С сентября 1917 года в Москве издаётся газета Московской федерации анархистских групп «Анархия». От других популярных анархистских органов – петроградского «Буревестника», где ведущую роль играл Вольф Гордин, один из «знаменитых братьев», «Дела народа», которым руководил Волин (Всеволод Эйхенбаум, брат Бориса), «Вольной жизни» Аполлона Карелина, направленной на обсуждение проблем культуры, и даже от «Жизни» Алексея Борового и Якова Новомирского, которая могла похвастаться такими сотрудниками наивысшего уровня, как Алексей Лосев42, – от всех них газета «Анархия» отличалась не столько тем, что вела постоянный культурный отдел, сколько тем, что сумела привлечь к себе группу виднейших и сильнейших по тому времени художников-новаторов.
Уже в апреле-мае 1918 года, вскоре после первой крупной акции ЧК, направленной против анархистов, «Анархия» была арестована цензурой, а в июле окончательно запрещена. Но за те несколько месяцев, пока она выпускалась, авторами её регулярного раздела «Творчество» были художники Алексей Ган (который вёл раздел), Казимир Малевич, Владимир Татлин, Александр Родченко, Иван Клюн, Алексей Моргунов, Надежда Удальцова, Ольга Розанова, поэты Баян Пламень, Александр Струве, Александр Святогор-Агиенко, будущий основатель анархистской группы «биокосмистов-имморталистов». В «Анархии» параллельно с пролеткультовскими изданиями печаталась «Поэзия рабочего удара» Алексея Гастева; старый металлург и революционер, большевик Гастев выступал на совещаниях ВСНХ от имени анархо-синдикалистов43 (анархистский профиль Пролеткульта освещён мало; далее мы вкратце вернемся к достойной отдельного исследования проблеме близости путей Гастева и Гординых).
Написавший для газеты «Анархия» около двух десятков статей Малевич заявлял:
Мы раскрываем новые страницы искусства в новых зорях анархии […]
Знамя анархии – знамя нашего «Я» и дух наш, как ветер свободный, заколышет наше творческое в просторах души44.
Возникает термин «анархо-художники». Пример заразителен. За ним следуют имажинисты; в 1919 году Вадим Шершеневич, Анатолий Мариенгоф, Сергей Есенин, Александр Кусиков, Николай Эрдман, Сергей Третьяков печатают под шапкой «Анархоискусство» подборки своих стихов в анархистском журнале «Жизнь и творчество русской молодёжи» (а Шершеневич войдёт в его редколлегию). В Харькове образуется группа «анархо-футуристов»45; её лидер Андрей Андреев, известный «неонигилист», член редакции петроградского «Буревестника», часто пишет в «Анархии».
На её страницах резко критиковались художники, которые работали в разных наркомпросовских инстанциях (Альтман, Штеренберг), а также группа Маяковского и «Газеты футуристов», за политизацию, точнее – за этатизацию искусства. «Новая власть надевает на нас новые цепи: министерства искусств, комиссары искусств, художественные секции», – жаловался в «Анархии» Родченко46.
Эпизод с «Анархией» доказывает, что даже такие сторонники большевистской власти, как Родченко, шли к ней совсем не столь прямо, как утверждала легенда, которую они во многом помогали создавать47.
Историки нередко представляют дело так, что для служения революции не оставалось другого пути, кроме большевистского; однако на первых порах были и другие; одним из них был анархистский. Подчиняясь политической или просто жизненной тактике, ряд известных анархистов пойдёт на работу к большевикам, навсегда оставшись заложниками своего прошлого. Часть тех, кто в «Анархии» разоблачал группу Маяковского – Родченко, Степанова, Татлин, Ган, – сблизятся с Лефом, станут конструктивистами и производственниками, будут реализовать лозунг «искусство в производство» и даже прорицать смерть искусства. На время среди лефовцев оказался и бывший чернознамёнец Иуда Гроссман-Рощин, теоретик анархистского террора, призвавший в 1918 году анархистов к сотрудничеству с советской властью, будущий напостовец. Его траектория – иллюстрация близости радикальных позиций, будь то политика, творчество, критика или организация культуры.
«Анархия» представляет собой антологический пример такой близости, орган радикального политического движения и рупор художественного авангарда. На неё сравнительно недавно обратили внимание историки искусства48.
Редакция газеты располагалась сначала на Крымском валу, а в январе 1918 года разместилась в захваченном анархистами здании Клуба Московского купеческого собрания на Малой Дмитровке № 6, которое получило название Дома Анархии. Средства купеческого клуба были направлены на новые нужды, в том числе на издание газеты, которое, бывало, поддерживалось и деньгами от экспроприаций. Один из боевиков вспоминал, как полученные таким образом деньги он предложил Кропоткину, и тот, узнав об их происхождении, отказался. Член же совета Федерации и Дома Анархии Абба Гордин взял деньги без колебаний49.
В Доме Анархии работал секретариат Федерации и образовалась своеобразная коммуна, с открытой для всех желающих ночевкой, столовой, распределением одежды. Поддерживаемые властями слухи о вакханалиях, якобы там творившихся, карикатурно отзовутся десять лет спустя во второй книге «Хождения по мукам» («Восемнадцатый год») Алексея Толстого.
В газету дают материал лидеры Федерации, Владимир Бармаш (её главный редактор), Лев Чёрный, Герман Аскаров, пишут ветераны движения Александр Атабекян, Герман Сандомирский, Николай Рогдаев, Николай Русов. Но чаще и регулярнее всего появляется подпись Аббы Гордина. Изредка печатается в газете и брат Вольф. Но главный автор газеты – Абба, «Бр. Гордин» (он подписывался и другими именами). Это он обеспечивает бесперебойный ход газеты, печатает изо дня в день передовые статьи и обозрения, сатирические заметки и пропагандистские выступления, политические анализы и теоретические трактаты, художественную прозу и стихи. Он неутомим. Он участвует в работе Федерации, издаёт книги – мы к этому вернёмся, – заседает в комитетах, произносит речи на митингах, выступает с публичными лекциями. В номере «Анархии» от 28 июня, одном из последних, один под другим помещены три объявления: доклад «тов. Бр. Гордина» на тему «Сущность анархизма» состоится в субботу 29 июня, он же читает в воскресенье 30-го лекцию на еврейском языке на тему «Что такое анархия?» перед членами еврейской коммуны. А в понедельник 1-го июля – «тов. Гордин» (так обычно звали Вольфа) делает доклад «Освобождение рабочих – дело самих рабочих». Просветительной работой заняты и другие видные анархисты. Заходит речь о создании народного университета. Мы говорили об отделе «Творчество». Это часть большого замысла: в параллель большевистскому культурному строительству газета пытается развернуть построение культуры анархистов. В программе одной из лекций Аббы Гордина прямо названа тема: «Анархизм как новая культура».
Замысел опирается на мысль о «революции как творчестве».
Революция как творчество есть уклонение от нормы, от принятого, от признанного, от обиходного. […]
История цивилизации состоит из двух элементов: из подражания и творчества.
Общественная жизнь, нормированный лад и порядок общественности устанавливаются: творя – в революционный период и подражая – в пореволюционный период.
[…] Революция, чем более она революционна, чем более она творческая, тем больше элементов неожиданностей она приносит50.
Присутствие деятелей авангарда в газете, как видим, не случайно: авангард и революция являются единым явлением, и «Анархия» фокусировала революционный порыв не хуже, если не лучше, чем большевистские газеты.
По данным Российской Исторической библиотеки, в лучшее время тираж газеты «Анархия» составлял 20–25 тысяч экземпляров, распространявшихся и в провинции51. Перечитывая её сегодня, можно без особого преувеличения сказать, что её профиль задавали взгляды и кипучий темперамент Аббы Гордина. Её неизбежная противоречивость – революционная творческая неожиданность – попытки сочетать соблюдение своей программы с требованиями дня представляют огромный интерес для историка бунтарства. Газета осуждает шкурничество и бандитизм, но подводит под захваты домов теоретическую мотивировку («это не то, что не преступление, а самый настоящий правовой акт»52, убеждал Абба). Клеймя действия ЧК и декрет Троцкого о восстановлении смертной казни, она регулярно выходит под лозунгом: «Долой расстрелы безоружных, кто бы они ни были». Но высмеивает журналистов, требующих свободы слова: «Свобода слова! Лицемеры, когда будет свобода слова, вы первые сомкнёте ваши нечистые уста»53. Она резко протестует против продразвёрстки, угадывая в ней будущую войну против деревни. И вообще выступает против войны. Но беспрестанно зовёт к безжалостному подавлению реакции. Когда к Петрограду подошли немцы, газета объявляет набор в Чёрную гвардию: советскую власть надо спасать от контрреволюции. Но тут же уточняет: «Мы против советов принципиально. Мы не пойдём в советы. Но мы не пойдём против них, а мимо них»54.
Название заметки, написанной в ответ на критику со стороны большевиков, резюмирует позицию газеты: «Мы против». Гордин приводит цитату из «Известий»: «“Анархия” неисчерпаема в своём словесном походе против советской власти» и указывает на бессмысленность сочетания «советская власть». Если «совет», то не власть, и большевистская власть дает не советы, а приказы; с логической точки зрения «советская власть не существует»55. Характерное рассуждение. Газета была окончательно запрещена месяц спустя.
Дом Анархии описывается в апокалиптических тонах не только советскими писателями. Приведём отрывок из книги эмигрантского писателя А. Ветлугина (В. Рындзюна) с живописными портретами тех, кто взял в свои руки «кормило анархического движения»:
…«бр. Гордин» (псевдоним В. Гордина) – вождь «непримиримых» московских анархистов, помогавших свергнуть Временное правительство и немедленно восставших и против большевистской власти […] – маленький хромой человечек. Прыщавый, золотушный, с гноящимися ушами, весь в струпьях и ранах – во время октябрьских боёв он попал под сабли казачьего разъезда – «бр. Гордин» превосходил и Мартова, и Бухарина: первого – безобразием, второго злостью. Убийственно метко сказал о нём А.А. Боровой: «Гордин, конечно, русский Марат, но ему не страшна Шарлотта Корде, потому что он никогда не принимает ванны!»