«Скорее всего, — цинично думал Египтянин, — неповоротливый пузырь не протянул бы и минуты в бою с легионами демонов». Но с виду воздушный корабль был вполне огромный, благолепный и внушающий спокойствие и уверенность массам наивных праведников. Египтянин с ленивым отвращением поглядел на Основоположника, который, злоупотребив контрабандой, с наивным восторгом топтался у подзорной трубы. «Чего он, идиот, радуется, — подумал он, — сам ведь, дуб повапленный, до сих пор думает, что Альфа Центавра — это село на востоке Галилеи!»
Миссионер, тоже не испытывавший чрезмерного энтузиазма по поводу воздухоплавания, с не меньшей ненавистью посматривал на самого Египтянина. Тот, с его лысой башкой, кудлатой бородой ярко выраженного потомка гиксосов и впавшими черными глазами, всегда вызывал у него лишь одно грешное желание: взять в мощную длань что-то удобно-тяжелое (да хоть и вот эту бутылку!) и, благословясь, треснуть Законодателя поперек его бандитской рожи. Миссионер даже замычал от внезапно переполнившего его чувства, чем вызвал любопытные взгляды своих нелюбимых соратников.
— Изжога? — с надеждой спросил Основоположник, отвлекшийся от созерцания эволюций пузыря на паровом ходу. — Вот я и говорю: надо чего попроще пить. Вернуться, так сказать, к истокам.
— Тебе дай волю, так мы бы все тут сейчас брагу хлебали. Да со скотиной спали. Крестьянином ты был, крестьянином и остался! До сих пор сопли под дерево горстью смахиваешь, — лениво изрек Египтянин.
— Не крестьянином, а рыбаком! — весело ответствовал Основоположник, никогда не обижавшийся на упоминание своего плебейского происхождения. — Это ты, дорогой, злобствуешь, потому что я последователей твоего Закона на раз-два переводил в единственно правильную религию. И переводил тысячами, да так, что ни один раввин до сих пор ни ангела сделать не может. Я, может, и рыбак простой, а смотри, чего добился природной харизмой да мученичеством своим беззаветным.
— Ну ладно, ладно, — примирительно молвил Миссионер, — в конце концов, за две тысячи-то лет мы сказали друг о друге все, что можно было сказать. Все мы тут мученики…
— Нет, не все! — радостно откликнулся Основоположник. — Ты вот, святейший отец, на кресте кверху лапами, как я, висел? А?! Ну-ка припомни, как ты помер! Вон Египтянина и то в пустыне свои же последователи задавили: не удержались, бедные. Про него и то воистину можно сказать, что мученик! А про тебя?
— Ну хватит! — с напряжением ответил покрасневший от злости Египтянин. — Мы давно без лицемерия признали, что нет между нами любви и вряд ли, Господь нам свидетель, будет. Давайте, как положено иерархам, кое-что конструктивно обсудим.
— Опять, что ли, про Аналитика разговор будет? — с интересом откликнулся Миссионер. — И чего ты, Египтянин, так взъелся-то на него? Чего он тебе сделал? Ну, подумаешь, уязвился не той девицей, принял пьянственнаго зелья да показал твоим кочевникам козью морду! Ну, наслаждения любострастные любит: так кто же из них, простых-то, не любит? Все мы знаем, что здесь и похуже душонки бродят. Ну, не евреянин: да ты сам-то кто? Гиксос? Египтянин?
Египтянин спокойно допил шампанское из флюта с наполеоновским вензелем и, шумно дыша, закусил икоркой. Миссионер и Основоположник внимательно следили за его гастрономическими действиями.
— А ведь ты и сам боишься его, — наконец, прожевав, тихо и уверенно сказал Египтянин Миссионеру. — Боишься, потому что непонятно, кто он и зачем тут взялся. И чего вдруг ваш убогий разумом Учитель решил за него вступиться…
— Учитель на то и Учитель, чтобы вступаться за самых, казалось бы, неподходящих. Не в первый и не в последний раз. Ты его хоть и не любишь, но признай: лучше человека в нашем заведении нет.
— В том-то и дело, что человека, — ехидно хмыкнул Египтянин, — вы-то, святейшие мужи, небось на другое рассчитывали, когда у меня последователей тысячами отнимали? Да и что вам с того, что он — самый лучший человек? Разве это он помог вам в иерархи вылезть? И пальцем не пошевелил! Забыли, что ли, кого благодарить надо? Хороший человек всегда по определению глупец. И чем лучше и благороднее, тем дальше надо от него держаться, потому что доброта его слепая хуже проказы!
— Он прав, — вмешался Основоположник, — мы боимся этого Аналитика как фактора нестабильности.
Египтянин и Миссионер, не ожидавшие таких мудреных слов от бывшего харизматического рыбака, с немым удивлением повернули к нему головы.
— Сейчас я вам кое-что продемонстрирую, — сказал Египтянин и материализовал из воздуха человеческую фигуру.
Фигура была не до конца одета и при ближайшем рассмотрении оказалась бывшим еретиком Галилео. Великий астроном был растерян и испуган. Египтянин с удовольствием отметил его встревоженное состояние. Вытянув сухую темную руку по направлению к Галилео, он наставил на него, как пистолет, длинный и кривой палец и спросил:
— Ты чем, блудодей, занимался?
— Собирался ванну принять, — ответил еще более обмерший от страха ученый.
— Ну, не дрожи, не дрожи, как Каин, — смилостивился Египтянин, — нас сегодня интересует твой новый друг — Аналитик.
— Да не друг он мне! — начал на всякий случай отнекиваться Галилео. — Меня архистратиг Михаил к нему приставил как проводника…
— А чего ж ты ему тогда свои часы подарил, грешник? — вкрадчиво поинтересовался Египтянин.
Галилео молчал, не нашедшись сразу, чего соврать.
— И что эти часы говорят по поводу его силы?
Галилео на секунду задумался.
— Этой силы у него не меньше, чем у любого из вас, отцы-иерархи. На самом деле, — тут Галилео несколько заколебался, — у него ее даже несколько больше.
Египтянин торжествующе посмотрел на ошарашенных коллег из Совета.
— А еще, — Галилео заторопился ублажить страшного иерарха, — он на Земле видел…
В этот момент Египтянин щелкнул пальцами и дематериализовал старика-звездочета. Миссионер при этом внимательно посмотрел на него, сделав себе пометку узнать, что же такое богопротивный Аналитик видел на исторической родине. Египтянин же с еще большей уверенностью продолжил:
— Итак, ни с того ни с сего в учреждении, столь успешно управляемом нами в течение тысяч лет, появляется живой человек, способный как минимум исцелять страждущих и оживлять умерших. Человек, явно не питающий должного уважения к нашим порядкам, развращенный излишним знанием и отсутствием слепой веры. Человек, к которому испытывает странную симпатию наш честный и бравый вояка Михаил. В общем, как сказал бы наш многомудрый коллега Основоположник, мы получили фактор нестабильности. Наверное, имея в виду, что вот мы сейчас сидим и пьем шампанское, принимаем парады, говорим с трибун полную ахинею, и нас за это любят, почитают и благодарят. Но появился фактор нестабильности, и у всех у нас возьми да проскочи тревожная мысль: а как бы этот фактор, если мы его прозеваем, не дал нам всем ногой под зад?
— А если это Сам? — осторожно спросил Миссионер. — Что, если он послан сюда его волею?
— А он и Распятого вашего сюда послал: ну и что? Живет себе, никого не трогает! Мы его здесь усмирили, поприжали, по-умному нейтрализовали, и ничего: не поразила нас десница Господня! Здравствует и процветает райский уклад под нашим мудрым коллективным руководством. В любом случае, если Сам решит, что мы не то делаем, он ведь скажет нам, как не раз говорил, не правда ли? — Египтянин заговорщицки ухмыльнулся.
Основоположник и Миссионер неуверенно кивнули.
— А чего бы нам не допросить этого Аналитика? — неожиданно спросил Миссионер.
— Да? А ну-ка попробуй материализуй его, — предложил Египтянин.
Миссионер попробовал. Кроме облака с отдаленно человеческими очертаниями, ничего не вышло.
— С таким же успехом ты мог попробовать материализовать и Самого, — насмешливо прокомментировал Египтянин. — Ты хоть увидел, где он сейчас?
— Возле Большого Портала…
— И что же ты хочешь? — наконец прямо спросил Основоположник.
— Ага, — обрадовался Египтянин, — а теперь перейдем к конкретике. Ты ведь знаешь такое слово, Основоположник?
Утро на авиабазе в ближневосточной пустыне было встречено отчаянием еще большим, чем новость о разбившемся космическом челноке с их бывшим пилотом, другом и героем на борту. Хотя никто, кроме руководства, точно не знал, что же все-таки произошло, общее настроение и принимаемые меры говорили о том, что у избранного народа похищено нечто, превосходящее по своей ценности все его остальные богатства.
Предпринятые поиски силами немедленно вызванных специальных подразделений не обнаружили следов похищенного и похитителей. Собственно говоря, похитители не оставили ничего, кроме груды мертвых тел. Единственным результатом немедленно последовавшей и небывалой по масштабам волны арестов, обысков, конфискаций и пыток среди ишмаэлитов самой страны избранных и оккупированных ею территорий стали слухи о том, что у проклятых и до сих пор непобедимых избранных пропало — хвала Пророку! — что-то очень важное. Даже когда секретная полиция пошла на беспрецедентные меры и сознательно до смерти замучила нескольких, казалось бы, наиболее информированных лидеров сопротивления, ее следователи не смогли добиться ни малейшего намека на то, кто все-таки посетил прошлой ночью самый секретный и неуязвимый объект государства.
Произведенное вскрытие и тщательное обследование трупов умерщвленных охранников лишь привело проводивших дознание следователей в состояние еще большей тревоги. Если можно было верить расспрошенным полунамеками американским и русским источникам, их спецслужбы и слыхом не слыхивали о загадочных рептилиях с ядом подобного действия. Один из ученых, проводивший генный анализ выделенной поражающей субстанции, погиб еще более страшной (потому что более медленной) смертью при попадании на его слизистую всего лишь микрокапель испарения. Полученные же затем результаты анализа не имели Никакого смысла, так как ДНК представляла собою странное сочетание признаков гремучей змеи, козла, человека белой расы и, самое интересное, африканского грифа-стервятника. Было решено, что произошла техническая ошибка, и субстанция была отправлена