– А это что?
– Это плавающая заря.
– Из чего она сделана?
– Материал, по обыкновению, крепкий, но очень лёгкий. Главное здесь – в красках, тонах и полутонах. Это дивная работа. Когда она плавает по морю, то всем кажется издали, что заря занимается.
– Кто это изобрёл?
– Один из нас.
– Как его зовут?
– Ведь я уже раз вам ответил.
– Да, я знаю: его зовут Плавающая Заря, – шутила женщина.
– Оно так и есть. Мы его все зовём Плавающая Заря, или сокращённо Заря.
– А что это?
– Это плавающая тоска… Это изобретение Тоски, тоскующей женщины, богини.
– Как на этом плавать?
– Садятся у ног её на пьедестале и плавают по тихим водам наших морей.
– А зачем это вам?
– Ведь я уже несколько раз сказал вам, что у нас техника ради техники, искусство ради искусства.
– А это что?
– Это плавающий лес…
– Как это красиво.
– Да, красиво. На лесах мы часто плаваем целыми обществами. Плаваем целыми годами.
– А это что?
– Это плавающий дол, он лежит между двумя горами.
– И это красиво, – сказала женщина
– Ничего некрасивого у нас нет. У нас красивое с полезным слились окончательно, вернее, перешло одно в другое.
– А это что?
– Это плавающий купол. Он плавает под водой.
– Сколько может человек пробыть у вас под водой?
– Хоть бы целый век, – сказал человек из страны Анархии.
– А чем он дышит под водой?
– Тем, что над водой, – сказал человек из страны Анархии, улыбнувшись.
– Как же это?
– Очень просто. Он берёт с собою воздух.
– В чём?
– Смешные вопросы. Он образует вокруг себя воздух. Он образует его из воды.
– Каким образом?
– От одного соприкосновения с водой.
– Как-то непон… – Я хотел сказать «непонятно», но оборвался, вспомнив, что в стране Анархии нет ничего непонятного и нет ничего понятного.
– А это что?
– Это плавающая улыбка. Видите, вот, будто бы розовые губы, вот белые зубы, кончики губ стянуты, рот чуть-чуть приоткрыт, он улыбается.
– Это изящно, но слишком огромно, – сказала женщина.
– Это колоссальная улыбка, улыбка гиганта, – сказал человек из страны Анархии.
– А как на этом плавать?
– Просто. Открывают этот полуоткрытый рот и садятся внутрь, в полость рта; там большой роскошный зал, как у вас это называется, и плавают куда угодно. Улыбка носится по воде мирно, тихо, как поступь безразличного времени.
– Фантастично! – сказала женщина.
– А что это?
– Ограничимся виденным. Перейдём к новому отделу, к зрительному отделу. Надо спешить!
– Вы правы, – сказал я, – день не ждёт, а сад такой огромный.
– Давайте перейдём в зрительный отдел.
– Давайте! – сказали все.
XII
– Пойдём в зрительный отдел, – сказал человек из страны Анархии.
– Пойдём, – сказали все мы.
– Но в нём долго не пробудем. Времени мало, – сказал человек из страны Анархии.
– Неужели и у вас времени мало?
– У нас времени много, мы не вне времени, а над временем. Мы одолели время, сотворив, реализовав вечность. Но вы, ведь к вашим услугам для осмотра нашей страны всего пять дней, вам следует поторопиться, – сказал человек из страны Анархии.
– А какие у нас дни, по вашему времяразделению или по нашему? – спросил я.
– Да, ведь у вас дни иные, пятичасовые! – добавила женщина.
– Пять дней ваших, по вашему времени. По истечении этого времени вы войдёте в страну Анархию как свои люди, и наше время станет вашим временем, – сказал человек из страны Анархии.
– Неужели!.. Меня удивляет: у вас сохранились слова «наше», «ваше», «моё»? – спросил удивлённо рабочий.
– Я вам после отвечу на ваш вопрос, а пока давайте смотреть! – сказал человек из страны Анархии.
– Мы уже в зрительном отделе?
– Да!
– Ничего не видно!
– В том-то и дело! – сказал человек из страны Анархии.
– Как в том-то и дело!
– Что это означает?
– Зрительный отдел, а зреть-то нечего!
– Пустое пространство! – сказал удивлённо юноша.
– Видите, для того чтобы одолеть зрительность, мы должны были одолеть зрение, – сказал убедительно человек из страны Анархии.
– Отказываюсь понять! – воскликнул я.
– Очень просто! Мы исходим из того, что раньше разрушаем и потом создаём, ибо в разрушении – дух созиданья.
– Что вы говорите? – пожал плечами рабочий.
– Ясно, что первым шагом нашим по пути одоления зрительности, увеличения ли её до невероятных размеров, уменьшения ли её – мы исходим из точки отрицания её – мы делали предметы, окружающие нас, незримыми, невидимыми. Мы уничтожили видимость, – сказал человек из страны Анархии.
– Как это так?! – воскликнул я, качая отрицательно головой.
– Это невозможно! – кричал юноша.
– Это невероятно, – сказала женщина.
А угнетённый народ стоял, покачивая глубокомысленно головой, как бы говоря:
– Меня здесь, в этой стране, ничем не удивишь! Раз могли уничтожить вражду, дикую ненависть народов друг к другу, то почему нельзя уничтожить видимость предметов?
Но он хранил глубокое молчание.
– Что вы? Что с вами? Нашли чему удивляться! Экое чудо?! Смешно! Ведь во всех народных сказках рассказывается о шапках-невидимках; древние знали разные заклинания, разные средства для достижения этого, для улетучивания своей видимости. Я же вам несколько раз уж говорил, что мистика, сказка осуществлённая, достигнутая, реализованная, есть наша техника, пантехника, – сказал человек из страны Анархии.
– Да, это верно, в мистической литературе, в практической каббале, в чёрной магии этому вопросу уделено много внимания. В средневековых книгах посвящено этому чуду-невидимке многое множество глав. Я сам их читал, и в детстве был очень увлечён этой идеей. Как странно, я думал её применять при войнах. Придвинешь войско вплотную, и неприятель не видит, ударишь – не видит, перебьёшь его, – а он всё не видит, – увлёкся я воспоминаниями детства, грёзами ранней молодости, цветшими под лучами солнца мистерии Средневековья.
– Ну, вы это знаете. Вы даже рассказываете, как вы к этому стремились, хотели это применить в военном искусстве, а тут, как увидели, что ничего не видно, что ничего не видите, вы растерялись от недоумения! – иронизировал человек из страны Анархии.
– Я, главным образом, мечтал пустить в ход это чудо при драках, при наших «детских войнах», – сказал я.
– Да, неужели вы допускаете хромую мысль, что то, к чему вы стремились, у нас давно не достигнуто?!
– Я даже пробовал осуществить мой план, прочёл главу в толстой книге, не могу сейчас припомнить названия автора, но помню, что он был один из известных мистиков, не Ари ли, не Витал ли13, он предписывает поймать летучую мышь, накрыть её глиняной посудой, держать её с накрытой посудой под крыльцом семь недель. От неё будто останется, уцелеет одна кость в виде колечка. Над этим колечком надо произнести известное количество заклинаний, затем совершить над ним обряд омовения в море, а затем он дарит человеку, надевшему его и носящему его на шее, свойство быть невидимым, – кончил я полусмущённо. – От этой дребедени, которую я вычитал в детстве, и сохранилось кое-что в памяти до сих пор.
– Вас эта задача, как видно, сильно волновала. Она занимала лучшие умы человечества, вернее, лучшие воображения и воли человечества. Мы её осуществили, – сказал человек из страны Анархии.
– Так что же будем здесь смотреть, если ничего тут не видно! – спросил изумленно юноша.
– Тут почти смотреть нечего, – согласился с ним человек из страны Анархии.
– Но как вы этого достигли? – спросил рабочий.
– Что значит «как»? Поверьте, что в нашей стране, в стране Анархии, и слово «как» звучит почти таким же анахронизмом, как слово «почему». Для нас эти слова потухли.
– Всё же с помощью чего вы достигли таких изумительных успехов в области зрения? – заинтересовался рабочий.
– С помощью света, световых лучей! – сказал человек из страны Анархии.
– Как?! Разве свет у вас существует как особая вещь, а не как результат действия светящегося предмета?
– Да, у нас свет есть особая вещь, особый предмет, а не только свойство, – сказал человек из страны Анархии.
– Вот как!
– Да, так! Мы изобрели такой свет, который пронизывает все предметы, как твёрдые, так и мягкие, как жидкие, так и густые. Он проходит через них, делая прозрачными, ясными окончательно, так что они теряют, совершенно лишаются своей видимости. Это одно. Это был первый шаг.
– А через какие предметы он проникает?
– Через всякие, совершенно не принимая во внимание их толщину. Он в силах пробить всю толщину земного шара.
– Это невероятно!
– На досуге, после пяти дней, я это вам покажу, – сказал человек из страны Анархии.
– А как вы достигли увеличения зрительности, видимости? – спросил рабочий.
– Тоже тем же способом. С помощью света. Один род света делает вещи совершенно невидимыми, а другой – абсолютно видимыми. При нашем освещении вы в силах видеть предмет, который находится от вас на невероятно далёком расстоянии. Этим мы одолели бесконечность. Осилили окончательно пространство.
– Итак, у вас нет даже пространства.
– Да, в том виде, в том ощущении и представлении и значении, которое оно имеет у вас, оно у нас не существует.
– Ни времени, ни пространства? Вот это изумительно, вот это красиво, – сказал юноша, и глаза его загорелись звёздами ночной волшебной сказки.
– Да, ни времени, ни пространства. Мы осуществили, реализовали, опредметили вечность и бесконечность, мы создали не на словах, в философских, метафизических выкладках, а на деле, в жизни, абсолютно.
– Всё-таки это не понятно! – волновался я, не владея собой, возмущением своего разума.
– Опять не понятно! Полноте! – смеялся человек из страны Анархии.
– Но как же это! – развёл я руками.
– Просто. Предметы нам видны на любом расстоянии. Хотим – приближаем к зрителю настолько, что нам кажется, что они находятся на расстоянии протяжения и достижения руки, хотя они находятся на втором полюсе земли или в зените неба. При желании же удаляем их зрительно на какое угодно расстояние, так что они кажутся нам, являются нам лежащими за тридевять земель от нас, в то время когда они тут же, рядом с нами.