– Всё хорошо на своём месте, – сказал, шутя, человек из страны Анархии.
– Разве мы не случайно опустились на это место? – спросил я.
– Нет случайностей в стране случая, – сказал человек из страны Анархии.
XVI
Краткая пауза.
Молчание.
Мы сидим и внимаем гласу своих мыслей, гласу своих чувств.
Небо над нашими головами ясное, прозрачное, уходящее далеко-далеко в глубь.
И глубь глуби глубже.
И источник у наших ног такой чистый, такой прозрачный, такой тихий.
Реет ангел тишины над нашими думами.
Одни вопросы не молчат.
Рвутся они наружу.
Ищут проявления.
Хотят воплотиться в форму.
Желают сесть в ладью слова.
Хотят кататься по тихим волнам воздушного океана.
Желание – не грех.
Кто устоит против их сильной воли?
Я удовлетворяю их желание.
– Да, ведь мы хотим, чтобы вы нам набросали картину отношений человека к человеку в хозяйстве, существующем в вашей стране, – сказал я, обращаясь к человеку из страны Анархии и обдавая его взором, в котором обитает просьба.
– Ведь мы за этим, можно сказать, сюда и пришли, – сказал рабочий, в голосе которого слышалась беспечная игривость.
– Это в высшей степени интересно. Ведь вы хоть и боги, но всё же люди; интересно, как вы уживаетесь, – сказала женщина.
Человек из страны Анархии, помолчав немного, как бы созывая свои улетевшие в разные стороны мысли, сказал:
– Мы уживаемся очень легко, очень хорошо. У нас принцип равенства экономического незыблем. Всё принадлежит всем. Всем и каждому, по его потребностям в довольстве, в роскоши.
– А кто работает, кто трудится?
– У нас никто не работает, никто не трудится, кроме автоматов, – сказал человек из страны Анархии.
– Это мы не видим, – сказал я.
– Но кто за ними, за вашими автоматами наблюдает? – спросил рабочий.
– Кто их заводит, чтобы они работали? – спросила женщина.
– Их заводят те, которые этого хотят, – сказал человек из страны Анархии.
– Кто это?
– Как вас понять?
– Очень просто, по добровольной записи, – сказал человек из страны Анархии.
– А кто производит эту запись?
– Ведь и запись-то надо <организовать>18.
– Видите, это делает Социотехникум19, – сказал человек из страны Анархии.
– Какой техникум? – спросил я.
– Вы нам до сих пор ни словом не обмолвились о существовании какого-то техникума, – сказал рабочий.
– Я вам этого не говорил потому, что вы не спрашивали, – сказал человек из страны Анархии.
– Мы не спрашивали, так как мы немо стонали под игом новизны, давившей нас.
– Вы не интересовались этим, я вам и не говорил об этом, – сказал человек из страны Анархии.
– Теперь мы интересуемся, так говорите же.
– Что, собственно, вы спрашиваете? – сказал человек из страны Анархии.
– Мы спрашиваем: что это за техникум?
– Видите, автоматы делятся у нас на разные отделы и подотделы, смотря по роду работы, которую они исполняют, смотря какой отрасли, каким предприятиям они доставляют ими добываемое сырьё. И о каждом отделе автоматов заботится, печётся другой техникум. Техникумов у нас очень много. Каждый технический отдел имеет свой техникум. Техникум летателей, техникум плавателей, техникум зрительных языков, техникум психо-речи. Каждый техникум имеет секции, отделения. Техникум несёт заботы о тех автоматах, которые стоят к его услугам.
– А сколько у вас техникумов?
– У нас очень много: сколько специальностей, столько техникумов.
– А находятся ли техникумы в связи между собой?
– Бесспорно, они образуют Пантехникум.
– Кто является у вас ответственными руководителями какого-нибудь техникума?
– Все – руководители и все ответственны, или, вернее, никто не руководит и никто не несёт ответственности, разве перед самим собой и перед делом, которому каждый предан, каждый любит, – сказал человек из страны Анархии.
– Прекрасно. Но кто исполняет все работы, все организационные работы техникума?
– Это делается опять по записи, по добровольной записи.
– А кто является инициатором техникума? – спросил я.
– Кто является его основателем? – спросил рабочий.
– Видите, каждое новое, совершенно новое изобретение, открывающее на вашем языке эпоху, делает изобретателя основателем техникума для эксплуатации, для применения, для усовершенствования, для размножения его изобретения.
– Разве для каждого изобретения вы основываете особые техникумы?
– Нет, только для очень важных, для великих изобретений, открывающих новые пути в пантехнике, творящих новые возможности20.
– А кому вновь сделанное изобретение принадлежит?
– Никому или всем, оно принадлежит «духовно» изобретателю, оно считается его изобретением, оно носит временами его название, верней, он носит название изобретения, материально же оно принадлежит всем, все пользуются им сейчас же при его появлении на свет Божий.
– А права собственности за изобретателем не существует?
– Психологически, идейно существует, а экономически, утилитарно, на что оно ему. Ведь интересней, когда все знают про твоё изобретение и все им пользуются. Ведь приятней же было у вас автору, когда он сознавал, что у него миллионы читателей, чем он горько сознал, что он единственный читатель своих сочинений, что он единственный приверженец своих учений и воззрений.
Каждый изобретатель старается всеми силами привлечь внимание общества, чтобы оно оказало ему честь и воспользовалось его изобретением, эксплуатировало его, утилизировало21.
– И у вас все одинаково пользуются всеми благами, будь он великий, величайший гений или талант или совсем бездарность? – спросила женщина.
– Видите, у нас нет гениев, талантов и нет бездарностей, – сказал человек из страны Анархии.
– Как это так?!
– Очень просто. Человек, когда он на месте, когда он занимается тем, чем он должен был заниматься, к чему он призван, он являет нам талант, когда он совсем вплотную подходит к своему призванию, тогда он гений, – сказал человек из страны Анархии.
– А у вас как?
– У нас они все гении или зовите их бездарностями, суть дела от этого не изменится, – сказал человек из страны Анархии.
– А что вы делаете с детьми, больными, стариками, которые совсем не могут работать?
– Да я же вам уж говорил, что у нас нет стариков, все у нас молоды, и вечно молоды, и если кто хочет умереть, то он умирает молодым. Больных у нас нет. Дети у нас есть; как они живут, как они воспитываются, вы увидите на пятой горе, на горе творчества.
– Что же вы делаете с лентяями? – спросил я22.
– У нас нет труда, ни тяжёлого, ни лёгкого, следовательно, у нас нет и быть не может ни лени, ни лентяев. Ведь лентяй – это человек, который не хочет трудиться, не хочет работать, и он совершенно прав: труд есть проклятие, труд лежит на пороге изгнания из рая. У нас есть одна забава, одна игра23.
– А может, ограничимся этой краткой беседой и полетим на вторую гору?!
– Да, пора! – сказал угнетённый народ, и глаза его засверкали блеском духовной жажды.
– Полетим, если желаете, – сказал человек из страны Анархии.
– Полетим, – согласились все.
– Но прежде чем уйти отсюда, не попробуете ли воды этого источника? – сказал человек из страны Анархии.
– Да, не помешало бы!
– Давайте выпьем по кубку за равенство!
– Давайте!
Они наполнили свои чашечки, которые тут же сорвали, и опорожнили их.
– Пьём за равенство!
– За равенство!
– Что это: вино или вода?
– Что это?
– Это вино созерцания! – сказал человек из страны Анархии.
– Оно крепко!
– Оно крепко, как рассуждение, – сказал человек из страны Анархии.
– Пью за равенство! – я опрокинул ещё одну чашечку, которую тут же начерпал.
– За равенство!
– За равенство!
– За равенство!
– За равенство!
– За равенство!
Я стал бояться и спросил:
– Оно, это вино, пьянит?
– Нет, оно трезвит, как созерцание и как раздумье! – сказал человек из страны Анархии.
– Выпьем за трезвость, что более пьяняща, чем пьяность, – сказал юноша.
– Выпьем!
И мы в третий раз наполнили наши чашки.
– До пяти раз! – сказал, смеясь, человек из страны Анархии.
– Почему?
– Вы в стране пяти гор, пяти морей, пяти солнц и пяти вин, пяти чашек, – сказал, смеясь, человек из страны Анархии.
– Правильно!
– Но не охмелеем?
– Вы только трезветь будете! – сказал человек из страны Анархии.
– Выпьем!
<1917–1919>
Другие публикации 1917–1919 годов
Младочеловек(Сказание)
Он мудрый из мудрейших.
Он змий и голубь.
Он лев и ребёнок.
Книжники приходят к нему и говорят: покажи нам твой аттестат осла… покажи нам твою верблюдиную степень.
Они спрашивают его:
– Сколько лет ты похоронил в Британском музее?
– Сколько шкафов книг ты носишь на своих плечах?
– Что ты мчишься, как быстроногая лань, – знать, не нагружен.
Они спрашивают его:
– Сколько «чужих умов» в твоём уме, сколько «чужих языков» в твоём языке?
Он великий самоучка. Он великий самоучитель.
Книга бытия раскрывается перед Ним и сама собою читается перед гением… Эта книга о семи печатях…
Он первосвященник Творчества.
Он ключ кладезя Творчества.
Он дерзость молнии мысли.
Он творческий восторг.
Он радость открытия.
Он «Эврика».
Он пытливый ум, доискивающийся – докапывающийся до корней Древа Жизни, до источников бытия.
Он великое открытие: «открывшаяся возможность» (Тард)1 открывать… Он делает каждое открытие первозвеном в бесконечной цепи их.