— Хорошо.
— Ну и спросить с его руководства — почему они раньше нам ничего не сказали про эту Белопольскую. И как вообще допустили ее в институт, — завершил окончательно спор про девушку Сталин.
— А что с докладом то? — вскинулся Андреев.
— Да какой доклад? — воззрился на него Ворошилов. — Верить тому, что враг народа написал⁈
— Это еще не доказано, — мягко заметил Сталин. — Но заседание отложим. До момента, пока не будет внесена ясность с этой девушкой и ее истинными целями.
Ждать пришлось минут десять. И пусть это недолго, я думал, что их совещание затянется на гораздо больший срок, мне это время показалось вечностью. Первоначальное удивление и недоумение ситуацией постепенно перешло в страх. И чем дольше я ждал, тем сильнее он усиливался. Ведь если сейчас Ворошилов убедит руководство нашей страны в моей виновности, то никакие былые заслуги не помогут. Я помню падение и Каменева, и Бухарина, и Троцкого. А у них влияния и личной репутации со связями было не в пример больше моего. И где они сейчас? А ведь мне товарищ Ворошилов серьезную статью пытается приписать! С ней не то что в тюрьму — на каторгу попасть можно!
Наконец дверь в зал открылась, и первым вышел товарищ Сталин.
— Иди за мной, — коротко сказал он, после чего быстрым шагом отправился по коридору.
Похоже мой доклад отменяется. Надеюсь, лишь временно. Но сам факт его отмены уже говорит не в мою пользу.
Мы дошли до кабинета Иосифа Виссарионовича. Прежде чем войти, он потребовал от Агапенко срочно вызвать Берию, а уже после этого поманил меня за собой.
Очутившись внутри, Сталин прошел за стол и, усевшись, принялся набивать трубку, сверля меня взглядом. Вопросов он никаких не задавал, и тишина становилась гнетущей.
— Кхм, я могу спросить? — не выдержал я этого молчаливого давления.
— Спрашивайте, товарищ Огнев.
Фух! Раз все еще «товарищ», то решение по мне пока не принято.
— Вы верите, что я скрытый враг и действую во вред нашему народу?
— Неважно во что я верю. Важно — что говорят факты.
— Но ведь факты можно подать по-разному, — заметил я. — Иногда бывает посмотришь — человек дурак и действует глупо. А после оказывается, что он или не имел всей информации, или наоборот — обладал более полными данными, о которых не знали другие.
— А вы имели полную информацию об Анне Белопольской?
— О ее прошлом я ничего не знал, — покачал я головой. — Но собирался поговорить с ней об этом.
— Почему?
— Эээ… — не понял я вопроса. — Почему «что»?
— Почему вы собирались с ней поговорить о ее прошлом?
— Ну, я не совсем о прошлом хотел с ней поговорить. Только выяснить — кто ее родня.
— И с чего у вас возник такой интерес? Тем более сейчас? Вы ведь с ней уже два месяца работаете?
Сдавать Савченко? Не хотелось, но можно же фамилию и не называть.
— Мне сказали, что у нее непростые родители. Я тогда подумал, что это кто-то из членов партии или еще кто может быть из руководства. Мало ли какие у Анны взаимоотношения с ними, раз сразу не сказала. Вот и не торопился все у нее выспрашивать.
— Давно сказали?
— Недавно. Буквально на днях.
— Кто? — вопрос прозвучал хлестко, как выстрел.
— Один из сотрудников ОГПУ, которые осуществляют охрану нашего института, — пришлось мне сознаться, правда пока не называя конкретных фамилий.
Сталин тоже это заметил, но «дожать» меня не успел — пришел Берия.
— Подождите пока в приемной, товарищ Огнев, — выставил меня за дверь генсек.
Видимо сейчас допрос будет учинен Лаврентию Павловичу. И уже после этого я узнаю хоть какой-то вердикт. Или не узнаю. Что может быть даже еще хуже.
Лаврентий стоял перед товарищем Сталиным, гадая — что случилось? Единственное, что пришло на ум — это «что-то» связано с Огневым. А раз так, то… Лаврентий догадывался примерно, о чем его могут спросить. И у него был ответ на такой вопрос.
— Товарищ Берия, скажите, насколько полно ОГПУ контролирует сотрудников Института анализа и прогнозирования?
— В полном объеме, — тут же ответил Лаврентий, мысленно поставив себе галочку, что был прав.
— Это хорошо, — вроде как удовлетворенно кивнул генеральный секретарь, от чего Берия расслабился. Ненадолго, потому как следующий вопрос уже больше был похож на претензию. — Тогда ответьте — раз уж у вас все под контролем, то как так получилось, что в институте работает родственник врага народа? И почему вы об этом докладываете председателю реввоенсовета?
А вот это стало для Лаврентия неожиданностью. Нет, не то, что у Огнева под началом работает родственница заключенного в лагерь бывшего белого офицера. Об этом Лаврентий знал. Но вот то, что об этом кто-то доложил Ворошилову — стало неприятным удивлением. И поводом задуматься — кто это у него такой прыткий в ведомстве и чего добивается.
— По последнему пункту — я разберусь, кто и зачем сделал такой доклад, — тут же принялся отвечать Берия. — А что касается Анны Белопольской… — Лаврентий сделал паузу, чтобы понять — об одном и том же ли человеке они сейчас говорят или нет. Дождавшись наклона головы Сталина, подтвердившего, что Лаврентий не ошибся, мужчина продолжил. — То по ней принято решение провести отработку метода вербовки и получить выход на членов РОВС.
— Поясните, — тут же подобрался Сталин.
— У нас есть два варианта, и они зависят от того, является ли сама Анна нашим скрытым врагом, или же она настроена на работу во благо нашей страны.
Вот сейчас Иосиф Виссарионович посмотрел уже более благожелательно и заинтересованно. Воодушевившись этим, Лаврентий продолжил.
— По первому варианту, он же «план А» — если Белопольская является скрытым врагом, тогда необходимо поймать ее на «горячем» и шантажом или угрозами склонить к сотрудничеству. После чего через нее выйти на контакт с РОВС, но так, чтобы те не знали о нашем участии. Дальше можно получать информацию — что происходит в этой организации, какие цели и задачи ставятся ее членам, кто входит в число активных участников, а кто — пассивно помогает им. Также по мере углубления нашей информированности в дальнейшем планируем забрасывать к ним уже наших агентов, создавая им подходящее прикрытие.
— Очень интересно, — довольно затянувшись, кивнул Сталин.
— По второму варианту, он же «план Б» — если Белопольская настроена на работу во благо СССР, работать с ней «в открытую». Тогда можно будет пообещать ей помочь в сокращении срока ее деду, а возможно — если тот поменяет свои политические убеждения, и в реабилитации. То же самое с ее отцом — если тот согласен работать на СССР, пообещать помочь в переезде обратно в страну, устройстве на работу. Взамен — открытая помощь нашим структурам по внедрению в РОВС и иные организации капиталистических стран для сбора информации, шпионажа и подрыва их деятельности, если те наиболее радикально настроены к нашей стране. Оба плана перспективные, но для начала их реализации необходимо точно знать мотивы и конечные цели гражданки Белопольской. Работать «в открытую» было бы проще, но ошибка тут может стоить слишком дорого. Поэтому мы никого и не ставили в известность до того, как проясним ее позицию.
— И как вы собирались это сделать?
— Сейчас ведется активное наблюдение за ней и ее контактами. Просматривается ее переписка. Ведется наблюдение за членами ее семьи. За дедом — очень пристальное, за отцом — по мере возможности. Тут мы пока ограничены. Составляется психологический портрет Анны. Он почти завершен и пока я склонен надеяться, что работать нам придется по «плану Б». Собственно поэтому никто и не мешал Огневу ставить ее в свои заместители. Чем выше должность у девушки, тем выше шанс, что она перестанет переживать о своем будущем и сможет окончательно раскрыть свои мотивы и конечные цели. Получит уверенность, что она прошла все проверки и тогда шифроваться, если делает это сейчас, станет меньше.
— Хорошо, товарищ Берия. И сколько еще вы планируете ее проверять?
— Месяц, — прикинул Лаврентий, сколько времени ему нужно, чтобы уж точно отсечь большую часть сомнений. — Но необходимо ее не спугнуть. И раз уж о ней зашла речь в политбюро и Огнев теперь знает о ее прошлом, необходимо привлечь его к сотрудничеству.
— Почему раньше не сделали?
— Актер из него… — поморщился Берия. — Они часто общаются по работе, и он мог сорвать проверку своим изменившимся отношением.
— А сейчас не сорвет?
— Насколько мне известно, работа Белопольской представлена на доклад членам политбюро. И об этом сама Анна знает. Если через Сергея сообщить ей, что члены политбюро до последнего сомневались — какой из докладов выбрать и вообще может стоит взять Анну на заметку, как замену Сергею, то его подозрительность в ее сторону не будет связана с ее прошлым.
Затянувшись, Сталин несколько минут думал, медленно выпуская дым. Наконец очнулся и кивнул.
— Хорошо, работайте. И впредь об операциях такого уровня сообщайте мне лично. Чтобы я не узнавал их вот так…
Лаврентий мысленно чертыхнулся на не в меру ретивых подчиненных и уверенно заявил, что такого больше не повторится.
Глава 19
Начало июля 1932 года
У каждого в жизни бывают моменты, когда решается его судьба. Иногда мы чувствуем такие случаи. Иногда — понимаем о поворотном миге спустя какое-то время. Я сейчас ощущал всеми фибрами души, что от разговора Сталина и Берии зависит мое будущее. Они находились так близко — всего лишь за толстой дубовой дверью, и одновременно так далеко. И никак повлиять, чтобы не ухудшить ситуацию, я сейчас не мог.
Агапенко поглядывал на меня, но молчал. И это только подстегивало мои переживания. Но вот наконец на столе у Сергея Леонидовича зашелся трелью телефон и, выслушав, что ему говорят, Агапенко кивнул мне на дверь.
— Тебя ждут.
Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, я вернулся в кабинет Иосифа Виссарионовича. Берия стоял в паре метров от стола генерального секретаря и спокойно посмотрел на меня, не сказав ни слова. А вот Сталин хмыкнул и вдруг повторил мою же фразу, что я сказал буквально несколько минут назад.