрозаводск в двухместном купе «СВ» фирменного поезда «Карелия», в так называемом «бизнес-классе», когда в купе даже горячий завтрак подают. На вокзале ее ждала заказанная из Москвы машина, единственный в столице Карелии «Линкольн», подаваемый из частного автопарка Марти Лайтинена лишь на большие торжества.
Проводник вынес на площадь имени Гагарина с перрона несколько больших коробок подарков. Коробки были такие большие, что только в «Линкольн» и можно втиснуть.
Сестра, подружки по СПТУ и вернувшийся из армии Славка Каргуев были в атасе.
— Я тащусь с тебя по стекловате! — с пафосом воскликнула подруга Ира, увидев Милку в костюме от Версаче и в настоящих брильянтах.
А Славка предложил «хоть завтра в загс».
Но ей это было уже «до лампочки».
А вот на Диму, хахаля сестриного, Мила глаз положила. И по скольку сестра с утра до вечера сидела безвылазно в стеклянной клетке кассы универмага «Карелия», то соблазнить ее сожителя, прятавшегося в светлое время суток в ее однокомнатной квартире, не составило труда. А соблазнив, привязалась. Неделя «отпуска» кончалась, а Мила уже не хотела возвращаться в Москву без Димы.
Состоялся обмен информацией, после чего Дима дал согласие работать с Милой.
Заключительной фазой Милиного отпуска должен был быть эффектный выход «на работу». И не в Москве, а в Петрозаводске.
Ей заказали вора в законе Сутулого, перешедшего дорогу Хозяйке в торговле костомукшским окатышем и калевальским пиловочником с Финляндией.
Сутулый был приговорен.
Он никогда не расставался с четырьмя охранниками, дюжими «быками», сопровождавшими его повсюду с раннего утра и но позднего вечера.
Охранники сидели в вестибюле первого этажа гостиницы, в холле второго, и еще двое дежурили перед дверью номера, в котором Сутулый после тяжелого дня встреч со своими контрагента и с глухим хрипом и стоном всю ночь пытался кончить на местной проститутке по имени Марта Бескончак.
Сутулый как-то не учел, что окно без решеток.
Дима взял лестницу в институте «Гипролес» напротив гостиницы, приставил к окну и сделал четыре выстрела из «глока» с глушняком.
Дико заорала Марта, когда кровь из пробитого горла Сутулого хлынула не ее белую в мелких желтых веснушках грудь.
В номер влетел ошалелый охранник. Дима выстрелил ему в сердце. А вошедшая в номер Мила сделала контрольные выстрелы во всех троих.
Охранник в холле смотрел телевизор и ничего не слышал.
Так Дима стал киллером. В структуре Хозяйки его стали напевать Димой Эфесским. Он так и продолжал работать в паре с Милой, когда стрелял из винтовки с оптическим прицелом в вышедшего из тайного наркопритона Ираклия Нинадирадзе, а Мила делала контрольный выстрел уже в упор. Он работал с Милой, когда по приказу Хозяйки они убирали Бурбона, Шарика, Симеона. А ведь это все были воры в законе, авторитеты. У них охрана была не из додиков составлена, а из крутых и моченых.
Но каждый раз пуля Димы настигала их — в бане, на стульчаке туалетной комнаты ресторана, в квартире любовницы, на оживленной улице, на пустынной площади, в салоне шестисотого «Мерседеса» и даже, как в случае с Сутулым, на путане.
И каждый раз, какой бы насыщенной и крутой ни была охрана, через мгновение после выстрела Димы появлялась Мила и делала «контрольку».
Все это кончилось плохо.
Милу убили во время одной из операций. Не повезло. Охранник оказался расторопнее.
А на следующей операции менты повязали Диму. Оставшись без напарницы, он словно бы лишился своего талисмана: пропал кураж.
Его взяли, когда он, бросив засвеченный ствол, спускался во двор по пожарной лестнице, сделав перед тем точный выстрел в кунцевского авторитета Михея Шварца.
Но Хозяйка не бросила одного из своих лучших киллеров.
Митя бежал. Из «Матросской тишины». Отсюда не бежал еще никто.
...Он и раньше нравился Лисе Алисе. Да у нее выбор мужиков богатый. Не стала у Богом обиженной Милки хахаля отбивать. А когда пришил охранник авторитета Козыря Мухортова Милку, всадил сзади заточку, когда Мила прикручивала глушняк и пистолету «глок», то и стала Алиса смотреть на Диму как на мужика свободного, незанятого. Милку жалко, кто спорит. Когда почка распорота заточкой, умирать больно. Хорошо — Алиса ту операцию по ликвидации вора в законе Козыря отслеживала как чистильщик. Так что она и охранника мухортовского шлепнула, и ствол Милкин, чтоб не пропал, прихватила, и цепочку золотую у нее с шеи сняла (не пропадать добру, а унести тело времени не оставалось, следок от Милки никуда не вел, все обрублено было), и отход Димы прикрыла. Прокололся бы Дима, не пожалела бы его медсестра склифовская, пришила бы без жалости. Но он все сделал как надо.