Я так сильно стиснула зубы, что челюсть заболела.
— Сохраняй спокойствие, Блэкберд, — пробормотал Хаэль мне на ухо, разжигая огонь, горящий в моем животе.
Чудовище внутри меня извивалось в темном пространстве между любовью и ненавистью. Я любила Хаэля. Я ненавидела Кали. Разделить эти уровни практически невозможно. Чувствовала одновременно насилие и похоть.
— Он вроде бы и не возражал, чтобы я объездила его до беспамятства, — размышляла она, и рядом хрустнула ветка.
Хаэль толкнул меня вперед так сильно, что я споткнулась и упала на колени в грязь. А затем он набросился на того парня, одетого во все черное и в маске, словно COVID-19 вернулся. Мне удалось подняться, когда я увидела Кали, выходящую из-за деревьев.
Наши взгляды встретились, и мы обе поняли, что время пришло.
Без колебаний она подняла пистолет обеими руками и выстрелила в меня. Но стрелок из нее плохой, поэтому пуля попала в старую деревянную конструкцию детской площадки. Когда я побежала и использовала снаряжение площадки для укрытия, Кали выстрелила второй раз. Сначала я пошла за Хаэлем, потому что, как и сказала, поняла, что на самом деле имело значение, и это не месть. Это гребаная семья.
Но затем Кали нацелилась на Хаэля, и кровь затмила мое зрение.
Я выстрелила в нее из своего оружия, высаживая в нее обойму, пока она не пригнулась обратно за деревьями, а я последовала за ней. Знала, что, вероятно, не должна была, но ничего не могла с этим поделать. Нам нужно было найти Аарона. Сейчас мог быть единственный шанс выведать, что на самом деле знала Кали.
Босыми ногами топая по грязи, я со всех ног побежала к деревьям. Она выглянула из-за ствола с пистолетом в руке, но я двигалась быстрее, и она не так хорошо управлялась с оружием, чтобы достать меня до того, как столкнусь с ней.
Мы вместе свалились в кусты, мои розовые, пышные юбки зацепились за колючки ежевики, разрываясь, когда мы сильно ударились об землю. Кали ворчала, ее когтистые руки старались схватить меня, пока я пыталась приставить пистолет к ее черепу. Он был пуст, но она об этом не знала.
— Где, блять, Аарон? — прорычала я, и она засмеялась, на самом деле засмеялась, когда пистолет оказался у ее головы.
— Черта с два я что-то расскажу. Ты в любом случае убьешь меня, — руки Кали потянулись вверх и обхватили пистолет, заставляя мои пальцы нажать на курок. Пустое щелканье заставило ее засмеяться, но я лишь отошла и вырубила ее пистолетом второй раз за ночь. Она воспользовалась возможностью вонзить нож в мой бок, прежде чем я смогла среагировать. — Думаешь, ты такой хороший человек, Бернадетт. Как грустно. Ты такая же уродливая и сломанная, как и все мы.
Боль настигла меня обжигающей волной, я задыхалась и уронила пустой пистолет в грязь. Внезапно появилось ощущение, что не могла дышать, но заставила свое тело и содрогалась с каждой попыткой. Моя рука ухватилась за нож, пальцы стали липкими от крови.
Кали выдернула лезвие, и мой разум взорвался белыми пятнами. Я никогда раньше не чувствовала такой боли, но не могла потерять из виду эту жалкую подделку. В последний раз она крадет что-то у меня. Я не позволю ей получить Аарона.
Я не позволю ей победить.
Мои окровавленные пальцы обвили ее запястье, когда она снова попыталась ударить. У меня не только было преимущество гравитации, но еще я была гораздо сильнее.
А еще я безумно сильно истекала кровью.
Но не могла позволить всему закончиться вот так.
Не могла позволить ни одному из этих печальных, жалких, несчастных людей добраться до меня.
Корали была задирой с комплексом нарцисса. Она была ничем и умерла, как никто. Как второстепенный персонаж, чья история никогда не была настолько интересной, чтобы с нее начать. Эрик и его отец были монстрами, так что их предали земле, где им самое место. Тинг.. чудовище, ответственное за то, что отнял у меня самого важного человека в жизни, был оставлен помирать в одиночестве в темноте.
Я не позволю этим людям заставлять чувствовать себя как дерьмо, больше нет. Как однажды сказала Элеонор Рузвельт: «Никто не может заставить вас чувствовать себя неполноценным без вашего согласия».
Знаете, что? Я больше не согласна на это дерьмо.
Я смогла отнять у Кали нож в тот же момент, когда она столкнула меня с себя в кусты ежевики. Я быстро встала на ноги. Наверное, слишком быстро, потому что все кружилось. Когда посмотрела вниз, то увидела, что розовое платье стало почти полностью красным. Пунцовым. Окутанным смертью.
Я оглянулась назад.
Кали вытерла рот рукой, кружа вокруг меня. Я не сводила с нее глаз, пока она двигалась, ее маленький мозг работал, а злобные глазки сузились от ярости. Я едва ли подумала вытащить свой нож, привязанный к моему бедру, но управляться с одним клином довольно сложно. Два ничем мне не помогут.
— Хотела бы я описать блаженство на лице Аарона, когда ввела в себя его большой член, — сказала она, и я стиснула зубы, пальцы сжались вокруг рукоятки ножа.
Когда разрежу ее горло, в ту секунду, когда кровавая улыбка раскроет ее шею, это станет отражением моей триумфальной ухмылки.
Никогда не думала, что буду тем человеком, который наслаждается кровопролитием и болью, но жизнь подарила мне обе эти вещи в избытке. Передо мной стоял выбор: вернуть услугу за услугу или позволить этому поглотить меня. Я выбрала последнее.
— Лишь в твоих мечтах ты можешь заполучить такого мужчину, как Аарон Фадлер, — ответила, выпрямившись. Кровь все капала и капала на листья рядом с моими босыми ногами. Я проигнорировала ее. Позабочусь об этом потом, я была слишком погружена в свой собственный финал, чтобы обращать внимание на хрупкую смертность. — И все же, я стою здесь ни с одним, ни двумя, а с пятью мужчинами за моей спиной.
Я подняла нож для осмотра, прижимая палец к наконечнику, пока не появилась рубиново красная капля.
У Кали была низкая самооценка, которая формировалась мужчинами с жадными руками и голодными губами. Она жаждала внимания и любви, даже если все это было бредом, даже если это куплено тугой, мокрой киской и личиком чуть помоложе. Она прижималась к педофилу, потому что была жадной и отчаявшейся. Она пыталась — больше одного раза — быть мной.
Сегодня она заплатит за то, что сильно давила.
Некоторые вещи могли сломаться, если вы начинали сильно давить, а осколки, на которые они разбивались, могли быть вдвойне смертоноснее.
— Думаешь, я завидую, что ты сделала из себя шлюху? — спросила Кали, но я лишь подняла взгляд и улыбнулась ей сквозь лунный свет.
Я беспокоилась за Хаэля, но только так, как может волноваться тот, кто только что влюбился. Конечно, переживала за него, но знала, что он сможет справиться со своим дерьмом.
А я смогу справиться со своим.
— Можешь стыдить меня шлюхой, Кали. Все нормально. Ты — дрянь, это твоя сущность. Ты — гребаный нарцисс с проблемным прошлым. Но я не списываю это на ошибки прошлого, ты та, кем стала. И это, моя дорогая, чудовищно. — Кали засмеялась, резко и неистово, и остановилась рядом с саженцем. Таким же тощим, как и она, и который так же задыхался в тени больших деревьев. Некоторым из них больше ста лет, и они едва успели избежать топора лесоруба.
Однажды, когда один из пожаров стал очень, очень сильным, и всю восточную половину Спрингфилда велели эвакуировать, я пришла сюда и опустила ноги в ручей. Небо было оранжевым, а пепел падал как снег. Чувствовала запах обугленных останков леса, остатков разбитых, разрушенных жизней.
И была удивлена тем фактом, что, несмотря на то, что я никогда не была близка к пожару, я узнала запах. Он был почти постоянным атрибутом моей жизни на протяжении многих лет.
— Ты настолько чертовски самоуверенная! — крикнула Кали, ее голос слегка надломился.
При таком лунном свете ее макияж из восьмидесятых не выглядел таким уж мрачным и грубым. Она походила меньше на ночную женщину, и больше на хрупкую, потерянную, маленькую девочку.
Какая-то странная часть меня желала помочь.
Другая — знала, что иногда люди просто бывают злыми до мозга костей. Кали — одна из таких людей.
Корали, с другой стороны.. она просто была жалкой. Она причиняла людям вред, потому что это был ее единственный способ почувствовать власть, единственный способ для нее установить контроль. Никогда на самом деле не была злой или достаточно сильной. Она была просто слепой овцой в плохом стаде.
Кали совершенно иное животное.
— Самоуверенная? — повторила я, когда она сделала шаг ко мне, ее зеленое вечернее платье блестело на свету.
Оно отвратительно смотрелось на ней. Облегало во всех неподходящих местах, подчеркивая костлявую структуру ее тела. Если она на самом деле беременна, то это не было так очевидно.
— Стоишь тут будто у тебя есть высокие моральные ценности и выливаешь на меня дерьмо, такое же плохое, как и твоя поэзия, — она остановилась и склонила голову набок. Может, думала, что я не увидела, как она залезла в свою сумочку? Но я увидела.— Проблема в том, Бернадетт, что ты такая же плохая, как и все бугимены5, с которыми, по- твоему, ты борешься. Ты тоже монстр.
— Возможно, — сказала, вертя нож в руке, держа его так, как показывал Каллум.
Я посмотрела на Кали, когда она достала из сумочки второй нож, отбросив в сторону отвратительную золотую штуковину. Похоже, нам придется сразиться в рукопашную.
Много крови и боли. Как и должно быть. Пуля между глаз была бы слишком легкой, слишком стерильной.
Я позволила Кали броситься на меня и увернулась, когда она взмахнула ножом, направив его по дуге мне в лицо. Лезвие застряло в большом дереве позади меня, что дало достаточно времени, чтобы извернуться и зайти к ней сзади. К сожалению, она не была такой тупой, как казалось. Кали пригнулась и избежала моего клинка, достав свой собственный из дерева, когд