При этом все же следует отделять котлеты от мух, так как многие из тех, кого советские историки, в силу политической конъюнктуры, относили задним числом к матросам-большевикам тех, кто на само деле являлись анархистами, если это были значимые личности типа А.Г. Железнякова и откровенно шаржировали их, если это были личности не столь значимые.
Они просто предпочли лагерю большевиков пребывание в рядах вооруженной оппозиции, будь то анархическое движение батьки Махно или же участие матросов в диверсионных группах левых эсеров. И те и другие, конечно же, никакими бандитами не являлись. Но были и матросы-бандиты, были и матросы-бандитские атаманы. С началом немецкой оккупации в 1918 году матросы Украины объективно оказывались в авангарде той части населения, которая выступала против политики сотрудничества украинской Рады с немцами. Они являлись инициаторами создания многих партизанских отрядов самообороны на Украине. Черноморские матросы, связанные с местным населением, гораздо сильнее балтийских были настроены против Брестского мира, а, следовательно, против большевистских верхов, его заключивших. Поэтому в матросских отрядах анархизм в условиях столкновения с регулярными немецкими частями не изживался, а, напротив, получал подпитку, доходя до смыкания с околоуголовными элементами.
В целом обстановка относительного безвластия вообще устраивала матросов, имевших революционный в народе авторитет и репутацию сплоченных «сильных личностей». Что касается «контры», то в начале 1918 года она проявила себя еще слабо и имелась надежда и дальше давить ее можно будет одной «братвой», не прибегая к помощи государства. В то же время такие тенденции ставили перед матросскими лидерами-большевиками проблему выбора: оставаться ли с «братвой» или, в свете нарастания Гражданской войны, укреплять Советскую власть и Советское государство.
Поэтому в первые послеоктярьские месяцы наиболее авторитетными для матросов становились именно те личности, которые, провозглашая себя анархистами, в то же время «плыли по течению» вместе с большевиками, исходя из складывающейся обстановки, не очень задумываясь, соответствуют ли их действия гуманистическим анархическим идеалам. Именно в этот период приобрели наибольший авторитет анархисты: матрос А.Г. Железняков в Кронштадте и в Петрограде, матросы Е.С. Блохин, А.В. Раков (Рак), В.А. Гнедин, П.М. Скурихин в Гельсингфорсе, матрос А.В.Мокроусов в Севастополе и другие. Что касается кронштадтских «идейных» анархистов- соперников И.С. Блеймана и Х.З. Ярчука, то они также значительно повысили свой политический вес, но в основном на уровне городского начальства (являясь членами Кронштадтского Совета). Во многом благодаря кронштадтскому авторитету, оба стали известны во всероссийском масштабе, были избраны членами Петроградского ВРК, став ведущими авторитетами в главных направлениях анархизма в России: И.С. Блейхман – в анархо- коммунистическом, а Х.З. Ярчук – в анархо-синдикалистском. Соответственно, Блейхман – «наш почти Марат», «атаман Хлопок» (как называли его современники) выглядел гораздо «левее» Ярчука. При этом Блейхман, будучи секретарем Петроградской федерации анархических групп, занимался в основном левым давлением на центральную власть. Ярчук же много внимания уделял кронштадтским проблемам, матросам, своей газете «Вольный Кронштадт», которая постепенно сходила на «нет» из-за недостатка средств. Одновременно Ярчук, как авторитетный анархист, оказывал сдерживающее влияние в сдерживании левой стихии матросских масс, причем там, где оказывались бессильны многочисленные большевистские комиссары.
Одновременно Х.З. Ярчук пытался, при поддержке в борьбе с большевиками эсеров и максималистов, ввести анархо-синдикалистские порядки на уровне Кронштадта. В определенной мере это ему удалось. Именно поэтому в 1918 году Кронштадт стал, по существу, самым анархистским городом России. В 1921 году это еще сыграет свою ведущую роль в знаменитом Кронштадтском мятеже против Советской власти.
В связи с тем, что Ярчук, Блейхман и другие анархистские авторитеты со временем, в глазах радикальной части матросов, все более себя компрометировали контактами с большевиками, среди «стихийных» матросов-анархистов получили распространение новые еще более крайние течения анархизма. Прежде всего, анархо-индивидуализм, который допускал не только немедленное уничтожение государства, но и семьи, а также пананархизм, требовавший введение всеобщей и немедленной анархии. Если к анархо-индивидуализм тянулись представители артистической богемы, выбитые из привычной колеи, то к пананархизму – откровенные уголовники. Влияние этих слоев стало значительно заметнее в матросской массе, особенно в крупных городах, обеих столицах и Кронштадте к середине 1918 года. В то же время на юге, на Украине и на Черноморском флоте анархизм приобрел менее крайние формы, а потому более опираясь на низы, распространялся более широко. В этом, как считает видный идеолог анархизма, «крестный отец» Н.И. Махно, П.А. Аршинов, основную роль сыграла удаленность южных анархистов от центральной коммунистической власти, которая после Октября начала душить массовые движения трудящихся.
Разумеется, что рассказать обо всех атаманах Гражданской войны, носивших тельняшки, сегодня практически невозможно. Поэтому мы остановимся лишь на самых знаковых фигурах. Прежде всего, обратимся к личности Н.И. Махно, которого связывало с матросами очень многое, и, прежде всего, присутствия большого количества матросов в его отрядах.
Разумеется, среди многочисленных махновцев было немало полууголовные элементы, как впрочем, среди участников всех лагерей Гражданской войны. Но основу армии Н.И. Махно и его Советской республики Гуляй-Поле составляли все же более-менее сознательные и дисциплинированные крестьяне, которые знали, за что именно они воюют. Махновцы являлись убежденными сторонниками Советской власти, но только в ее безгосударственном, т. е. анархистском виде.
Военно-морской историк капитан 1 ранга М.А. Елизаров пишет: «В изучении проблематики Гражданской войны в России до недавнего времени почти не рассматривалась третья сила – махновцы и революционные матросы, к которым можно отнести основную массу матросов российского императорского флота из-за их активной роли в революционных событиях 1917 года. Это затрудняло понимание логики Гражданской войны, особенно на начальном и завершающем ее этапах. Серьезных исследований о махновском движении в советский период почти не было. Зато в постсоветской литературе оно вызвало большой интерес. Были изданы воспоминания Н.И. Махно, а также нескольких его соратников. Появился целый ряд специальных исследований о махновском движении. Советская историография, рассматривавшая деятельность революционных матросов, наоборот, представлена большим количеством как мемуарной, так и специальной литературы, что было обусловлено концепцией руководящей роли большевиков во всех революционных событиях. Но политическая активность военных моряков освещалась в основном только в период до 1918 года. Оставалась почти не изученной дальнейшая их деятельность, когда на почве разочарования новой властью настроения значительной части матросов стали приобретать левооппозиционный большевикам характер. Считалось, что революционеры не могут расходиться с большевиками. В постсоветский период этот стереотип продолжал действовать. Поэтому в современной историографии специальные работы о революционных матросах почти исчезли и представлены в основном на уровне отдельных диссертаций и статей. Причины сближения моряков и махновского движения в 1917–1919 гг. не ограничивались только общностью их леворадикальной политической линии. Ему способствовала географическая близость Черноморского флота с районом распространения махновского движения. Очень важную роль играли также богатые морские традиции запорожских казаков, наследниками которых считали себя махновцы. Им, как и многим матросам, оказалась близкой анархистская идеология. В 1917 году центрами анархистского движения в стране являлись сначала Петроград и Кронштадт, а затем Москва и Украина. Анархисты пользовались поддержкой на флоте, когда критиковали Временное правительство и деятельность соглашательских партий. Однако к их теориям будущего матросская масса оставалась равнодушной. На флоте из- за всероссийской известности эффективной революционной деятельности Кронштадтского совета наибольшую популярность получил лозунг «Власть Советам». Соответственно, главными своими союзниками матросы считали большевиков, отстаивавших этот лозунг. Затем, после Октябрьской революции 1917 года, на почве разочарования в большевистском правительстве среди матросов стали популярны анархисты, особенно в главной базе Балтийского флота – Гельсингфорсе. Анархистски настроенные матросы были почти на всех кораблях и в Центральном комитете Балтийского флота (Центробалте). В дальнейшем, по мере укрепления советской власти значительная часть матросов, особенно в Петрограде и Москве, оказавшись во властных структурах, стала отдавать свои симпатии большевикам и партии левых эсеров».
На Украине и на Черноморском флоте распространению анархизма способствовала обстановка полного безвластия, сложившаяся в южнороссийских губерниях в 1918 году. Еще одно причиной была удаленность от центральной Советской власти, которая после Октября 1917 года начала пытаться приводить массовые повстанческие движения в некое организованное русло. Зимой 1917–1918 года на юге Украины в связи с демобилизацией на Черноморском флоте появилось много анархистских матросских отрядов, по-своему осуществлявших советизацию на местах. В этих отрядах большинство составлял пришлый деклассированный элемент, привлеченный революционной фразеологией, особой популярностью матросов и их радикальными настроениями, Последние в дальнейшем рассеивались, а матросские отряды зачастую преобразовывались, распускались или вливались в более крупные красногвардейские соединения и в формируемые части Красной армии.
Военно-морской историк М.А. Елизаров пишет: «Причины сближения моряков и махновского движения в 1917–1919 гг. не ограничивались только общностью их леворадикальной политической линии. Ему способствовала географическая близость Черноморского флота с районом распространения махновского движения. Очень важную роль играли также богатые морские традиции запорожских казаков, наследниками которых считали себя махновцы. Им, как и многим матросам, оказалась близкой анархистская идеология. В 1917 году центрами анархистского движения в стране являлись сначала Петроград и Кронштадт, а затем Москва и Украина. Анархисты пользовались поддержкой на флоте, когда критиковали Временное правительство и деятельность соглашательских партий. Однако к их теориям будущего матросская масса оставалась равнодушной. На флоте из-за всероссийской известности эффективной революционной деятельности Кронштадтского совета наибольшую популярность получил лозунг «Власть Советам». Соответственно, главными своими союзниками матросы считали большевиков, отстаивавших этот лозунг. Затем, после Октябрьской революции 1917 года, на почве разочарования в большевистском правительстве среди матросов стали популярны анархисты, особенно в главной базе Балтийского флота – Гельсингфорсе. Анархистски настроенные матросы были почти на всех кораблях и в Центральном комитете Балтийского флота (Центробалте). В дальнейшем, по мере укрепления советской власти значительная часть матросов, особенно в Петрограде и Москве, оказавшись во властных структурах, стала отдавать свои симпатии большевикам и партии левых эсеров.