Аналитическая психология — страница 19 из 30

животного – подходящий символ. Но почему это животное – именно краб? Пациентка ассоциирует его с раком, от которого госпожа X умерла примерно в том же возрасте, в котором теперь находится она сама. Таким образом, не исключена идентификация с госпожой X. Пациентка сообщает о ней следующее: госпожа X рано овдовела; она была очень веселой и жизнерадостной; у нее было несколько романов с другими мужчинами, в частности с одним чрезвычайно одаренным художником, с которым пациентка была лично знакома и который всегда производил на нее завораживающее впечатление.

134 Идентификация может происходить лишь на основе некоторого нераспознанного, т. е. бессознательного, сходства. Но в чем состоит сходство нашей пациентки с госпожой X? Здесь я напомнил пациентке о ряде предыдущих фантазий и сновидений, которые ясно свидетельствовали о том, что и она обладала фривольной жилкой, которую всегда подавляла из страха, что эта смутно ощущаемая тенденция может подтолкнуть ее к аморальному образу жизни. Тем самым мы сделали еще один важный шаг на пути к пониманию «животного» элемента; мы снова столкнулись с тем же самым неукрощенным, инстинктивным влечением, только в этот раз направленным на мужчин. Кроме того, мы обнаружили еще одну причину, по которой она не может отпустить свою подругу: она вынуждена цепляться за нее, дабы не пасть жертвой этой другой тенденции, которая кажется ей гораздо опаснее. Соответственно она остается на инфантильном, гомосексуальном уровне, ибо последний служит ей своеобразной защитой. (Как показывает опыт, это один из самых действенных мотивов к поддержанию нецелесообразных инфантильных отношений.) Тем не менее в этом животном элементе также заключено и ее здоровье, зародыш будущей разумной личности, которая не станет увиливать от опасностей, кои таит в себе жизнь.

135 Однако моя пациентка сделала совершенно иной вывод из судьбы госпожи X. Она восприняла ее внезапную болезнь и раннюю смерть как наказание за легкомысленность. Этой легкомысленности больная втайне всегда завидовала. Когда госпожа X умерла, она долгое время сохраняла высоконравственную позу, за которой скрывалось слишком человеческое злорадное удовлетворение. Чтобы наказать себя за это, она постоянно использовала пример госпожи Х, чтобы отпугнуть себя от жизни и дальнейшего развития, и взвалила на себя бремя неудовлетворительной дружбы. Естественно, вся эта последовательность событий не была ей ясна, иначе она бы никогда так не поступила. Правильность этого предположения легко подтвердил имеющийся материал.

136 История данной идентификации отнюдь на этом не заканчивается. Позднее пациентка подчеркивала то обстоятельство, что госпожа X обладала значительными художественными способностями, которые развились у нее только после смерти мужа и затем привели к дружбе с художником. Этот факт представляется одной из ключевых причин идентификации, если вспомнить слова пациентки о том, какое сильное и завораживающее впечатление произвел на нее художник. Очарование подобного рода никогда не распространяется исключительно от одного человека к другому; это всегда феномен отношений, который требует двух людей, ибо у очарованного обязательно должна присутствовать соответствующая предрасположенность. Однако эта предрасположенность должна быть бессознательной, иначе очаровывания не произойдет. Очаровывание – компульсивное явление в том смысле, что здесь отсутствует сознательный мотив; это не произвольный процесс, но нечто, что всплывает из бессознательного и силой навязывает себя сознательному разуму.

137 Таким образом, следует допустить, что у пациентки имеется бессознательная предрасположенность, схожая с таковой художника. Соответственно, она также отождествляет себя с мужчиной[76]. Вспомним анализ сновидения, в котором мы столкнулись с аллюзией на «мужскую» ногу. Пациентка в самом деле играет мужскую роль по отношению к своей подруге; она выступает активной стороной, которая постоянно задает тон, командует и иногда насильно заставляет ее делать то, чего хочет она сама. Ее подруга демонстрирует выраженную женственность, даже во внешнем облике, тогда как пациентка явно принадлежит к мужскому типу. Даже голос у нее более громкий и низкий, чем у ее подруги. Госпожу X пациентка описывает как очень женственную женщину, по мягкости и ласковости сравнимую с ее подругой. Это дает нам очередную подсказку: в отношениях с подругой пациентка очевидно играет ту же роль, какую играл художник в отношениях с госпожой X. Таким образом, она бессознательно завершает свою идентификацию с госпожой X и ее любовником и тем самым, несмотря ни на что, дает выражение фривольной жилке, которую она с таким страхом подавляла. Однако она не проживает ее сознательно; скорее, она – игрушка этой бессознательной тенденции. Другими словами, она одержима ею и становится бессознательным экспонентом своего комплекса.

138 Теперь мы знаем о крабе гораздо больше: он содержит внутреннюю психологию неприрученной составляющей либидо. Бессознательные идентификации затягивают пациентку все глубже и глубже. Их сила обусловлена тем, что они, будучи бессознательными, недоступны инсайту или коррекции. Соответственно, краб служит символом бессознательных содержаний. Эти содержания стремятся вернуть больную к ее отношениям с подругой. (Краб пятится назад.) Но связь с подругой синонимична болезни: именно через нее у моей пациентки и развился невроз.

139 Строго говоря, все это относится к анализу на объективном уровне. Тем не менее мы не должны забывать, что обязаны этим знанием субъективному уровню, который тем самым оказывается важным эвристическим принципом. На практике можно было бы удовлетвориться результатом, достигнутым до сих пор, однако мы должны удовлетворить и теоретические требования: пока не все ассоциации оценены, а выбор символа объяснен недостаточно.

140 Вернемся к замечанию пациентки о том, что краб спрятался под водой и что сначала она его не видела. Также не замечала она и бессознательных отношений, которые мы только что обсудили; они тоже были скрыты под водой. Река – препятствие, которое не позволяет перебраться на другую сторону. Очевидно, именно эти бессознательные отношения с подругой и мешали моей пациентке. Бессознательное было этим препятствием. Вода, таким образом, символизирует бессознательное или, точнее, состояние бессознательности, сокрытия; краб также есть нечто бессознательное, динамическое содержание, скрытое в его глубинах.

VII. Архетипы коллективного бессознательного

141 Далее перед нами стоит задача поднять на субъективный уровень те феномены, которые до сих пор мы пытались понять на объективном уровне. Для этой цели нам необходимо отделить их от объекта и принять как символические экспоненты субъективных комплексов пациентки. Если мы хотим интерпретировать фигуру госпожи X на субъективном уровне, мы должны рассматривать ее как персонификацию парциальной души или, скорее, определенного аспекта сновидицы. В таком случае госпожа X становится образом того, кем пациентка хотела бы быть, но боится. Она воплощает, так сказать, парциальную картину будущего характера пациентки. Очаровательный художник не может быть так легко возведен на субъективный уровень, ибо бессознательные художественные способности, дремлющие в пациентке, уже принадлежат госпоже Х. Тем не менее можно сказать, что художник – образ маскулинности пациентки, которая не осознается и потому находится в бессознательном[77]. Это истинно в том смысле, что пациентка фактически обманывает себя в этом отношении. В собственных глазах она выглядит необыкновенно хрупкой, чувствительной и женственной и ни в коей мере не мужеподобной. Посему она была удивлена и возмущена, когда я указал на ее маскулинные черты. Однако странный, зачаровывающий элемент отнюдь не согласовывается с этими чертами. Он практически полностью отсутствует в них. И все же он должен где-то скрываться, ибо она извлекла это чувство из себя.

142 В тех случаях, когда такой элемент не обнаруживается в самом сновидце, опыт подсказывает нам, что он всегда проецируется. Но на кого? По-прежнему ли он привязан к художнику? Он уже давно исчез из поля зрения пациентки и, надо полагать, не мог забрать с собой проекцию, ибо она коренится в бессознательном пациентки. Кроме того, несмотря на его притягательность, личных отношений с этим мужчиной у нее не было. Для нее он был больше фантазийной фигурой. Однако в проекции такого рода где-то должен быть некто, на кого проецируется данное содержание; в противном случае она бы четко осознавала его в себе.

143 Здесь мы снова возвращаемся к объективному уровню, ибо без него локализовать проекцию невозможно. Помимо меня, пациентка не знает ни одного мужчину, который бы хоть что-то для нее значил; я же, как доктор, значу довольно много. Предположительно, это содержание проецируется на меня, хотя я определенно не замечал ничего подобного. Впрочем, эти неочевидные содержания никогда не лежат на поверхности; они всегда проявляются вне стен консультационного кабинета. Посему я осторожно спросил ее: «Скажите, каким я кажусь вам, когда вы находитесь не со мной? Я такой же, как сейчас?» Она ответила: «Когда я с вами, вы очень приятный человек, но когда я одна или когда долго не вижу вас, то картинка удивительным образом меняется. Иногда вы кажетесь мне идеализированным, а потом опять другим». Она умолкла. «Каким другим?» – подсказал я. «Иногда очень опасным, зловещим, как злой волшебник или демон, – ответила она. – Я не знаю, почему такие мысли вообще приходят мне в голову – вы совсем не такой».

144 Следовательно, содержание было зафиксировано на мне как часть переноса и поэтому отсутствовало в ее психическом инвентаре. Здесь мы узнаем еще один важный факт: я был отождествлен с художником, так что в своей бессознательной фантазии она, естественно, играла роль госпожи X. Я смог с легкостью доказать ей это на основе выявленного ранее материала – сексуальных фантазий. Но тогда я сам есть препятствие, «краб», мешающий ей перебраться на другой берег. Если бы в данном конкретном случае мы ограничились объективным уровнем, то оказались бы в весьма затруднительном положении. Какой прок был бы от моего объяснения: «Но я не тот художник, во мне нет ничего зловещего, я не злой волшебник»? Это не произвело бы на пациентку ни малейшего впечатления, ибо она знает это не хуже меня. Проекция остается, и я действительно являюсь препятствием для ее дальнейшего прогресса.