ся от семантической игры – она выступает в обнаженно абстрактном виде:
Пускай Судьба определила
Гоненья грозные мне вновь…
Перифразы: «оргии жизни», «венки пиров» – заменяются олицетворениями: «Судьба», «Дружба», «Любовь».
Эта смена принципов семантической конструкции подчеркнута тем, что в «рефрене» они меняются местами: первая часть кончается отвлеченно-аллегорическим «Великодушный Гражданин», а вторая – многоплановым «Аристид» с проекцией и на античного политического деятеля, и на тот условно-схематический образ, который связывался с этим именем в литературе XVIII века, и на Ф. Глинку[100].
Сюжетно-тематический параллелизм и различие семантических конструкций первой и второй частей становится очевидным при последовательном сопоставлении:
Сюжетный параллелизм выделяет и контрастность грамматических конструкций; оппозицию временного (с причинным оттенком) «когда» и уступительно-ограничительного «пускай», прошедшего и будущего времени, реальности и условности («если буду») действия.
Таково общее структурное поле, в котором развивается сюжет стихотворения.
Текст организуется двумя конструктивными центрами: «они» и «ты» –
Развитие поэтического сюжета состоит в движении «я» от первого центра ко второму. Поэтическое «я» сначала находится «средь оргий», мир «толпы безумной» – его мир. Вместе с тем – это мир праздничный, мир пиров и блеска. Но изгнанье и «измены» обнажают перед «я» ничтожность этой жизни и «эгоизм» «толпы», а голос Гражданина раскрывает перед «я» возможность иного, героического бытия. «Я» последовательно предстает перед нами в облике участника пиров, разочарованного изгнанника, ученика, стремящегося приблизиться к учителю. Следует иметь в виду, что для людей типа Глинки, связанных и с масонской традицией, и с опытом декабристской конспирации, поэзия добровольного ученичества, подчинения и подражания с целью приблизиться к идеальной нравственной норме, воплощенной в Учителе, была знакома и близка. В этом смысле то, что «я» не сливается с «ты» как равное по степени нравственного совершенства, а приближается к нему, свидетельствует о глубоком проникновении Пушкина в самую сущность того, как понималась идея общественного воспитания в кругах Союза Благоденствия.
Сюжетное движение тонко соотнесено с глагольной системой. Центральную часть первой половины текста составляет группа стихов, дающих последовательное движение семантики глаголов. В начале отношение «я» и «толпы» – отношение тождества. «Я» погружено в окружающую его жизнь. Одновременно происходит и семантическое взаимовлияние слов друг на друга: из всех возможных контекстов слова «жизнь» сразу же исключаются те, которые не сочетаемы с предшествующим «оргий» и последующим «шумной». Таким образом, реальная семантика «жизни» резко сужена по отношению к потенциальной. Отношение этих двух семантических возможностей и определяет значение слова в стихе. Для действия «постигнул» (остракизм) «я» – не субъект, а объект. Но, поскольку по своему значению оно направлено лишь на «я», а не на «толпу», среди которой «я» до сих пор находился, возникает возможность разделения. Поэт увидел «эгоизм толпы» – «я» превращается в субъект, а «толпа» – в объект действия. Действие это – пока лишь осознание различия, а оценочные эпитеты «презренный», «робкий» показывают и природу этого различия. «Презренности» противостоит понятие чести, а «робости» – смелости. Так конструируется нравственное противопоставление «я» и «толпы». А приставка «у-видел» подчеркивает момент возникновения сознания этого различия.
В глагольной паре «увидел – оставил» выделяется новая группа значений: признаки активного действия, разрыва, пространственного перемещения становятся во втором глаголе ощутимее именно в силу его сопоставления с семантикой первого. Изменяется и характер объекта действия. Представленный сначала как упоительно-привлекательный, а затем – как отвратительный, он теперь сохраняет двойную семантику. С одной стороны, описание покинутого мира подчеркивает его привлекательность: «оргии» заменены «венками пиров», а «шум» – «блеском». Но входящие в характеристику действия обстоятельства: «без слез» и «с досадой» – раскрывают эту привлекательность как внешнюю.
В противовес этой цепочке активных глаголов оборот «мне был отрадой» выступает как функционально-параллельный форме «меня постигнул». Однако семантически он ей противоположен, давая не исходную точку движения, а предел, к которому оно стремится.
Мы уже отмечали, что вторая половина стихотворения повторяет сюжетное движение первой. Однако на фоне этого повтора раскрывается различие, придающее сюжету характер развития: все участники конфликта предельно обобщены: «гонители» – до уровня Судьбы, измена представлена не презренной толпой, а высшими ценностями – любовью и дружбой. Таким образом, гонение из эпизода жизни возведено в ее сущность. И то, что все это ничтожно перед лицом одного лишь одобрения со стороны Аристида, неслыханно возвышает этот образ и над автором, и над всем текстом.
Противопоставление вещественно-конкретного и отвлеченно-абстрактного облика первой и второй частей текста очень интересно проведено на уровне фонологической организации.
Фонологическая связанность текста очень высока – о большом числе звуковых повторов говорят следующие данные: количество фонем в стихе колеблется от 25 до 19, между тем как количество разнообразия (мягкость и велярность консонантов не учитывалась) соответственно дает от 16 до 11, то есть более трети фонологического состава каждого стиха составляют повторы. Однако сам по себе этот факт еще мало что говорит. Так, высокая повторяемость фонемы «о» (во всех произносительных вариантах), вероятно, должна быть отнесена к явлениям языкового фона стихотворения (исключение составляет лишь стих:
Пускай мне дружба изменила –
единственный в тексте вообще без «о»). Значительно более обнажена значимость консонантной структуры. Одна и та же, сравнительно небольшая группа согласных – з, с, р, г, м, н – повторяется в большом числе семантически весьма различных слов. Если сочетание мн сразу же получает яркую лексическую окрашенность в связи со словом «меня» (далее «мне» – 4 раза, «моем»), то остальные получают каждый раз особую, порой противоположную, смысловую характеристику. Эта игра значениями бесконечно углубляет содержание текста. Так, слово «остракизм» составлено из фонем первого стиха, но противоположно его лексическому содержанию, означая удар, направленный против той жизни «я», которая в первом стихе описана. Очень характерна оппозиция «зн – зм» в антонимической паре «жизнь – остракизм». Но дальше то же самое сочетание нагнетается в связи с образом толпы:
толпы безумной
Презренный, робкий эгоизм…
Звуковой антоним этого сочетания построен в следующем стихе очень тонко. Сочетания зн и зм выделяли в з звонкость, следующий стих, дающий по содержанию резкий контраст предшествующим, построен на антитетической глухости:
Без слез оставил я с досадой –
дает два з (одно в оглушенном произношении) и четыре (!) с (одно в звонком произношении). Количество с здесь совершенно уникально. Для того чтобы это стало очевидно, приведем таблицу встречаемости этой фонемы в тексте.
В последующих 7–9-м стихах з не встречается, но в 10–13-м оно снова играет большую роль. Лексическая группа со значением преследований и предательства в значительной мере организуется этой фонемой – «грозные», «изменила», «изменяла», «изгнанье». Примечательно постоянное сочетание ее с м и н, тем более, что в сочетаниях: «мне изменила», «изменяла мне» мн отчетливо наполняется семантикой местоимения первого лица, отчего все лексическое значение измены сосредоточивается в з. Но з в сочетании с б в «позабуду» представляет и лексически, и композиционно антоним всему этому ряду. И группа зб в своей противопоставленности зм и зн становится носителем этой антитезы (фактически активизируется оппозиция взрыв – фрикативность, вообще очень значимая в фонологической структуре этого текста). В стихах 14-16-м з снова не встречается.
Противопоставления первой и второй половин текста создает сюжетное движение. Интересные наблюдения можно сделать в этой связи над стихами.
Пускай мне дружба изменила,
Как изменяла мне любовь…
Перестановка порядка слов и противопоставление видов глагола («изменила – изменяла») создает основу для целого ряда семантических интерпретаций: измена дружбы относится к новым «гонениям» Судьбы. Это вместе с видовым отличием позволяет отнести разочарование в любви к эпохе «Афин», что создает временное развитие сюжета. Одновременно то, что измена любви дана как многократное действие, противопоставленное однократности предательства дружбы, придает первому олицетворению значительно более конкретный облик, чем второму. В, казалось бы, одинаковом по абстрактности тексте раскрываются градации, отношение между которыми создает дополнительное смысловое движение.
Таким образом, конструктивной идеей текста становится движение поэта к высокой, пока еще не достигнутой цели, воплощенной в облике Гражданина.
Характерно, что, когда Пушкин собирался в 1828 году подготовить текст стихотворения к печати, сама концепция продолжающегося совершенствования как порыва к преодолению всех привязанностей, стоящих на пути к стоической гражданственности, видимо, показалась ему слишком юношески-восторженной. Он подверг текст переработке, заменив динамическую концепцию статической.
Давно оставил я с досадой