Анархия и демократия — страница 12 из 41

Хотя анархисты часто взывают к лучшему в людях, чаще они взывают к разумному эгоизму. Анархизм – это не доктрина самопожертвования, хотя анархисты сражались и умирали за то, во что они верят. Анархисты считают, что осуществление их основных идей может означать лучшую жизнь почти для всех.


Как можно верить, что люди не будут совершать преступления друг против друга в отсутствие государства, контролирующего преступность?

Если вы не можете поверить, что обычные люди не будут совершать преступления друг против друга, как вы можете верить, что это не будет делать государство? Разве люди, получающие власть, так бескорыстны, так самоотверженны, так превосходны по сравнению с теми, кем они управляют? Политическая власть, как утверждал анархист Алекс Комфорт, привлекает примерно тех же людей, что и преступность. Чем больше вы не доверяете окружающим, тем больше у вас оснований стать анархистом. При анархии власть сокращается и распределяется между всеми. Каждый причастен к ней в какой-то мере, но никто не имеет её больше других. В государстве власть сконцентрирована и большинство людей на самом деле никак к ней не причастны. За какую власть вы скорее будете бороться?


Но – давайте будем реалистами – что будет, если исчезнет полиция?

Как говорит анархист Аллен Торнтон, «полиция не защищает, она мстит»[9]. Забудьте про Бэтмена, который предотвращает преступления. Полицейский патруль не предотвращает преступление и не ловит преступников. Когда в некоторых районах Канзас-Сити было тайно прекращено полицейское патрулирование, уровень преступности остался прежним. Другие подобные исследования показывают, что работа детективов, криминалистических лабораторий и т. д. не влияет на уровень преступности. Но когда соседи собираются вместе, чтобы приглядывать друг за другом и отпугивать потенциальных преступников, те перемещаются в другой район, защищаемый только полицией. Преступники понимают, что там они в меньшей опасности.


Но современное государство глубоко вовлечено в регулирование повседневной жизни. Почти каждый вид деятельности имеет какую-то связь с государством.

Это правда – но если внимательно подумать, то повседневная жизнь почти полностью окажется анархистской. Чаще всего полицейский появляется тогда, когда нужно выписать штраф. Добровольные соглашения и договорённости преобладают почти во всём. Как писал анархист Рудольф Рокер, «даже при самом ужасном деспотизме большинство личных отношений человека с его товарищами основаны на свободном соглашении и солидарном сотрудничестве, без которых общественная жизнь была бы невозможна в принципе»[10].

Семейная жизнь, покупка и продажа, дружба, почитание, секс и досуг являются анархистскими, что бы иное вы ни говорили об этом. Даже на рабочем месте, которое многие анархисты считают таким же принуждением, как государство, рабочие, как известно, объединяются независимо от босса, чтобы свести работу к минимуму и побыстрее её сделать. Некоторые говорят, что анархия не работает. Но это почти единственное, что работает! Государство опирается – с опаской – на фундамент анархии, так же, как экономика.


Анархисты ведь атеисты? Но большинство-то совсем нет.

Необязательно быть атеистом, чтобы быть анархистом. Анархисты уважают личные убеждения каждого человека, они просто не хотят, чтобы эти убеждения навязывались другим. Так сложилось, что многие анархисты часто были атеистами из-за того, что организованная религия – исторический союзник государства, а также потому, что религия препятствовала людям думать самостоятельно. Все анархисты выступают против безобразного союза церкви и государства, как в Иране, Израиле, России или в США. Но были в истории и влиятельные христианские анархисты (Лев Толстой, Дороти Дэй), еврейские анархисты (Пол Гудман), мусульманские анархисты (Хаким Бей) и анархисты, идентифицирующие себя с языческими или восточными религиозными традициями.


А как насчёт культуры?

Анархизм всегда привлекал благородных и творческих личностей, обогативших нашу культуру. Анархистскими поэтами можно назвать Перси Биши Шелли, Уильяма Блейка, Артюра Рембо и Лоуренса Ферлингетти. Среди американских публицистов анархистами были Генри Дэвид Торо, а в ХХ веке Дуайт Макдональд, Пол Гудман и анархистка-католичка Дороти Дэй. Учёными-анархистами являются лингвист Ноам Хомский, историк Говард Зинн, антропологи А.Р. Рэдклифф-Браун, Пьер Кластрес и Дэвид Грэбер. Среди литераторов анархистов слишком много, чтобы перечислять, но можно вспомнить Льва Толстого, Оскара Уайльда, Б. Травена, Мэри Шелли (автора «Франкенштейна») и Алекса Комфорта (автора анархистских эссе, а также «Радости секса»[11]). Художниками-анархистами были Гюстав Курбе, Жорж Сёра, Камиль Писсарро и Джексон Поллок. Из музыкантов-анархистов можно отметить Джона Кейджа, Джона Леннона, группу CRASS и т. д.


Допустим, вы правы, что анархия – это лучший образ жизни, чем тот, который мы имеем сегодня, но каким образом можно свергнуть государство, если оно такое всесильное и репрессивное, как вы говорите?

Анархисты всегда размышляли на эту тему. У них нет одного простого ответа. В Испании в 1936 году, когда военные попытались совершить государственный переворот, было несколько миллионов анархистов и они боролись с фашистами на фронте, в то же самое время поддерживая рабочих в захвате предприятий. И они поддержали крестьян в формировании коллективов в сельской местности. Анархисты делали то же самое в Украине в 1918–1920 годах, где им приходилось сражаться и против белых, и против коммунистов. Но не так мы сломаем систему в XXI веке.

Посмотрите на революции, свергнувшие коммунизм в Восточной Европе. Там имели место насилие и смерть, где-то больше, где-то меньше. Но смыло прочь политиков, чиновников и генералов – тех же врагов, с которыми сталкиваемся и мы, – то, что большая часть населения просто отказывалась работать или делать что-либо ещё для сохранения гнилой системы в действии. Что оставалось делать комиссарам в Москве или Варшаве – сбросить на самих себя ядерное оружие? Уничтожить содержавших их рабочих?

Большинство анархистов уже давно считают, что так называемая всеобщая забастовка могла бы сыграть большую роль в обрушении государства. Иными словами – коллективный отказ от работы.


Если вы против правительства, значит вы против демократии.

Если демократия означает, что люди сами распоряжаются своей жизнью, то все анархисты были бы «бесстрашными джефферсонианскими демократами»[12] – как назвал их американский анархист Бенджамин Такер, – они были бы единственными истинными демократами. Но это не то, чем является демократия на самом деле. В реальной жизни часть людей (в Америке это почти всегда меньшинство) избирает горстку политиков, которые управляют нашей жизнью путём принятия законов и назначения неизбираемых бюрократов и полицейских, обеспечивая их правовыми санкциями, невзирая на то, нравится это большинству или нет.

Как писал французский философ Руссо (не анархист), в условиях демократии люди свободны только в момент голосования, а всё остальное время они являются рабами государства. Офисные политики и чиновники, как правило, находятся под сильным влиянием крупного бизнеса, а часто и под влиянием других групп, отстаивающих свои особые интересы. Точно так же в случае СМИ. Все знают об этом. Но некоторые молчат, так как получают подачки от власть держащих. Многие другие молчат, потому что знают: протестовать нехорошо и их могут объявить «экстремистами» или даже «анархистами» (!) если они назовут вещи своими именами. Большинство людей полагают, что, как говорят американцы, “you can’t fight city hall”[13]. Такая демократия!


Но если не избирать должностных лиц для принятия решений, кто будет этим заниматься? И не говорите, что каждый может поступать так, как нравится лично ему, не обращая внимания на других.

У анархистов есть много идей насчёт того, как будут приниматься решения в действительно добровольном и кооперативном обществе. Большинство анархистов считают, что такое общество должно основываться на местных общинах, достаточно малочисленных, чтобы люди могли знать друг друга, или там, где они, по крайней мере, хотели бы быть связанными узами семьи, дружбы, мнений или интересов почти со всеми остальными. По причине локальности люди в своём окружении разделяют общие понятия. Они понимают, что им придётся жить с последствиями своих решений. В отличие от политиков и чиновников, которые принимают решения за других людей.

Анархисты считают, что обычно решения должны приниматься на самом низовом уровне. Каждое решение, принимаемое человеком для себя и не имеющее отношения к другим людям, он должен принимать самостоятельно. Каждое решение, принятое в небольших группах (таких, как семья, религиозная община, рабочий коллектив и т. д.), должно быть решением их коллектива, если оно не затрагивает сторонних людей. Решения с гораздо более широким воздействием, если они имеют отношение ко всем окружающим, могут приниматься на специальных общественных ассамблеях.

Общественная ассамблея, однако, не является законодательным органом. Туда никого не избирают. Любой человек может там присутствовать, хотя никому это не вменяется в обязанность. Люди говорят сами за себя, а не за кого-либо другого. Но даже если они говорят о конкретных проблемах, они хорошо понимают, что их личное удобство – это ещё не всё. Они хотят, чтобы удобно было всем. Они ценят товарищество с соседями. Прежде всего они пытаются уменьшить непонимание и прояснить ситуацию. Одного этого часто достаточно, чтобы достичь соглашения. Но если недостаточно, они ищут компромисс. Чаще всего они его находят. Если же нет, то собрание может отложить вопрос, если он не требует немедленного решения, так что всё сообщество может осмыслить и обсудить его до следующей встречи. Если и так не получится, то сообщество будет думать, есть ли способ временного расхождения большинства и меньшинства, каждого по своим предпочтениям.