— Всё ясно, разрешите идти?
— Погодите, Антон Петрович. Во время прошлой нашей встречи капитан Аверин поднял вопрос об авиаконструкторе Поликарпове. Выяснилось, что его самолёт, И-185, значительно лучше тех, которые приняты на вооружение. Принято решение о немедленном разворачивании производства этих машин и поставке их в войска. Но речь не о том. Выяснилось, что товарищ Поликарпов страдает непонятным заболеванием, несколько обследований дали различные, крайне противоречивые результаты. Не могли бы Вы осмотреть товарища Поликарпова при помощи Ваших приборов? Этот человек крайне важен для страны.
— Хорошо, товарищ Сталин, диагност и аптечка у меня с собой.
— Тогда пойдёмте.
Они встали и через неприметную боковую дверь вышли в недлинный коридор. За второй от кабинета Сталина дверью оказалась небольшая комната с кушеткой, парой стульев и небольшим столом. Видимо это была комната отдыха. У стола сидел Николай Николаевич Поликарпов и читал авиационный журнал на немецком языке. При входе Сталина он поднялся.
— Товарищ Поликарпов, я обещал Вам привести хорошего специалиста, чтобы он оценил состояние Вашего здоровья. Вот я его привёл, знакомьтесь: Дикобразов Антон Петрович.
— Приятно свести знакомство. — протянул руку Поликарпов — Я Николай Николаевич. Для обследования мы поедем к вам?
— Нет, Николай Николаевич, никуда ехать не надо, приборы у меня с собой. Присядьте, пожалуйста.
Поликарпов присел, и Антон приложил диагност к его шее.
— Этот прибор называется диагност, он оценит состояние внутренних органов и основные обменные процессы.
— Впервые такое вижу. Вы не будете брать анализы?
— Нет необходимости. С результатами всех исследований я уже ознакомился. — чуточку слукавил Антон — Потерпите несколько минут, и вся картина будет ясна.
Четыре минуты прошли в молчании, наконец, Антон повернулся к Сталину, присевшему на стул:
— Картина прояснилась, но не знаю, можно ли говорить открыто.
— Говорите, как есть. — кивнул Сталин — Товарищ Поликарпов имеет право знать.
— Я диагностирую хроническое отравление ядом пролонгированного действия, и начинающийся рак желудка.
Поликарпов при этом известии покачнулся.
Сталин поднял бровь:
— Вы беретесь излечить нашего лучшего авиаконструктора?
— Я готов, если только товарищ Поликарпов не возражает. Решение принимать Вам, Николай Николаевич.
— Я готов. Но перед лечением я хотел бы встретиться со своей супругой и отдать кое-какие распоряжения.
— Зачем? Лечение проведём прямо здесь и сейчас.
— Звучит как нечто невероятное, но я согласен.
— В таком случае, товарищ Поликарпов, снимите пиджак, галстук, расстегните верхние пуговицы на воротнике сорочки и на рукавах Прилягте, пожалуйста вот сюда, на диван. Для проведения процедур Вас придётся погрузить в медикаментозный сон. Ненадолго, примерно на три часа. Вы готовы?
— Готов.
Антон приклеил на штатные места пластыри, и отдал мысленную команду на погружение пациента в сон. Лицо авиаконструктора расслабилось, глаза сами собой закрылись, и вскоре он уже глубоко и спокойно спал.
— Я так понимаю, что лечение товарища Поликарпова следует провести за один сеанс? — спросил Антон.
— Да, это было бы весьма желательно. — подтвердил Сталин.
— Хорошо, в таком случае приступим.
Зонды, раздвинув кожу, погрузились в вены и артерии, и приступили к очистке организма от новообразований, токсинов и вредоносных включений. Следом отправились микрохирурги, бороться с более крупными вредоносными включениями.
— Ему не больно? — заботливо поинтересовался Сталин.
— Знаете, Иосиф Виссарионович, пациенту могло быть не то чтобы больно, но крайне неприятно, для того и нужен сон. Иначе ощущалось бы движение зондов по кровеносным и иным сосудам, сквозь мышечные волокна и связки, да и в самих органах ощущалось бы неприятное шевеление, особенно в брюшной полости. Но все рецепторы отключены, так что всё нормально.
Три часа пробежали быстро, Антон собрал с тела зонды и протёр кожу влажной салфеткой. Пора просыпаться.
Веки Николая Николаевича затрепетали, открылись глаза, и присев на краешек кровати он сладко потянулся.
— Как Вы себя чувствуете, Николай Николаевич? — спросил Антон.
— Великолепно! Ощущение как в юности! Лёгкость, подвижность, бодрость! — восторженно проговорил Поликарпов — Сколько прошло времени?
— Как я и говорил, три часа.
— Невероятно!
— Николай Николаевич, я прошу Вас сохранить эту медицинскую процедуру в тайне. — вступил в разговор Сталин — Методики и аппаратура совершенно секретны. И ещё: компетентные органы проведут расследование по факту вашего отравления, выяснят кто виновник, кто исполнитель, а кто бенефициар[5].
— Хорошо, я обещаю всё сохранить в тайне.
— В таком случае до свидания. Товарищ Поликарпов, отправляйтесь домой, а завтра приступайте к своим обязанностям. Пойдёмте, товарищ Дикобразов.
В кабинете, куда вернулись Сталин с Антоном было всё так же пусто: секретарь бдит.
— Благодарю Вас, Антон Петрович, за хорошо и быстро сделанную работу.
— Всегда готов помочь.
Через час большой двухмоторный скоростной бомбардировщик под прикрытием пары истребителей уже летел в сторону Ленинграда. Антон с Юрием сидели в тесном помещении радиорубки и читали. Юрий штудировал учебник химии девятого класса, а Антон машинописный экземпляр «Истории ВКП(б)» подаренный Сталиным — до сих пор у него не было времени на изучение политической обстановки мира, в котором он оказался. Но коли он оказался тут, следует воспринять этот мир как собственный, изучив его вдоль и поперёк. Непривычным был только способ получения информации: там, в будущем, достаточно подключиться к базе данных и получить одним пакетом все возможные сведения по любому вопросу, а потом использовать эти данные по необходимости. Здесь же всё приходилось получать в виде текстов, фотографий, рисунков и иной графической информации, изредка — в виде фильмов. Долго и неудобно.
Но есть в этой неторопливости и своя прелесть: возможность пообщаться и лично обсудить те или иные проблемы с авторами новейших для этого времени концепций. Вот Антон получил право встречаться с самим великим Сталиным, право недоступное большинству из живущих ныне людей. Антон готов ради такой возможности трудиться изо всех сил.
Но сигнал тревоги оборвал благостное настроение: локатор указал на приближающиеся со стороны Солнца истребители противника. О таких гостях надо извещать сразу, Антон щёлкнул тангетой:
— Товарищ командир, наблюдаю приближение пяти пар истребителей на десять часов.
— Как ты можешь видеть, в твоей рубке иллюминатор в другую сторону? — удивился командир.
— У меня специальная аппаратура. Секретная. — отрезал Антон.
— Принято. — отозвался командир — Экипаж, к бою!
Потом командир корабля переключился на двустороннюю связь с Антоном:
— Я вспомнил! Это ты в одном бою завалил девять фашистов?
— Не только я. Пять за мной, а четыре сбил мой напарник.
— А правда, что ты одного сбил из пистолета?
— Не совсем правда. Из пистолета сбил как раз мой стрелок. У него в пулемете патроны кончились. Но болтать об этом не надо.
— Ну, раз вы такие меткачи, можете занять места стрелков по правому и левому борту. У меня фронтовая переделка, несерийная. Хотите?
— С удовольствием.
— Тогда идите в хвост, стрелковые точки в бомбоотсеке справа и слева. Но внутренней связи там нет.
— Ничего страшного.
Антон повернулся к Юрию:
— Хочешь пострелять?
— Очень хочу. Где?
— В бомбоотсеке две огневые точки, командир разрешил их занять.
— Добро!
Пока дошли до рабочих мест, атака немецких истребителей началась. Вернее, Антон и Юрий услышали звуки отражения атаки: сверху басовито зарокотали стволы башенной установки.
— Юра, наводишься, как и в прошлый раз, сигналы на открытие огня я буду давать мысленно. — и Антон отправил Юрию мысленный пасс, отозвавшийся у того как лёгкое прикосновение к шее.
— Ага. Понятно! Антоха, а ты знаешь этот пулемёт?
— Изучил уже. Ну, к бою, дружище!
Только Юрий снял своё оружие с предохранителя и направил ствол в сторону пролетающего мимо самолёта врага, как последовала команда на открытие огня, что он и исполнил. Мессершмитт с убитым лётчиком вращаясь, повалился вниз.
— Ага! — заорал Юрий — Не любишь! А как тебе понравится? — он попытался поймать в прицел второй Мессершмитт, но тот ускользнул.
В бой вступили истребители сопровождения, и клубок самолётов, гоняющихся друг за другом, мечущих огненные струи, покатился в сторону.
— Чёрт! Это явная засада! — заорал Юрий — Эта группа отвлекла сопровождение, сейчас навалится группа охотников!
И верно, на подходе была группа из восьми пар Мессершмиттов. Антон побежал в рубку, в которой сидел в начале полёта и связался с командиром корабля:
— На подходе ещё одна группа из восьми пар истребителей. Разрешите мне управлять огнём оборонительных огневых точек.
— Как ты будешь руководить?
— Стрелок, который точно навёл оружие на цель, услышит в наушниках щелчок. Так мы отбивались с напарником в прошлом бою.
— Добро, разрешаю! Все слышали? Огонь открывать по команде товарища пассажира, по его наводке уже завалили один Месс.
Следующие сорок минут превратились для всего экипажа в воплощённый ужас: немецкие истребители бросались на одинокий бомбардировщик с разных направлений, но каждый раз получали жестокий отпор, и раз за разом валились вниз, испуская дым и пламя. Первая группа потеряла шесть истребителей, ещё пара немцев отвалила с явно видимым дымом. Им на смену прилетело ещё десять самолётов, но и они, потеряв четверых, убрались восвояси. Но и бомбардировщик получил большое количество попаданий. Фюзеляж и крылья обзавелись не предусмотренными конструкцией отверстиями, иногда довольно большими. Всё в мире кончается, кончается, кончился и этот бой. Последняя пара фашистских стервятников, дымя и пытаясь сбить пламя, отвалила в сторону, и через короткое время наш самолёт пошел на снижение. Ещё несколько минут, и колёса коснулись бетонки Комендантского аэродрома.