Господи, травка была либо очень хорошей, либо очень плохой. Я не знала, как расценить то, что видела.
Противостоять гребаной травме.
Со стоном, я толкнулась вверх, поползла к прикроватной тумбочке и достала две пары пушистых наручников, которые Хаэль купил мне и Виктору в качестве подарка на свадьбу. Вполне уверена, что это был подарок Гомера Симпсона, который он сам намеревался использовать со мной. Каков мудак. Виктор традиционен, мы оба это знали. Я говорила об этом в самом лучшем смысле, но от этого оно не становилось менее правдивым.
Вернула наручники Аарону и снова оседлала его, чувствуя под собой его потное и горячее тело. Может, он не смог возбудиться для Кали, но он определенно стал твердым для меня. Его член был толстым и нуждающимся подо мной, и он застонал, когда я покачивалась на месте.
Надо полагать, Оскар все еще наблюдал, но я игнорировала его, пока приковывала моего больше-уже-не-бывшего-парня к кровати. Его дыхание участилось, сердце бешено колотилось, когда я приложила ладонь на его вспотевшую грудь. Не спрашивала снова, уверен ли он. Не стану спрашивать и не стану колебаться. Я пообещала больше никогда не колебаться.
Спустилась вниз и освободила его член из треников, беря всю его горячую длину в ладонь, и гладила, пока его бедра не начали толкаться навстречу моей руке. Все это время его глаза были прикованы к моим, тихо страдая в темноте.
Моя собственная рука скользит между моих бедер, отодвигая в сторону свободные боксеры, которые я надела, чтобы найти разбухшее тепло моей киски, дразня скользкую готовность и выходя мокрой. Мне бы хотелось, чтобы здесь было не так темно, чтобы я могла видеть лицо Аарона, пока мучала его, засовывая пальцы в рот и обсасывая их дочиста.
Мы обменялись долгими взглядами, которыми обменивались любовники в темную, глухую ночь. В них читалось: «я знаю, что твое тело болит так же, как мое. Я знаю, как колотится твое сердце». Это взгляд можно охарактеризовать как темный шоколад, черную водку и сигареты с гвоздикой. Взгляд, который, как по мне, на вкус был как самая темная ночь в году, когда нет Луны, а только звезды на бархатном небе.
Я выдохнула и подвинула тело так, что его длина терлась об обжигающее пространство между моих бедер, то, которое так отчаянно и сильно его желало, что потеряла любую надежду на рациональное мышление. Жизнь становится одновременно мелодраматичной и осмысленной, когда ты близок к потере одной из немногих причин существования. Это невероятным образом пугает тебя, проникает тебе в душу.
Аарон смотрел, как я опускалась на его член, приятно и медленно, наслаждаясь каждой секундой. Я продолжила, пока он полностью не оказался в моем теле. Прикусила нижнюю губу, на мгновение закрыв глаза, когда запустила пальцы своей татуированной левой руки в волосы. Раскачиваясь бедрами вперед, я вырвала из горла Аарона стон, лишь наполовину наполненный удовольствием. Остальная его часть состояла из агонии.
Открыв глаза, я посмотрела на него сверху вниз, но не прекратила двигать бедрами, мышцы живота напрягались и расслаблялись, когда я обрабатывала его своим телом. То, как Аарон смотрел на меня в ответ, как напряглись его мышцы на руке, когда он сопротивлялся натяжению наручников, сказало мне одно: может, он и был связан, но контроль все еще был не у меня.
— Быстрее, сильнее, — приказал он, и я повиновалась, даже когда меня пронзила боль, и я закричала.
Движение моих бедер немного замедлилось, когда приложила руку к повязке на своем боку. Вероятно, это было глупой идей вот так трахнуть Аарона, когда мы оба были ранены.
Я услышала, как Оскар издал звук позади меня. Что-то вроде смеха, чего я не ожидала от него.
Откинув розоватые волосы за плечо, я оглянулась и увидела, что он наблюдал за нами.
— Какого черта тебе нужно, извращенец? — огрызнулась, удивляясь тому напряженному чувству внутри моей груди.
Тело Аарона подо мной напряглось, но он никак не мог ревновать, не тогда, когда я испытываю к нему такие чувства. Когда он исчез, я чувствовала себя египетской мумией, мое сердце украли и помесили в керамический сосуд.
— Может, я хочу трахнуть тебя? — спросил Оскар, его голос был настолько мягким, что стал кислотным. Никто не бывает таким уравновешенным и сдержанным. Когда вы слышите настолько идеальный голос, то знаете, что смотрите либо в лицо актера, либо социопата. — Может после того, как он закончит, я хочу быть следующим?
— Хах, — я двигала бедрами в медленном, сладком движении, заставляя Аарона стонать в злой агонии. — Словно я пони, на котором можно прокатиться? Иди на хрен, Монток, — я повернулась обратно к Аарону, впиваясь ногтями в обнаженную кожу его груди.
Он был сильно избит и покрыт синяками, злые, фиолетовые отметины, которые при мигающем освещении телевизора были похожи на бабочек. Я наклонилась и прижалась губами к его уху, немного зашипев от боли, когда натянулись швы.
Черт, надеюсь, останутся шрамы. Возможно, это было странным желанием, но я чувствовала, что нуждалась в физическом пятне, доказывающем, что вся эта безумная жизнь, которую проживала, была реальной. До конца своих дней буду нести на своей коже боль Кали.
— Ты заслуживаешь худшего, — выдохнула она в лице призрака, скрючившегося на полу рядом с кроватью.
На мгновение я уставилась на него, моя кровь замедлилась, а мозг наполнился тетрагидроканнабинолом. Но даже мертвому монстру не удалось надолго завладеть моим вниманием, когда тело растягивалось, чтобы вместить огромный член Аарона.
Я снова посмотрела на него, и слова пронеслись по мне, остановившись, чтобы осесть на моих губах, как вороны, что были на пионерском кладбище, которые взлетели, когда Аарон спустил курок.
Что бы ты ни собиралась сказать мне, — прорычал Аарон, удивив меня свирепостью в своем голосе. Он уставился на меня, словно мог прочитать мысли. Я почти подумала, что мог, учитывая то, как он прямо сейчас смотрел на меня. — Не говори. Не этой ночью.
Он откинулся на подушки, и я снова задвигала бедрам, наслаждаясь красотой его твердого тела, поедая его, как грязную конфету, медленно попивая его, как хороший виски. Синяки, порезы, гипс определенно могли заставить Аарона выглядеть стервозно. Что может сделать мужчина с гипсом, чтобы защитить себя или свою девушку?
Но я видела. Чувствовала.
Хищница во мне чувствовала хищника в нем. Наши взгляды встретились, и я точно поняла, о чем он говорил. Не говори мне этой ночью ничего важного. Не произноси все прекрасные вещи, которые будут напоминать нам обоим, почему мы дышим. Не этой ночью, не когда мы оба заняты тем, что наказываем самих себя.
— Нет, не сегодня, — согласилась я, откидывая волосы назад и, как лебедь, сгибая шею.
Тызнал,чтоясобираласьсказать,нетакли?Ясобираласьсказать,чтоты—частичкаменя,ия немогужитьбезтебя.Тыэто знал.Ноне сегодня.Не сегодня.
Я закрыла глаза, таз двигался в самом базовом ритме. Человеческая раса была построена на этом движении, так что я буду чертовски хороша в это. А еще я не встречаюсь с пятью парнями, чтобы быть непорочной девственницей. Мы не просто компания друзей из старшей школы. Как бы я не верила, что эти пятеро мужчин влюблены в меня, они не станут довольствоваться лишь поцелуями в щеку и тихими ночами в миссионерской позе.
Кровать позади меня прогнулась, и длинные пальцы скользнули по передней части моего обнаженного горла, сжимая достаточно крепко, что я застыла. Черт, я почтипозабыла об Оскаре.
Не многие совершают такую ошибку и доживают до следующего вздоха.
Мое тело перестало двигаться, мышцы напряглись, когда теплое дыхание дразнило мое горло.
Оскар мог убить меня прямо сейчас, если бы хотел. Даже если Аарон попытается остановить его. Или Вик, или Хаэль, или Каллум. Нет, если Оскар когда-нибудь захочет моей смерти, я не доживу до следующего рассвета.
— Разве неподчинение приказам освобождает от наказания? — спросил он, и Аарон издал звук, который означал, что он явно хотел пометить здесь свою территорию. Мои глаза раскрылись, и я обнаружила, что таращусь в потолок, на мигающие зеленым, белым и синим свет от все еще включенного сериалf, на который никто не обращал внимания. — Виктор сказала тебе отдыхать. Это, — изданный им звук граничил с фырканьем и издевательским смехом, — сложно назвать отдыхом. Ты растянешь швы, а затем станешь полностью бесполезной для остальных.
Я не знала, говорил ли он о том, что я была частью Хавок.. или о том, что я — часть Хавок, если вы понимаете, о чем я. Ругаться или трахаться. Одно из двух, и я не уверена, что могла понять, чем это было. Он удивил меня тем, что добавил в свое предупреждение очередную строку из Шеспира.
— Избави Бог, меня лишивший воли, — прошептал он, сжимая пальцы на моей шее достаточно сильно, что удивленный вздох непроизвольно вырвался из моих обнаженных губ.
Казалось неприличным, что я должна была трахать мужчину, прикованного к кровати, при этом моя помада не размазалась по рту, как кровь. — Чтоб я посмел твой проверять досуг7.
— Оставь меня в покое, Оскар, — пробормотала я, возвращая внимание обратно к Аарону.
Он задыхался подо мной, выглядя беспомощным. Пойманным. Вот, что Кали делала с ним? Или в любом случае пыталась? Я подняла бедра, пока наши тела едва ли не соприкасались, а затем резко и быстро опустила таз, заставляя Аарона выгнуться и извиваться подо мной.
— Ты снова не слушаешься, Бернадетт. Вот первопричина, по которой ты оказалась втянута в этот беспорядок, — Оскар резко отпустил мою шею и встал, его запах корицы еще долго витал в воздухе после того, как он отошел от кровати. — Не забывай: я – сын серийного убийцы. Вполне справедливо будет