Он вобрал в рот одну мою грудь, посасывая мягкую плоть и кружа горячим языком вокруг соска, когда я запустила пальцы в его волосы. Когда позволила себе полностью скользнуть на его член, то почувствовала, как проколотый кончик дразнил самые интимные места.
Чтобы скрыть звук моих стонов, я, схватив его волосы, оттянула его голову назад, а затем прижалась губами к его шее, кусая и посасывая, словно чертов вампир. Его кожа покрылась крапинками от моих поцелуев, тело пропитано моими соками.
— Блять, — процедил он, пока я прыгала на нем в этих отвратительных каблуках, доводя до разрывающего в клочья оргазма.
Его пальцы впились в мою задницу еще несколько раз, пока он полностью не опустошил себя во мне.
Мы оба задыхались, в гараже не было ни единого звука, кроме писка мотыльков у света.
— Твоя очередь, — прорычал Хаэль, поднимая меня с себя и ставя на пол.
Как только слезла с капота Эльдорадо, он подхватил меня и снова усадил на него. Раздвинув колени, он адским пламенем своего греховного языка начал очищать тот беспорядок, который только что оставил.
Обвив свои длинные ноги вокруг его шеи, я притянула его ближе, потянув за волосы, вероятно, сильнее, чем должна была. Когда наконец кончила, мое тело извивалось и содрогалось от спазмов под греховным ртом Хаэля, он подхватил меня на руки и понес обратно в свою спальню.
— Скольких девушек ты приводил домой? — спросила я, когда он опустил меня на свою постель и приподнялся надо мной, проведя пальцем по розовой ране на моем боку.
С меня сняли швы за день до начала школы, но чертово место болело, как мразь. Что соответствовало слову, учитывая, кто оставил на мне эту рану.
— Сюда? — спросил Хаэль, выглядя удивленным вопросом. — Ни одну. Думаешь я бы рискнул гневом мамы-каджунки ряди быстро траха? Нет, Берни, ты — единственная девушка, которая была в моей постели, — он поцеловал меня глубоко и так искренне, что я точно знала, он говорил правду. — Я люблю тебя, Блэкберд, — выдохнул он, пиздец, как удивив меня.
Этого я не ожидала, не от Хаэля, не так скоро.
Но опять-таки, мы десятилетие жаждали компании друг друга.
Два напуганных, маленьких ребенка в штормовую ночь в палатке, наполненной потерянными душами.
Хаэль немного поправил нашу позу, чтобы я была прижата спиной к его груди, и на несколько минут в комнате воцарилась тишина, слышен был только отдаленный шум дождя за окном.
— Я тоже тебя люблю, Хаэль, — наконец ответила я, снова удивив его.
Не видела его лица, так как он обвивал меня защищающими и собственническими объятиями. Но чувствовала его, то, как он на мгновение напрягся, а затем расслабился, словно все бремя мира только что вылетело в окно.
— Блять, спасибо за это, — ответил он, когда потерся носом об мою шею, и горячее дыхание коснулось моей кожи. — Гребаное спасибо.
Позже той ночью, я проснулась и увидела стоящего у окна Хаэля. Теперь он был голым, на эту задницу было приятно смотреть, даже если в комнате было почти слишком темно, чтобы разглядеть все. Я присела на кровати, одеяла спали так, что мои груди были открыты прохладному воздуху. Харбины определенно сохраняют температуру ниже, чем мы у Аарона дома.
— Ты в порядке? — спросила я, но Хаэль не сдвинулся.
На минуту мне стало интересно, услышал ли он меня вообще. Наконец, он бросил взгляд через плечо, его лицо потемнело и разбилось на острые кусочки.
— Он дома.
Это все, что он сказал. Я знала, что он имел в виду: его отец здесь.
— Нам стоит волноваться? — спросила я, и Хаэль слегка покачал головой.
— В худшем случае, я хладнокровно убью его и закончу в тюрьме.. — Хаэль замолчал, когда я отодвинула одеяла в сторону и встала позади него, обвивая руками его тело и наслаждаясь ощущением жара. — Он в стольких смыслах изменил меня, Берни, — продолжил он, кладя руку поверх моих сцепленных пальцев. — Этот мужчина.. он сделал меня жестоким. Но еще он сделал меня слишком мягким в каком-то смысле. Я не могу видеть, как женщине причиняют боль, даже кому-то вроде Кали. Вроде Бриттани, — он снова вздохнул и провел рукой по лицу. — Я так сильно хочу причинить боль своему отцу, что мечтаю об этом каждую ночь, и все же знаю, если он умрет, первым, на кого посмотрит полиция, — это на меня. Не могу привлекать к Хавок еще больше внимания, понимаешь? И если меня поймают, то я буду разлучен с тобой. Это для меня самое худшее. Блять, абсолютно самое худшее.
— Мне нравится, что ты мягок по отношению к женщинам, — сказала, а затем услышала, как сама же повторяю слова, когда-то услышанные от Аарона и Каллума. — Это не плохо не хотеть причинить кому-то боль.
Мои глаза закрылись от этой мысли, зная, что если не могла последовать этому совету, то и Хаэль, скорее всего, не станет.
— Я чувствую себя плохо из-за случившегося с Бриттани, хоть и не должен, — продолжил он, и я знала, что даже если кажется, что его отец и его бывшая — это две разные темы, на самом деле они были одним и тем же. — Но она нарушила сделку. С ней нужно разобраться. Я просто не думаю, что смогу это сделать: причинить боль беременной женщине, которую когда-то трахал.
— Тебе не придется, — пообещала я, наблюдая за тем, как его отец вылезает из машины и направляется на крыльцо во время ливня. Мы оба замерли от звука кулаков, бьющих по входной двери. На ней было так много замков, ублюдок не сможет войти, пока его не впустят.
В коридоре послышались шаги, звук открывающихся задвижек и цепей. Минуту спустя мы оба услышали звук удара изголовья кровати об стену.
— Господи, — пробормотал Хаэль, когда мы оба напряглись из-за звука.
Я подумала про Пенелопу, Хаэль беспокоился за свою маму.
— Возвращайся в постель, — пробормотала я, отпуская талию Хаэля и беря его за руку.
Согнулась с его головой на моей груди и поглаживала его волосы нежными прикосновениями, одновременно прогоняя оба наших кошмара. После того, как удары закончились, Хаэль уснул, и я вскоре последовала в сон за ним, обнимая и вдыхая сладкий запах кокосов и разбитых мальчиков с радостной улыбкой.
* * *
Два с половиной года назад..
— Мам, пожалуйста! — кричала Пенелопа, держа засов в руке.
Он все еще был обернут в пластик, какое-то твердое дерьмо, которое можно открыть лишь ножом. Она порезалась, пока открывала, и теперь кровь была повсюду на полу.
— Ты и дырки не сделаешь в этой двери, — огрызнулась Пэм, выхватывая упаковку у Пенелопы. — Мы здесь арендуем, Пен.
Наша мать поместила вещь себе под руку, и слезы градом полились по лицу Пенелопы. Она посмотрела на меня с таким выражением лица, которое я никогда не забуду.
Почему ты не боролась за меня? Вот, что она спрашивала. Ей нужен был союзник. Я никогда не была хорошей сестрой раньше, но в последнее время.. с Пен все казалось по-другому. Каждый раз, когда смотрела на нее, клянусь, она казалась немного меньше, чем вчера.
— Почему бы просто не позволить ей поставить замок на дверь? Ты видела дыры, которое Найл пробил в стенах? И ни одна из вас ничего не сделает, когда мы съедем. Вы в любом случае не вернете свой обеспечительный платеж.
В воздухе прозвучал звук, похожий на гром, треск, от которого у меня заболели зубы. Я слегка поморщилась, но это не мне влепили пощечину, а Пенелопе.
— Разговор окончен, — прошипела Памела на свою старшую дочь. Когда она схватила Пен за руку и встряхнула ее, я почувствовала то ужасное, беспокойное ощущение. — Тебе не нужен чертов замок. Только если ты не приглашаешь сюда парней, чтобы трахаться? Вот зачем он тебе нужен?
— Мне нужен замок, чтобы не пускать их, — прошептала она, но тогда я не особо поняла связь.
Памела отвернулась от своей дочери, словно не слышала ее. Мы обе наблюдали, как она побежала вниз по лестнице, вышла из дома и выкинула засов в мусорное ведро на краю тротуара.
Я обернулась, чтобы посмотреть на Пенелопу, но она не смотрела на меня в ответ. Я разочаровала ее.
Памела вихрем вошла обратно в дом, направляясь прямо наверх по лестнице и толкнув меня плечом. В итоге я попятилась, потеряла равновесие и упала назад. В ушах звенело, когда я ударилась головой о стену при спуске, спина кричала в агонии, когда я обнаружила, что у меня кружилась голова и я была дезориентирована у подножья лестницы.
Я упала, вот, что случилось. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы все связать.
Простонала, когда села, а Пен кричала, побежав за мной по лестнице.
Она помогла мне встать, но я никогда не смогу забыть взгляд на ее лице, тот, который говорил, что то, на что я тайно надеялась — на изменения отношения от нашей матери — никогда не произойдет. У Памелы была власть, чтобы вывести нас отсюда, подальше от ее абьюзивного мужа, из бедности. Она даже продолжала воровать кредитные карточки и обкрадывать своих богатеньких друзей. Если бы она потратила половину этих денег на дом, одежду и еду для своих детей, у нас бы получилось.
Этого никогда не случится.
Я всегда хотела исправить тот момент, когда мне следовало отстоять Пен перед мамой. После того, как Пэм ударила ее, я должна была столкнуть суку с лестницы. Я должна была убить Кали.
Что если я получу третий шанс, чтобы сделать все правильно, и тоже облажаюсь?
— Ты не в своей тарелке, — сказала Кали, улыбаясь мне, когда нависла над кроватью и смотрела на меня сверху-вниз. — Ты понятия не имеешь, во что ввязалась.
А затем она поцеловала меня, и я проснулась.
Сон повторился и в субботу, и в воскресенье, а наутро я проснулась с эмоциональным похмельем.
Блять, страстно ненавижу утренние кошмары понедельника.