В такую отвратительную погоню за властью выродились попытки кучек безответственных «интеллигентов» представлять интересы пролетарского класса. Неудивительно, что провокация и гешефтмахерство свили себе прочное гнездо в «законспирировавшихся» кучках.
И спрашивается, что же оставалось в подобном «социал-демократическом» толковании от марксизма, материалистического понимания истории, классовой борьбы?
Разве не подобных идеологов, падающих с неба, имел в виду Маркс, когда саркастически писал в «Коммунистическом Манифесте»: «Эти теоретики являются только утопистами, которые, желая удовлетворить потребностям угнетенных классов, выдумывают системы, гонятся за наукой-возродительницей. Но по мере развития истории борьба пролетариата приобретает все более и более ясный характер и для этих теоретиков становится излишним искать науки в своей собственной голове, теперь они должны только дать себе отчет в том, что происходит у них перед глазами и стать выразителями действительности».
Как мало это вяжется с «большевистскими потугами» – изображать «будущее классовое самосознание» пролетариата.
Сторонники партийных организаций, чуждые уродливых централизмов, доказывают необходимость их самостоятельности тем, что профессиональное движение рабочих, погружая последних в тину повседневности, не может способствовать выработке общепролетарского идеала, что оно топит «конечную цель» в компромиссной борьбе в пределах данного строя. Наконец рабочее профессиональное движение на известных ступенях развития само начинает требовать восполнения его политической борьбой и толкает тред-юнионистов на образование независимой политической рабочей партии. Последняя имеет задачей представлять общие массовые интересы и таким образом раздвигает самые рамки рабочей борьбы, переходя непосредственно в борьбу с капиталистическим строем, борьбу против буржуазного общества[23].
Такова точка зрения, например, глубокомысленного писателя и последовательного марксиста Гильфердинга.
Однако сам Гильфердинг, утверждая за политическим представительством рабочего класса такую важную роль, тем не менее признает, что победа рабочих обусловливается «не только политическим воздействием».
«Последнее, напротив, может воспоследовать и в конце концов увенчаться успехом лишь после того, как профессиональный союз достаточно обнаружил свою силу – показал, что он с величайшей энергией и интенсивностью может проводить чисто экономическую борьбу, с такой интенсивностью и энергией, что ему удается расшатать сопротивление буржуазного государства, которое отказывалось вмешиваться в условия труда неблагоприятным для предпринимателей способом, и что политическому представительству остается лишь окончательно сломить это сопротивление. Положение далеко не таково, чтобы сделать профессиональный союз излишним для рабочего класса и заменить его политической борьбой: наоборот, возрастание силы профессиональной организацией становится необходимым условием всякого успеха».
Так политике отводится настоящее место: роль арьергарда в движении.
И далее Гильфердинг еще более укорачивает партийные претензии на монополию в руководительстве классовым движением.
Гильфердинг, проницательный исследователь современного капитализма, прекрасно понимает и природу современного государственно-правового строя. Ему ясно, что государство давно стало слугой капиталистического класса. «Капитал, – пишет он, – устраняет свободную конкуренцию, организуется, и, вследствие своей организации, приобретает способность овладеть государственной властью, чтобы непосредственно и прямо поставить ее на службу своих эксплуататорских интересов», и далее он называет государство «непреодолимым орудием охраны экономического господства».
И высказанные выше частные замечания Гильфердинга окончательно закрепляются в его общей социальной концепции. «Финансовый капитал в его завершении, – пишет он, – это высшая ступень полноты экономической и политической власти, сосредоточенной в руках капиталистической олигархии. Он завершает диктатуру магнатов капитала».
Но экономический процесс с ростом диктатуры финансового капитала напрягает до невыносимой степени все противоречия классового буржуазного общества, объединяет все трудовые слои населения против капиталистической диктатуры.
Как же разрешатся эти противоречия? Как произойдет социальная революция? Через счастливую комбинацию парламентских голосов? Через овладение цитаделью «государственной воли»? Ничуть не бывало.
Путь к революции, намечаемый Гильфердингом таков: «…выполняя функцию обобществления производства, финансовый капитал до чрезвычайности облегчает преодоление капитализма. Раз финансовый капитал поставил под свой контроль важнейшие отрасли производства, будет достаточно, если общество через свой сознательный исполнительный орган, завоеванное пролетариатом государство, овладеет финансовым капиталом: это немедленно передает ему распоряжение важнейшими отраслями производства. От этих отраслей производства зависят все остальные, и потому господство над крупной промышленностью уже само по себе равносильно наиболее действительному контролю, который осуществляется и без всякого дальнейшего непосредственного обобществления».
Итак, значит, все дело в «овладении финансовым капиталом».
Да!.. Но через «завоеванное государство». Но для чего же нужно это «завоевание государства», верного, как видели мы выше, слуги капитализма, завоевание, требующее, времени, энергии, жертв? Ни для чего. По крайней мере, сам Гильфердинг далее пишет следующее: «Захват шести крупных берлинских банков уже в настоящее время был бы равносилен захвату важнейших сфер крупной промышленности и до чрезвычайности облегчил бы первые шаги политики социализма в тот переходный период, когда капиталистический метод счетоводства представляется еще целесообразным. Экспроприацию незачем будет распространять на многочисленные крестьянские и промышленные мелкие производства, потому что вследствие захвата крупной промышленности, от которой они уже давным давно находятся в полной зависимости, они будут обобществлены при ее посредстве, как сама она будет обобществлена непосредственно. Следовательно, в тех случаях, когда процесс экспроприации оказался бы вследствие децентрализации слишком затяжным и политически опасным, будет возможно медленным развитием подготовить этот процесс к зрелости; т. е. однократный акт экспроприации государственной властью превратит в постепенное обобществление, ускоряемое теми экономическими выгодами, которые сознательно представляются обществом: ведь финансовый капитал уже позаботился об экспроприации, поскольку она необходима для социализма».
Я привел целиком это длинное рассуждение из-за его чрезвычайной характерности. Трудно дать более полное и яркое признание ненужности «завоевания государственной власти», если Гильфердинг считает возможным уже сейчас «однократный акт экспроприации государственной властью превратить в «постепенное обобществление» и т. д., если захват крупных банков уже сейчас был бы «равносилен захвату…» etc. «Завоевание государства» с подобными оговорами есть отказ от «завоевания». Что такое «захват», как не замаскированная всеобщая социальная стачка, социальная революция так, как ее понимает хотя бы и современный революционный синдикализм.
Очевидно, что реальное пролетарское движение не нуждается в завоевании «всеклассовых» учреждений. Простое соображение экономии сил, творческой их концентрации должно удержать его от того, чтобы рассыпать своих представителей по таким местам, где по самому существу дела им, вооруженных одним красноречием, обеспечено поражение.
Глава VI. Анархизм и его средства
Анархизм как верование, как мечта есть не только общественный идеал определенной группы или партии людей. Анархизм лежит в тайниках человеческой природы. Что бы ни говорили временные исторические противники его, превосходство этого идеала над всеми политическими катехизисами и программами очевидно. Только изуверы и замученные рабством могут отрицать высший, освобождающий смысл анархистских формул – права личности на безграничное развитие и ее право творческого самоутверждения.
Все исторически известные концепции общественного идеала – за редчайшими исключениями – будь это мечта о достижении «Божеского царства» Августина или Беды, о «Федерации» в целях общего мира Вико, о царстве «Вечного Евангелия» Лессинга, о торжестве «идеи права» Канта, об осуществлении «человечности» Гердера, о прыжке в «социалистическое государство», о воплощении «Теургии» В. Соловьева, о наступлении «анархистского строя» и т. д., и т. д., – все в конечном счете возвращаются к человеку и свободе его самоопределения.
Можно сказать: потенциально все люди – анархисты и все разными путями идут к анархизму.
Гранью, отделяющей современные анархистские единицы от миллионов будущих возможных анархистов, является выбор средств для достижения анархистского идеала.
И потому вопрос о средствах анархизма вырастает в самостоятельную проблему, требующую специального рассмотрения.
Традиционный метод анархизма может быть характеризуем, как революционаризм[24].
Революционаризм, в противоположность так называемой «реальной политике», отправляющейся от соотношения «реальных» сил, есть метод дерзаний, есть прямое нападение на окружающую среду; он смело рассекает передовые слои и проходит сквозь них, не останавливаясь, не уклоняясь, не разлагаясь. Его задача – целостное изменение данного принципа.
Противоположный ему органический реальный метод исходит от данной среды, от местных условий; он тратит много усилий и времени на предварительную подготовку и переработку данной среды. На себе он испытывает ее обратное влияние, поддается ее гипнозу. Постепенно в ней разлагаясь, обращается он в оппортунизм, погрязает в болотах реформизма и вырождается постепенно в квиетизм, мирящийся с любым уродством настоящего, беспощадный ко всякой цельной без компромиссов, творческой работе.