Стоило мне подумать про отдаленность Оскара, о хмуром взгляде, о его словах, которые как иголки пронзали мою душу, моя правая рука сжалась в кулак, удерживая дверной косяк. Здесь в Прескотте у нас у всех разбиты сердца.
Я лишь надеюсь, что какая бы темная богиня ни отвечала за мою жизнь, она сжалиться надо мной и дарует счастливый конец.
— Смотрю на тебя, как утопающий на спасательный круг, — сказал он, поднимаясь, а затем использовал футболку, чтобы вытереть пот и масло с лица. К счастью, он не был сильно придирчивым к своей внешности. Я не хотела его чистым. Я хотела его грязным. Хотела масляных следов от его рук на всем своем обнаженном теле. — Ты не представляешь, какое значение для меня имеет то, что ты здесь.
— Тогда расскажи мне, — подначивала, спустившись в гараж на две ступеньки.
Наши взгляды встретились, и я почувствовала, как воздух вырвался из моего тела. Хаэль был похож на адское пламя, огонь, что горел так жарко, что поглощал весь воздух в комнате. Не подвергалось сомнению то, как он мог получить любую девушку где угодно, когда угодно. В нем был завораживающий магнетизм, которым были обделены остальные парни Хавок, был свет в темном лице. В то время как Каллум принял то, что он всегда будет жить в тени, в то время как Виктор стремился командовать ими, Хаэль намеревался быть счастливым. В конце концов, это единственное, чего он на самом деле хотел.
И каким-то образом, казалось, я входила в это уравнение.
— Как ты это делаешь? — спросил он, когда песня на его телефоне сменилась на Jace Everett — Bad Things. Она ему подходила. Я потянулась вниз и взялась за подол футболки — так получилось, что эта была с изображением Бэтмена — когда Хаэль провел языком по нижней губе. — Смотришь так, словно можешь понять меня по одному взгляду.
— Я просто придумываю всякое дерьмо в своей голове, — возразила, поднимая футболку наверх, чтобы обнажить кремово-белую кожу моих бедер и ярко-розовую татуировку дракона. — В действительности, я ни черта не знаю. Я так же потеряна, как и ты.
— Брехня, — с неровным смехом огрызнулся Хаэль, проведя рукой по шву своих джинсов и схватив толстый член через ткань. — Это потому, что ты писатель, поэт. Ты видишь души людей, — подмигнул он, но я знала, что сейчас он говорил серьезно.
— А ты избегаешь моих вопросов, — ответила, позволив футболке снова опуститься. Хаэль издал этот низкий, глубокий смешок и покачал головой, словно собирался перепрыгнуть через комнату ко мне. — Что значит для тебя мое присутствие здесь?
Он осторожно наблюдал, а потом направился в мою сторону, обогнув Эльдорадо, пока я поспевала за его шагом, не отставая.
В итоге мы ходили по кругу, сталкиваясь друг с другом, и те же жирные мотыльки порхали в промежуточном пространстве под светом.
— Это значит.. — начал Хаэль, ухмыляясь, словно дьявол, коим он и был. Его кроваво-рыжие волосы теперь соответствовали моим, словно мы были выкованы из адского пламени только для того, чтобы найти друг друга. — Avec toi j'ai l'impression d'être une personne et pas juste un bon coup24.
Он замолчал, и я хмуро посмотрела на него. Говорить на французском — это горячо, но я ни слова не поняла из того, что он сказал, и он это знал.
— Уклоняешься от ответа, — пробормотала я, и он рассмеялся. — Полагаю, ты не заинтересован в том, чтобы увидеть скрытое под футболкой? — я немного приподняла подол, дразня его четким видом моих бедер, но остановилась, чтобы немного прикрыть киску.
— Блэкберд, nemechauffepascomme ça25, — промурлыкал он, пробежавшись грязными пальцами по своим волосам. Хаэль замер рядом с дверью, а я остановилась на точке, где была, моя рука лежала на заржавелом капоте Кадиллака. Его медово-миндальные глаза нашли мои, на щеке было пятно черного масла. Его мускулистые руки были покрыты бисеринками пота, похожие на маленькие увеличительные стекла, подсвечивающие чернила под ними. Изображения горячих девчонок, машин и сердец в стиле Моряка Джери26. У него были татуировки черепов, роз и лазурных птиц. Я могла глазеть часами и все равно нашла бы что-то новое во всем этом искусстве, окутывающем его мускулы. — Я не хорош в выражении чувств, — продолжил он на английском, облизывая уголок губ.
Мое тело жаждало почувствовать его руки, этот сладкий запах кокосового масла, приевшийся к его коже, потому что он так часто использовал его, чтобы убрать смазку и машинное масло со своего тела. Но не сегодня. Я на самом деле хотела, чтобы он был, как никогда, грязным.
— Попробуй, — ответила я, понимая, что играю не по правилам, но мне нужно было что-то от него получить. Эти парни любили играть со мной в кошки-мышки. Несмотря на их заявления об одержимости, нашу странную историю, на то, что они сосредоточились на мне. Им всем нужно поработать над тем дерьмом, что принято называть «слюнявыми романтическими штучками». — Скажи мне, Хаэль. Что означает для тебя мое присутствие здесь?
— Это значит, что меня можно спасти, — быстро ответил он, словно эта мысль только что пришла ему в голову. На этот раз, когда он одарил меня своей дерьмовой ухмылкой, это выглядело искренне. — Блять, может я тоже мог бы стать поэтом? — он переместился с центра комнаты под свет с пушистыми, белыми мошками, остановился, едва не коснувшись меня. — Твое присутствие здесь означает для меня, что возможно, лишь возможно, — он замолчал, чтобы указать на значок Бэтмена на моей одолженной футболке, — идеи добра против зла, счастливых концов и великой любви.. не такой уж и бред. Возможность, Блэкберд. Вот, что ты значишь для меня, что значила с того момента, когда мы прижались друг к другу в приюте для бездомных в дерьмовую, штормовую ночь.
— Блять, — выдохнула я, мои руки подрагивали, когда Хаэль засунул руки под футболку, пальцами обнаружив мои обнаженные бедра и выругавшись про себя. — Может, ты прав? Может, тебе стоит попробовать себя в поэзии?
Он усмехнулся, но сейчас звук был другим, более глубоким, это был, если можно так сказать, интимный тон для спальни.
— Да уж, нет, — прошептал Хаэль, наклоняясь, чтобы прижаться ртом к моей шее. — Я оставлю писательство тебе, а ты предоставь мне взрывчатки и машины. С чем еще мы не сможем справиться, заставим парней разобраться. Вот, что мне нравится во всей этой договоренности, Берни. У всех есть работа, у всех есть цель, — он поднял футболку, остановившись на полпути к моей голове так, что мой рот был единственной неприкрытой частью лица.
Когда он поцеловал меня, то на вкус был как разбитое сердце и автостоянки с забегаловками из пятидесятых, классические машины и горячая, летняя страсть.
Хаэль облизал мою нижнюю губу, а затем немного отстранился, чтобы дальше снять футболку, оставляя меня стоять обнаженной, в одних лишь украденных кожаных туфлях.
— Чертовски горячо, — прорычал он, вглядываясь в меня расширенными зрачками. — Если моя бедная maman27 проснется и увидит тебя здесь в таком виде, у нее случится гребаный сердечный приступ, а потом она утопит меня в пучине традиционной католической вины.
— Полагаю, тогда нам нужно очень хорошо постараться, чтобы быть тихими, — прошептала я в ответ, голос был грубым от нужды, бедра были скользкими от желания.
Я обвила руками шею Хаэля, целуя его, как как школьного возлюбленного, о котором мечтала каждая девушка, того, кто на вкус был как разбитые мечты, но при этом делает все возможное, чтобы сохранить ваше сердце целым.
Он поднял меня своими грязными руками, оставив отпечатки смазки на моей белой заднице, пока мы пятились по пути к Кадиллаку. Хаэль забрался на него, притянув меня к себе на колени, чтобы я оседлала его.
Наши взгляды встретились, когда схватила его за майку и сорвала ее, бросая в сторону, а затем взяла его лицо обеими руками, целуя так, словно в противном случае могла умереть. Он коснулся моего лица в ответ, благоговейно, любяще. Хаэль не боялся показывать свою любовь, и эта была именно та доза эмоциональной медицины, в которой я нуждалась этой ночью.
Он провел пальцами по татуировке розового демона с крыльями на моей груди, а я сделала то же самое, лаская слова «Hot Rod», оставленные чернилами на его коже. У нас у обоих были забиты рукава вдоль и поперек, просто вихри ярких цветов, которые говорили миру, что мы не боимся причинять боль, проливать кровь и выражать себя.
Хаэль опустил руку между нами, расстегивая штаны и освобождая свой прекрасный член. Не только кончик был проколот, на нем было несколько татуировок. Могу лишь представить, как прошли такие приемы, или что тату-мастер должно быть подумал, когда он попросил набить татуировки на его причиндалах.
— Оседлай меня и прокатись, Блэкберд, — сказал Хаэль, и я застонала от ожидания. — Так же, как ты сделала в тот раз в школе. Помнишь?
— Постоянно вспоминаю это, — ответила, когда приподнялась на коленях, а Хаэль схватил меня за бедра, удерживая, пока я направляла его член в свой вход. Опустилась на него с глубоким стоном, глаза закрылись, когда он скользнул рукой вверх к моим грудям, дразня соски большим пальцами. — Блять, все время.
Я объезжала его жестко и быстро, Кадиллак раскачивался под нами. Было шумно, но не настолько громко, чтобы разбудить его маму. Я ни в коем случае не ханжа, но, черт возьми, это не та ситуация, в которой я хотела бы оказаться.
Хаэль завладел моим телом, лаская бедра, а затем схватил за задницу, подначивая объезжать его член жестко и быстро, металлические черепа на моих каблуках звенели, пока влажная киска прыгала вверх-вниз на его стержне. Его стоны были гортанными и низкими, грубыми и неподготовленными. Он не позерствовал передо мной и не пытался показать себя. Это был Хаэль Харбин, естественный и настоящий.