т основой анархистской программы Гординых.
Те шесть лет, что разделяли открытие и закрытие школы, по воспоминаниям Аббы, братья работали всегда вместе. Они не только революционеры, педагоги, философы. Они к тому же и поэты, они горят поэтической страстью.
Их хороший портрет схвачен в книге сына одного из классиков еврейской литературы Гилеля Цейтлина – Элхонена Цейтлина, Оказывается, в 1912–1914 годах Гордины приезжали к Гилелю в его дом в Юзефове близ Варшавы, где велись своего рода литературные мастерские78.
Что касается литературы, скажем, что два брата со лбами раввинов, с горящими глазами, одетые в чёрные русские «рубашки», с такой еврейской жестикуляцией большим пальцем, были первыми «футуристами» еврейской литературы. Во всяком случае, это верно по отношению к экзотизму их формы. Они вносили анархию даже в литературу. Поэтому, наверное, их пухлая поэма “Di Triumfade”, которую они, конечно, опубликовали за свой счёт, переполнена такими кругленькими рифмами:
s’eyglt zikh
un s’beyglt zikh
un s’dreydlt zikh…79
Они использовали странный идиш и гиперрадикальную орфографию. Кроме того, они защищали свои новации с таким ожесточением, как будто были готовы за них умереть.
Не исключено, что Цейтлин говорит о пьесе в стихах “Der Yung-mentsh, oder Der Finf-bund” («Молодой человек, или Союз пяти»), вышедшей в Вильне в 1914 году, которая имеет подзаголовки «Драматическая поэма» и «Триумфедия» (в московской РГБ хранится философский трактат Гординых того же года под тем же названием: “Di Triumfedye”). Публикация пьесы на русском объявляется на обложках разных книг Гординых, и в некоторых анонсах она определяется как «Победо-драма». Фрагмент из неё обнародован в «Буревестнике» как «Младочеловек. (Сказание)»80. О ней, а может быть, о пьесе Вольфа «Ложные пути» (“Falshe Vegen”, 1913) нашлось свидетельство сионистского деятеля Аббы Ахимеира, который встретил своего тёзку Гордина в 1916 году в Екатеринославе, куда тот приехал после разрушения Сморгони. Ахимеир пишет:
Уже в первую встречу Гордин дал […] свою пьесу на идише, в которой органическими вкраплениями были включены также иврит и русский языки. […]
Пьеса Гордина была модернистской, новое содержание использовало старые формы, базирующиеся на симбиозе классической европейской литературы и талмудических рассуждений, адекватных восприятию образованного еврейского читателя «литовского» направления иудаизма. Пьеса явно имела характер педагогического опыта81.
Два свидетельства дополняют друг друга. Поэма и пьеса (если это разные произведения) кажутся близкими по поэтике; но «модернистская» пьеса нагружена неким педагогическим смыслом, тогда как в поэме явно присутствует футуристской дух. Абба в воспоминаниях рассказывает о Маяковском и о поэзии футуристов; он говорит о поэзии «звуков без слов»: это неплохое определение и зауми, и стихов, которые цитировал Цейтлин.
Братья будут писать стихи и позже, в 1920-е годы, чаще всего по отдельности (хотя иногда образы, обороты переходят от одного к другому), но общее происхождение их поэтики очевидно в их текстах. Их опыты не всегда убедительны в поэтическом плане, но во многих строках чувствуется-таки дуновение высокого авангардистского жара.
Эта поэтика отпечаталась с большей или меньшей силой на публицистике братьев и на стиле их политико-философских трактатов. То библейские образы, темы и приёмы повествования, то талмудическое усложнение мысли, то необычное использование языка, «остраннение» фразы, словесные нововведения, безудержное порождение всё новых терминологических слепков.
По словам историка еврейской литературы профессора Ниборского, идиш очень подходит для таких экспериментов, в нём сталкиваются разные языковые пласты, он включает слова из иврита, русского, польского, сочетает стили, в нём возможна игра с орфографией, начертанием букв, неологизмами82. Можно полагать, что «футуристический идиш» присутствует на заднем плане бурного гординского русскоговорения, от которого нельзя отмахнуться, как это делалось их противниками, отсылкой к графомании.
Не следует в этой связи забывать и о традиции каббалы, мировоззренческой, мистической, а в то же время языковой и поэтической. Мы уже говорили о значении эзотерики для модернизма: творчество Гординых в этом отношении показательно вдвойне, учитывая их религиозную традицию. Чего стоит, например, «эпиграф», предпосланный поэме «Анархия духа», вышедшей из печати в 1919 году, но созданной Аббой до революции:
КНИГА для СПАСЕНИЯ ДУШИ и ТЕЛА, НЕБА и ЗЕМЛИ, и ЧЕЛОВЕКА, и ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, и ШЕСТИ ДНЕЙ ВРЕМЕНИ, и ПЯТИ ЧУВСТВ, и ЧЕТЫРЁХ СТОРОН ЖИЗНИ, и ТРЁХ ИЗМЕРЕНИЙ ПРОСТРАНСТВА, и ДВУХ МИРОВ, и ОДНОГО БЕЗУМИЯ83.
Судьба делает удивительные ходы: в конце апреля 1918 года еврейский поэт-анархист, вдохновлённый футуризмом, получит для редакции газеты «Анархия» помещение знаменитого «Кафе поэтов» в Настасьинском переулке, где в футуристских декорациях встречались, читали стихи, веселились футуристы с Маяковским во главе.
Уже в 1910-е годы поэтическое творчество Гординых тесно сплелось с построением планов перестройки мира. Создаётся учение, в котором педагогика играет роль застрельщицы. Первые формулировки рождаются в самом начале совместного творчества братьев, в затерянной брошюре, которую мельком упоминает Вольф, датируя её 1909 годом. Называлась она «Космизм, или Идеология итерриториалиата»84 (не звучит ли по-хлебниковски это «о-риа-лиа-та»?). Эта брошюра и тот «конспект 1909», который цитирует статья 1921 года, возможно, один и тот же ненайденный текст. Цитата из «конспекта братьев Гординых» по упомянутой статье:
Современное общество имеет, в нашем разумении, пять обиженных: пролетариат, итерриториалиат, женство, Единственный и Молодёжь. Они являются пятёркой социального прогресса. […] Пятёрка охватывает всё общество, её идеалы – это идеалы всего человечества85.
Учение развивается в пьесе «Младочеловек», уточняется терминология. В работе над ней родилось слово «финфбунд», союз пятерых, отсылающее к каббалистическому смыслу Пятёрки: числа женщины 2 и мужчины 3 слагаются, составляя символ Человека, пентаграмму, и символ цельности, как в числе книг Пятикнижия. Этой магической пятёркой определяется всё учение. Высказанные в нём тезисы войдут в платформу, которая будет обнародована в год революции.
В своих воспоминаниях Абба утверждает, что годом раньше он и Вольф прекратили сотрудничество и разъехались по разным городам (и действительно, его самого в 1916 году видели в Екатеринославе); он говорит о расхождении во мнениях. Истинный ли это повод? Нет было ли каких-то психологических, семейных конфликтов? Не будем гадать. Как бы то ни было, решив по какой-то причине скрывать свои разногласия, они договорились, что Вольф будет подписывать свои статьи и работы во множественном числе, «Бр. Гордины», а Абба в единственном, «Бр. Гордин». Так они и сделали, иногда путаясь, может быть, сознательно, и запутали вопрос об авторстве так, что бывает нелегко установить, кто из них автор той или иной вещи, или той или иной идеи86. Даже такие серьёзные учёные, как Пол Эврич, думают, что братья продолжали работать и писать вместе, сначала в Петрограде, потом в Москве87. В действительности их пути то расходятся, то сходятся.
В 1917 году Вольф Гордин находится в Петрограде. Ещё до октября он создаёт группу Союз пяти угнетённых, ему удаётся издать один номер газеты «Безначалие», затем он организует газету «Буревестник» и входит в её редакцию; её первый номер выпускается вскоре после октябрьского переворота. Как и брат в Москве, он очень активен, много пишет, читает лекции в клубе анархистов. Выступает на публичном диспуте против основателя «живой церкви» священника Александра Введенского, только что выпустившего брошюру об анархизме и религии88 (несколько лет спустя и Абба будет устраивать публичные прения с Введенским89). Свидетель диспута, поклонник Гордина, говорит о нём:
Это человек не от мира сего, аскет, праведник, агнец человеческий […] замечательно глубоко и оригинально пишет, но плохо говорит. Как анархист он должен был скрываться за границей. Поэтому акцент у него ужасный. Кроме того, читая всегда перед рабочими, он, чтобы быть понятным, выработал в себе привычку каждую фразу несколько раз повторять, а это для широкой публики не годится90.
Интересная зарисовка (и интересен её автор, «тов. Миша» Корцов91); кроме характеристики Вольфа и его способа говорения, она содержит и невольное пророчество (Гордины не скрывались за границей, а выросли на окраине империи, но «как анархистам» эмиграции им не избежать), и иллюстрацию того, как умозаключения зависят от стереотипа: многие революционеры в те годы приезжали из-за границы. Вспоминаются тогдашние строки Валентина Стенича о заседании правительства:
…И странно-чужд в дворцовом зале белом
Нерусский председателя акцент92.
Заметим, что в отличие от Вольфа, Абба был, по-видимому, талантливым оратором (так считал сам Вольф), но тоже очень любил повторы. Не исключено, что повторы выдают старую учительскую привычку братьев (их «понимательно-подражательный метод»), а пожалуй, и талмудическую манеру учить и учиться.
Для своей версии анархизма Вольф находит разные названия. Провозгласив сначала «пансоциализм», он переходит к «Панкоммуне» и останавливается на «пананархизме». Пананархизм, «всеанархизм», основан на программе, которую братья вырабатывали с 1909 года. Вольф пропагандирует эту версию в «Буревестнике» и в манифестах; к нему примыкают сторонники, движение имеет определённую огласку, соперничая с другими анархо-коммунистическими группировками. Даже советские историки признавали, что после Февральской революции «идеи пананархизма распространились довольно широко»