[…] Как бешеный верблюд он заплёвывал всех и всё. […] Понадобились деньги – и Гордин, не колеблясь ни минуты, организует налёты на частные квартиры56.
В этом рассказе очевидца описан как будто «В. Гордин», то есть Вольф, но не он, а Абба действовал в Доме Анархии. Не Вольф, а Абба был ранен во время октябрьских боёв. Не только Ветлугин смешивал братьев. Упоминания о них попадаются часто, но недостоверные и путаные, и у советских, и у постсоветских, и у западных авторов.
Абба Гордин проживёт и проработает в Америке три десятилетия, будет заниматься организацией еврейского анархистского движения, изданием журналов и книг на английском языке, на иврите, на идише, будет работать в редакции самой долговечной анархистской газеты, еврейской «Фрейе Арбетер Штимме». Он приедет в Израиль в конце 1950-х гг., начнёт издавать там анархистский журнал «Проблемы», погрузится в учёные штудии. Абба Гордин – дядя израильского национального героя Давида Разиэля, последний могиканин русского революционного анархизма, – получит мировую известность. Иерусалимская «Краткая еврейская энциклопедия» поместит о нём статью57 (которая заменит справку предыдущего, берлинского издания о его отце). Ему принадлежит несколько книг воспоминаний58, написана его биография59, есть мемуарные очерки о нём. О его деятельности, особенно в последние годы жизни, много рассказано в сравнительно недавней работе о еврейских анархистах60.
Тем не менее в обиход даже о нём попало много недостоверной или ошибочной информации.
О жизни Вольфа, наоборот, известно совсем мало. Увы, у нас нет компетенций для чтения еврейских источников; мы свели воедино имевшиеся у нас сведения в статье, вышедшей по-французски61. И там в свою очередь сделали ряд ошибок. С тех пор мы нашли новые данные; но неясности и пробелы остаются, они требует серьёзного исследования. Удовольствуемся здесь сжатым очерком, отсылая к указанным работам, в ожидании более полной биографии62.
Тема приглашает нас придать ей облик еврейского анархизма, который исследователи иногда называют: «идиш-анархизм»63. Обычно последний представляется как нечто особенное, хотя явление сравнимо, например, с итальянской диаспорой, где действовали общества анархистов, говорящих на своём языке, со своими газетами и публикациями64. Разговор о еврейских анархистах напоминает разговор о еврейских боксёрах или гангстерах. В таких разговорах ощутим некий привкус экзотичности, чуть ли не легендарности; особый статус присущ и идишу, языку рассеяния. Тем не менее мы видели, что еврейские анархические коммуны существовали в Москве, и, вне сомнения, не только там. Не менее реальна драматическая специфика путей идиш-анархизма, родившегося среди бедных лондонских эмигрантов и вернувшегося в Россию для того, чтобы его в советскую пору уничтожили или заново изгнали. Более того. Некоторые исследователи доказывают, что между еврейством и анархизмом существует некое «избирательное сродство», причём оно коренится и в мессианистской природе иудаизма, и в некоторых аспектах веры, и в традициях еврейского, часто богоборческого просвещения65. Поздняя, американская публицистика Аббы Гордина уже изучается с этой точки зрения66.
Мы, однако, не рассматриваем ту часть творчества Гординых, которая написана на идише (и иврите); поэтому проблематика идиш-анархизма, важная сама по себе, далее не затрагивается: удобная позиция для тех, кто не владеет еврейскими языками, но она неплохо согласуется с позицией самих Гординых, борцов против традиционного понимания национальности.
Братья родились в городке Михалишки в 60 километрах от Вильны, не очень далеко от Сморгони, в семье раввина Иегуды Лейба Гордина. Их отец был знаменит. Он учил в разных местах, в Михалишках, Смолевичах, Сморгони, в польских городах Ломжа, Острув67, и дети сопровождали его. Около 1912 года он эмигрирует в Америку; его влияние будет там не меньшим, чем в Литве: на похоронах в 1925 году в Чикаго его провожало 35 тысяч человек68. Он много писал, в том числе и на русском. Был ортодоксальным митнагидом (противником хасидизма) и человеком вполне современным; извлечения из своей книги, написанной по-русски, «Что такое талмуд», он послал Льву Толстому. Если верить посвящённой братьям Гординым биографической справке из архива Еврейского научного института YIVO (составленной в 1932 году, как кажется, со слов Аббы), Толстой собирался издавать эту книгу со своим предисловием, и писал, что автору её «будут благодарны миллионы моих читателей»69. Этот факт даёт возможность почувствовать кое-что из атмосферы семьи: значение русского языка, почитание Толстого.
Письмо Толстому подписано Лейб Мееров Гордин. Обратим внимание на имена. Иегуда и Лейб значат «лев» на иврите и на идише; такое разноязычное соединение было принято еврейской восточноевропейской традицией. Такое же двойное имя, Зеев Вольф (волк, символ силы и борьбы) он дал своему старшему сыну, родившемуся в 1884 или 1885 году. Второй сын родился в 1887 году (источники тут сходятся); он получил только одно, но очень достойное имя Абба, «отец», предрекающее учёную карьеру. В каком-то смысле жизнь братьев действительно предопределилась их именами; Зеев Вольф будет их умножать (Владимир, Вильям, уменьшительное от Вольфа Велвел), Абба70 сохранит своё имя при всех обстоятельствах (хотя кое-где его называют «Александром Львовичем») и станет учёным гебраистом с мировой известностью.
Абба и Вольф получили религиозное образование, готовились стать в свою очередь раввинами, овладели рядом языков. Но, вспоминает Абба, строгость отца, жёсткость традиции, события политической жизни звали к бунту. Братья заинтересовались западной современной философией, сионизмом, социализмом. Они покинули веру отцов.
А в 1905 году примкнули к волнениям, освобождали заключённых, связались с сетью анархистских организаций.
Надо признать, что условия вокруг них благоприятствовали бунту. Во второй половине ХІХ века Сморгонь превратилась в значительный промышленный (в основном кожевенный) центр; с 1890-х годов в ней начались забастовки, которые не прекращались в течение двух десятков лет. Очень активен был Бунд. На лондонском съезде социалистов в 1896 году Россию представляла делегация из четырёх человек, в том числе женщина из Сморгони. Появились радикальные революционные группы. В 1915 году Сморгонь была совершенно разрушена военными действиями и погромами, после чего все жители (или только все жители-евреи) были насильно выселены и рассеялись по всей России71.
Опыт бунта против отца и традиций, опыт мятежа, тюрьмы, погромов, войны, разрушения: вот что формировало братьев. Но не только это.
В те годы революционная деятельность не отнимала у Вольфа и Аббы всего времени. Они продолжали изучать философию, социологию, психологию, этой страсти учиться не мешали даже аресты (в 1906 году Абба попал в ту же тюрьму, которую освобождал в 1905). Кроме Штирнера (в воспоминаниях Абба говорит, что знал тогда «Единственного» чуть ли не наизусть) и Ницше, влияние на них оказали и другие мыслители, среди них же хорошо тогда известные в России французские зачинатели современной социологии Жан Габриэль (в русских переводах просто Габриэль) Тард и Жан Мари Гюйо. Первый возродил и ввёл в обиход (до Дюркгейма) термин «аномия», обозначая им социальное состояние с пониженным контролем, которое благоприятствует открытиям72. Тард утверждал, что развитие человечества определяют две силы: подражание и творчество (своей трактовкой подражания он предварил теорию имитации Рене Жирара). Нам кажется, что именно раннее увлечение Тардом скажется у Гординых применением его идеи о силах исторического развития для концепции «революции как творчества».
Второй философ, Жан Мари Гюйо, близкий к анархизму теоретик воспитания и творчества, считал, что жизнь обладает энергией, которая позволяет объединить социальное, коллективное, с индивидуальным; он провозглашал «нравственность без обязательства и без санкции»73. Эта мысль, подробно обоснованная у Гюйо посредством социологии, как нам кажется, повлияла на интерес Гординых (особенно Аббы) к вопросам морали и права. Неслучайно Кропоткин называл Гюйо основателем анархистской этики74.
Братья не только читают, но и пишут философские сочинения, если всерьёз брать название труда, о котором они сами сообщают: «Видимость и реальность» (по-немецки: “Schein und Wirklichkeit”). Однако чистая философия их не удовлетворяет. Помня о примере Толстого, братья принимаются за обновление педагогики. В 1908 году они открывают в Сморгони экспериментальную школу «Иврия» (на иврите) и ведут её до начала войны. Их писательская деятельность открывается учебниками для еврейской молодёжи и открытыми письмами о реформе школы на иврите и на идише; за этот период насчитывается десяток таких публикаций.
Первые книги на русском языке вышли в 1909 году; они дополняют друг друга: «Система материальной и относительной естественности»75 направлена против Песталоцци, главного в то время педагогического авторитета; «Подражательно-понимательный метод для обучения грамоте», опираясь на Толстого и Тарда, предлагает учить чтению не по буквам и не по звукам, а усваивая написанные и произнесённые вслед за учителем целые слова и фразы76. Уже в этих брошюрах, подписанных «Бр. В. и А. Гордины», можно найти главные черты их будущей системы не только в области педагогики77. Они работают интенсивно, ведут неумеренно резкую критику авторитетов, организуют издательство (в том же 1909 году Вольф выпускает номер анархистской однодневки: опыт газеты вскоре пригодится), быстро печатают небольшие по формату вещи, предназначенные либо обосновать некую практику, либо ей непосредственно служить. Уже здесь явна их главная идея: проскочить требующую ненужного усилия подготовку к какой-либо задаче и взяться непосредственно за её осуществление, обучаясь по ходу действия и целостным, интегральным способом. Практика как источник отношения к миру (нечто похожее утверждал эмпириокритицизм, в особенности Эрнст Мах, против которого почти буквально в тот же момент, в 1908 году, с такой яростью борется Ленин). Это убеждение стане