Об идее смерти
Вопрос, касающийся психического представления биофизиологических процессов, по некоторым пунктам совпадает с вопросом о существовании воли к смерти. Эта область не только одна из наименее доступных, но также одна из наиболее опасных, так как преждевременные размышления могут заблокировать все пути к конкретному установлению фактов. Как мы указали, гипотеза об инстинкте смерти - это попытка использовать метафизическую формулировку для объяснения явления, которое все еще не может быть объяснено на основе наших современных знаний и методов. Как любая метафизическая точка зрения, гипотеза об инстинкте смерти, вероятно, содержит рациональное зерно, но добраться до него очень сложно, так как мистификация порождает ошибочный ход рассуждений.
* Биоэлектрические эксперименты со стимулами наслаждения и беспокойства показали, что интенсивность ощущений была функционально идентична величине биоэнергетического возбуждения.
Теория первичного мазохизма утверждает, что воля к страданиям и гибели определена биологически и что она объясняется так называемым принципом нирваны. Тем не менее, сексуально-экономическое исследование механизмов, производящих и сдерживающих наслаждение, привело к теории оргазма. Позвольте мне подвести итог предварительным формулировкам, изложенным в главе II:
1. Мазохизм, который обычно представляется как стремление к страданию, идущее вразрез с принципом удовольствия, есть вторичная невротическая формация психического организма. Она может быть аналитически разбита на составные части и по этой причине не является первичным биологическим фактором. Когда Радо недавно предложил <новую> теорию невроза, которая прослеживает все беспокойство к <прорыву первичного мазохизма>, он не только неправильно истолковал теорию либидо, но и сделал ту же ошибку, которую до него сделал Альфред Адлер: его объяснение завершалось в точности там, где начиналось рассмотрение серьезных вопросов. А именно: как живой организм может желать страданий или смерти?
2. Очевидное стремление к определенному состоянию после страдания может быть прослежено к тому факту, что фрустрация, проявляющаяся в определенных условиях определенным способом, находится между первоначальной целью, доставляющей удовольствие, и желанием достичь эту цель. В своем стремлении к определенному состоянию после удовольствия пациент повторно попадает в то же состояние фрустрации и, по-видимому, хочет этого субъективно; в действительности он стремится к цели, доставляющей удовольствие, которая находится за этим или скрыта в этом. Следовательно, страдания, которые мазохист накладывает на себя, определены объективно, но субъективно он их не желает.
3. Мазохист страдает от особого нарушения своего механизма удовольствия, и лишь характеро-аналитическая техника разрушения психического панциря может высветить это нарушение. Нарушение заключается в том, что с некоторого момента пациент воспринимает каждое увеличение своего оргазмического ощущения как неприятное и боится его. Причина этого - в спазме некоторых мускулов, т. е. оргазмическое освобождение воспринимается как взрыв, гибель в физическом смысле, и предотвращается этими спазмами. Пассивная фантазия избиения выполняет функцию достижения желаемого и, в то же время, опасного освобождения, лишенного чувства вины, т. е. без осуществления этого собственными усилиями. Это может быть ясно установлено во всех случаях эрогенного мазохизма.
4. В результате внешнего запрета и внутренней фрустрации стремления к удовольствию, внешняя и внутренняя психические реальности становятся крайне неприятным состоянием, которое организм стремится изменить даже путем саморазрушения. Это случай меланхолии, к примеру. Как последнее средство меланхолия рассматривает самоубийство для разрешения болезненного напряжения.
Клиническое изучение мазохизма для достижения формулировок, не противоречащих принципу удовольствия-неудовольствия и позволяющих нам включить это явление в общее знание о психическом аппарате, не дало исчерпывающих ответов. Множество вопросов все еще остаются неясными, прежде всего вопрос о страхе и идее смерти. Из анализа характера следует, что инстинкт смерти - это показатель биопсихического сдерживания и что не существует первичного мазохизма. Действительно, можно усомниться в том, что мазохизм может быть назван независимой инстинктивной целью, которая появляется после неудовольствия. Тем временем новые вопросы добавились к проблеме с другой стороны.
В поисках фактов, которые могли бы сделать понимание принципа нирваны как можно более полным, я пришел к стремлению моих пациентов к определенному состоянию после дезинтеграции, бессознательности, небытия, растворения и других сходных потребностей. То есть я нашел материал, который, кажется, подтверждает существование инстинкта стремления к состоянию после смерти. Я всегда был готов пересмотреть свою позицию в вопросе об инстинкте смерти и согласиться, что мои оппоненты были правы, если бы я смог найти подтверждение их точки зрения в клиническом материале.
Но все мои значительные усилия по поиску клинических доказательств теории инстинкта смерти были напрасными. Сильное стремление к состоянию после дезинтеграции и так далее преимущественно проявляется в конце лечения, в момент, когда пациент сталкивается с задачей преодоления своей боязни оргазма. Это стремление редко обнаруживалось у мазохистов; наоборот, оно обнаруживалось как раз у тех пациентов, у которых мазохистские механизмы были развиты в очень слабой степени, а генитальные механизмы - в очень высокой. Это увеличило путаницу, так как непонятно, почему пациенты, которые были на грани выздоровления, чьи мазохистские механизмы едва ли были развиты и которые не демонстрировали какой-либо негативной терапевтической реакции в отношении лечения, т. е. не имели бессознательной потребности в наказании, - почему именно эти пациенты позволили <безмолвному> инстинкту смерти оказать такое сильное действие?
Проверяя старые терапевтические формулировки, я встретил ссылку в моей книге <Функция оргазма>, в которой я обратил внимание на очень интересный факт, что боязнь оргазма часто возникает под видом страха смерти и что мысль о полном сексуальном удовлетворении у некоторых невротичных людей ассоциируется с идеей смерти.
Я хочу использовать типичный клинический пример для иллюстрации вышеизложенного факта, еще раз подчеркнув, что эти клинические явления не могут быть подтверждены без применения характеро-аналитической техники, которая полностью высвобождает вегетативное возбуждение. Приведу пример. У женщины истерически развилась сильная генитальная боязнь в конце лечения, через некоторое время после разрушения панциря. Она представляла себе сексуальный акт как грубое проникновение в ее вагину, развивала мысль о том, что огромный пенис должен был разорвать ее слишком маленькую вагину. Эти фантазии происходили из сексуальных игр ее раннего детства. В той степени, в какой было устранено ее генитальное беспокойство, она познавала прежде незнакомые оргазмические ощущения в гениталиях и мышцах верхней части бедер. Она описывала эти ощущения как <чувственные>, <приятные>, <возбуждающие> и, наконец, как сильное сладострастное плавление. Однако все еще оставались следы неопределенного генитального страха. Однажды она начала фантазировать о докторе, который хотел сделать ей болезненную операцию, и, в связи с этой фантазией, она вспомнила сильный страх перед врачами, когда ей было 3 года. Было ясно, что мы имеем дело с искаженным страхом генитальным стремлением в отношении аналитика, стремлением, которое использовало детский страх генитальной сферы как защиту. До сих пор в этом случае не было ничего странного.
Затем, однако, у нее начались в высшей степени приятные фантазии о некой операции на гениталиях, рассматриваемой как грубое проникновение. <Это так прекрасно. Постепенно погибать, умереть, обрести спокойствие.> Она фантазировала почти исступленно об ощущениях, испытываемых под общей анестезией. Она описывала, как постепенно <теряла себя>, становилась <единой с миром>, слышала звуки, <которых никогда раньше не слышала>, возвращалась в себя и растворялась. Однако дальнейший анализ показал истинный смысл этого странного поведения. Постепенно фантазии становились более конкретными и могли быть четко разделены на две категории: одни - приятные, другие - неприятные, причем неприятные фантазии были предварительным условием для осуществления приятных фантазий. Боязливое, т. е. мазохистское. переживание могло быть разбито на компоненты. Неприятная фантазия имела следующее содержание: <Врач собирается забрать мои гениталии>. Скрытая приятная фантазия была следующей: <Врач собирается дать мне вместо них лучший, т. е. мужской, половой орган>.
Для того чтобы читатель лучше понял связь между этими двумя фантазиями, хочу отметить, что у пациентки был брат двумя годами старше ее, которому она очень завидовала из-за его большого пениса. Она думала, что девушка не способна получить такое же большое наслаждение, как парень, и поэтому желала избавиться от своих женских гениталий и получить мужские. Этим способом, как ей казалось, она смогла бы избавиться от многих страхов. В действительности она стремилась к высшим оргазмическим ощущениям. Она думала, что эти ощущения в желаемой степени могли быть достигнуты только с помощью мужских гениталий. Чувства, которыми она привыкла выражать свое стремление к смерти, были теми же самыми, которые она испытывала непосредственно при оргазмических ощущениях. Оргазм и смерть представлялись как дезинтеграция, потеря себя, расплавление; при одних условиях эти ощущения могли стать объектом глубочайших влечений; при других - причиной более интенсивного страха.
Эта ассоциация идеи оргазма с идеей смерти универсальна. На основе этих типичных клинических примеров мы приходим к следующему заключению: стремление после небытия, нирваны, смерти идентично со стремлением к определенному состоянию после оргазма, т. е. наиболее существенным переживанием живого организма. Таким образом, идея смерти, происходящая из актуального отречения организма, не существует и не может существовать, потому что идея может отражать только то, что уже было пережито. Однако еще никто не переживал свою собственную смерть. В настоящий момент идеи смерти и умирания, с которыми мы встречаемся при аналитической работе, выражаются одним из двух способов: либо они существуют как мысли о сильном повреждении или разрушении психофизического организма - в этом случае они сопровождаются сильным страхом и концентрируются в идее генитальной кастрации; либо они существуют как идеи высшего оргазмического удовлетворения и наслаждения в форме идеи о физическом растворении, дезинтеграции и так далее; в этом случае они являются, в основном, мыслями о сексуальной цели. При особых условиях, таких, к примеру, как в случае мазохистов, оргазмические ощущения сами по себе переживаются как страх и, как ни парадоксально это может прозвучать для теоретиков инстинкта смерти, желание нирваны обнаруживается редко. То есть именно у мазохистов мы обнаруживаем слабый страх стаза либидо и неразвитые мысли о смерти.