Ведь именно в этот момент этой корпоративной торговой организации удалось заложить основу для территориального завоевания Индии. Деловое предприятие вышло из своей куколки, превратившись в автономную имперскую державу, опирающуюся на огромную армию, которая уже превышала численность британской короны, и теперь была готова осуществлять административный контроль над 20 миллионами индийцев. Купцы превратились в фактических суверенных правителей большей части Северной Индии. Как выразился один из современных обозревателей: "В результате множества непредвиденных обстоятельств объединенное общество частных торговцев [превратилось] в кабинет азиатских принцев".65 В результате получилось то, что Адам Смит назвал бы "странной нелепостью" - государство-компания.
Когда двадцать лет спустя торговец чаем и путешественник Томас Твайнинг прервал свое путешествие на лодке вверх по Гангу, чтобы посетить ныне заброшенное место битвы при Буксаре, он записал в своем дневнике: "Здесь, можно сказать, заканчивается необыкновенная серия военных достижений, благодаря которым лучшие части Азии оказались под властью британских купцов, которые впервые появились на берегах Индии в образе нуждающихся авантюристов. В истории, пожалуй, мало событий более примечательных, чем эти сделки. Результаты, столь несоизмеримые со средствами, которые их породили, кажутся совершенно необъяснимыми".
Твайнинг был прав. Компания поставила на карту все - и выиграла. Империя Великих Моголов теперь лежала у ее ног, потерпев полное поражение, и была подготовлена почва для самого необычного корпоративного поглощения в истории.
В дни, последовавшие за победой Компании при Буксаре, три конфедерата Моголов, объединивших свои силы, постигла совершенно разная судьба.
Во время стремительного бегства из Буксара Мир Касим был освобожден Шуджей из заточения. Но лишенный власти и состояния, преследуемый неумолимой Компанией за участие в резне в Патне, этот самый способный из правителей так и не нашел себе места в калейдоскопе могольской политики XVIII века. Он скитался по всему Индостану и в конце концов умер в нищете в небольшом поместье близ Агры. На его похоронах говорили, что его дети не могли позволить себе купить простыню для своего отца.
Шуджа уд-Даула, что характерно, выбрал путь военного сопротивления. По мере того как батальоны роты Мунро продвигались все глубже в Авадх, он совершил ряд конных партизанских вылазок против своих преследователей, но постепенно был оттеснен все дальше и дальше на задворки, теряя своих сторонников, а майор, теперь уже генерал Карнак присвоил особняк Шуджи в Файзабаде в качестве своей личной резиденции. В конце концов Компания загнала Шуджу в угол в большой крепости Чунар , но он сбежал во время штурма, чтобы сразиться с Компанией в последней битве под Корой 3 мая 1765 года и проиграть ее. После этого он провел несколько месяцев в бегах по своим старым владениям, а затем нашел убежище среди афганцев рохилла в Доабе.
В конце концов, именно его урбанистический французский солдат удачи Жан-Батист Жантиль в июле того года провел переговоры о его капитуляции. Жантиль указал Компании на то, что под защитой Британии побежденный Шуджа может быть восстановлен и стать полезным буферным государством между богатыми землями Бенгалии и беззаконной анархией спорных земель вокруг Дели, которые продолжали хаотично и кроваво переходить от соперничающих афганских и маратхских армий.
Получив гарантии своей жизни и свободы, Шуджа в конце концов сдался. Он неожиданно прибыл в лагерь Мунро, сидя в своем огромном паланкине с эскортом всего из 200 всадников.70 Было около четырех часов дня, - писал Жантиль, - генерал все еще обедал и, по английскому обычаю, после десерта проезжал мимо порта. Облако пыли, поднятое лошадьми кавалерийского эскорта наваба-визиря, вызвало тревогу, зазвучали барабаны, и все бросились на свои места. Но в этот момент появились два гонца и объявили о прибытии наваба-визиря".
К своему удивлению, Шуджа обнаружил, что "английские джентльмены сняли свои шляпы, проявили все знаки уважения, согласно обычаям своей страны, и вели себя очень приветливо. Они стояли перед ним, сложив руки вместе [то есть хлопали]". Он был восстановлен в уменьшенной версии своего прежнего королевства, под бдительным оком британского резидента и под охраной полка ротных сепаев, за присутствие которых он должен был выплачивать огромные субсидии, в дополнение к огромной военной компенсации в 5 миллионов рупий.*
Император Шах-Алам тем временем делал все возможное, чтобы наладить отношения с Компанией, с которой он вел тайную переписку на протяжении всей Баксарской кампании. С его точки зрения, Буксар был битвой между тремя его слугами, каждый из которых присягнул на верность трону Великих Моголов, и поэтому он должен был сохранять нейтралитет. На протяжении всего сражения он оставался в своем шатре, решив продемонстрировать свое неодобрение того, что он считал глупой конфронтационной стратегией Шуджи.
Вскоре после Буксара, когда Шуджа со своей армией бежал в Авадх, чтобы продолжить сражение, Шах Алам и его телохранитель Моголов задержались у поля боя и отправили гонцов к Мунро с просьбой о размещении. Как и после поражения при Хельсе восемнадцатью месяцами ранее, Шах Алам сыграл ловко, понимая, что он гораздо полезнее для Компании как союзник, чем как враг.
Вскоре после окончания битвы, "как только визиря наваба увидели бегущим по ту сторону реки, император, который таким образом остался на свободе, послал за англичанами, отправив почетные одежды для Мунро, Мир Джафара и Ванситтарта, и таким образом открыл переговоры. Они, найдя такой благовидный предлог для продвижения своих собственных дел, удвоили темп и присоединились к нему через несколько часов".
Император хотел, чтобы Компания знала, что Шуджа не был его другом, и даже пригрозил, что если визирь и англичане придут к соглашению, "я уеду в Дели, потому что не могу думать о возвращении в руки человека, который так плохо меня использовал". Тем временем Мунро прекрасно понимал, что марионетка Шах Алам может дать экспансионистским амбициям Компании печать легитимности Моголов: "Чтобы не вызывать возмущения или зависти к нашей власти у короля или знати империи, - писал он в Калькутту, - мы будем делать все под санкцией его власти, чтобы казалось, что мы получаем от него наши приобретения и действуем в войне под его руководством".
Под защитой Компании и в личном сопровождении своего бывшего противника генерала Карнака Шах Алам направился сначала в Бенарес , а затем в Аллахабад , где Компания поселила его в великолепном старом могольском форте, построенном его предком Акбаром в благоприятном месте слияния Ямуны и Ганга. Там он ожидал прибытия человека, которого директора отправили из Лондона в Калькутту, чтобы навести порядок в беспорядке, созданном жадностью их неуправляемых слуг, на том основании, что лучший егерь - это бывший браконьер.
Это был Роберт Клайв, барон Плэсси, недавно получивший титул и ставший все более грузным.
Новости о войне против Мир Касима и о том, что Бенгалия снова стала "сценой кровопролития и смятения", достигли лондонской штаб-квартиры компании на Лиденхолл-стрит в феврале 1764 года; вскоре после этого пришло известие о резне в Патне . Поговаривали о поражениях, растущих военных расходах и финансовом хаосе, что, в свою очередь, вызвало панику среди инвесторов и ажиотаж на фондовом рынке. Цена акций компании быстро упала на 14 процентов. На собрании акционеров один из обеспокоенных инвесторов предложил Клайву немедленно вернуться в Бенгалию в качестве губернатора и главнокомандующего. Акционеры единогласно проголосовали за эту резолюцию.
С тех пор как он вернулся в Англию , Клайву удалось быстро реализовать две свои самые большие амбиции: получить место в парламенте и пэрство, хотя ирландское, которое тогда считалось гораздо менее значительным, чем английское, дававшее его обладателю место в Вестминистерской палате лордов. Он покупал землю и собирал поместья, конфликтовал с директорами Компании и быстро заскучал: "Мы не так счастливы в Англии, как вы себе представляете, - писал он Карнаку в мае 1762 года. Многие из нас завидуют вашему образу жизни в Индии". Поэтому, когда ему предложили занять пост губернатора Бенгалии с беспрецедентными полномочиями по реформированию правительства и установлению контроля Компании над огромными пространствами Азии, он не стал колебаться. На закате 4 июня 1764 года он отплыл из Портсмута на корабле "Кент" для своего третьего назначения в Индию. Он оставил жену и детей на причале, а вместо них его сопровождали французский повар, оркестр из четырех музыкантов и двенадцать дюжин сундуков шампанского.
Как всегда, у Клайва было потрясающее чувство времени - или, возможно, везение. Когда в апреле 1765 года "Кент" пришвартовался в Мадрасе, на борт сразу же принесли новости о победе Мунро при Буксаре, занятии Авадха и смерти недавно восстановленного Мир-Джафара. Осознавая, что это положительно скажется на курсе акций Компании, Клайв первым делом тайно написал шифром своему агенту в Лондоне, чтобы тот заложил все свое имущество и купил как можно больше акций Компании. Затем он написал директорам. Как всегда безжалостный и язвительный, он понимал, насколько радикально эта новость меняет весь политический ландшафт: "Мы наконец-то достигли той критической конъюнктуры, которую я давно предвидел", - писал он председателю EIC. Я имею в виду ту конъюнктуру, которая делает необходимым для нас определить, можем ли мы или должны взять всю [Империю Великих Моголов] себе".
Мир Джафар мертв, а его родной сын - минор. Шуджа Даула изгнан из своих владений; мы владеем ими, и едва ли будет преувеличением сказать, что вся империя в наших руках... Можно ли сомневаться, что большая армия европейцев эффективно сохранит за нами суверенитет, как я могу его назвать, не только держа в страхе амбиции любого сельского принца, но и сделав нас столь грозными, что ни один французский, голландский или другой враг никогда не осмелится пристать к нам?