По оценкам британской дипломатии, югославское правительство сделало решительный шаг, выходящий за рамки экономического значения, поскольку торговля будет ограничена, поскольку экспорт Советского Союза должен покрываться в эту страну за счет Югославии. Они усмотрели главное значение начатых экономических переговоров в том, что четко открылась перспектива установления дипломатических отношений и отказа от политики искусственного поддержания отношений с представителем царской России из числа русской эмиграции все еще значилось в дипломатическом списке. Было подсчитано, что такой шаг югославского правительства вызовет большую симпатию общественности. Аналогичный разговор у помощника министра Смилянича был с французским представителем в Белграде[161].
В последующие дни посол Великобритании в Белграде Кэмпбелл сообщил своему министерству, что он получил подробную информацию от принца Пола, что контакты с советской стороной были установлены через югославских и советских представителей в Анкаре, и что Москва с энтузиазмом поддержала эту инициативу. По словам Кэмпбелла, принц Пол сказал, что он решил пойти на такой шаг после того, как оценил, что такой шаг вызовет чувство неуверенности в Италии, потому что две страны резко рассчитывали с антибольшевистскими убеждениями принца Павла и твердо рассчитывали, что он не хотел сближения с Советским Союзом. Принц Павел отметил, что торговые переговоры с Советским Союзом могут привести к установлению дипломатических отношений, но это не была его главная цель, а главная задача — держать Италию в напряжении. Он считал, что такой югославской политике благоприятствовало то обстоятельство, что Великобритания не вступала в острый конфликт с Советами по поводу Финляндии, потому что в этом случае пространство для маневра Югославии на дипломатическом поле будет значительно сужено или полностью ограничено в плане отношений с Советами[162].
Чинкар Маркович также рассказал о советско-югославских экономических переговорах с послом Великобритании в Белграде, который не скрывал своего удовлетворения открытием этого дипломатического канала. Югославский министр подчеркнул роль принца Павла в начале переговоров, когда подчеркнул, что он должен подняться над своими личными чувствами. Его интересовало отношение британского правительства к югославскому шагу. Он получил ответ, что Великобритания считает такой югославский акт полезным, особенно с точки зрения отношений с Италией. Чинкар Маркович отметил, что при принятии решения о начале переговоров была учтена реакция Италии и Германии. Он не упустил возможность подчеркнуть, что экономические переговоры будут вестись с особой осторожностью и приведут к установлению дипломатических отношений между Югославией и Советским Союзом[163].
Посол Югославии в Лондоне Иван Субботич 18 апреля по поручению югославского правительства проинформировал заместителя госсекретаря Батлера о намерении югославской стороны начать экономические и финансовые переговоры с представителями советского правительства. Он проинформировал британскую сторону, что основной целью начала переговоров является попытка правительства решить существующие проблемы с поставками необходимого сырья, а также определение персонального состава делегации. Он сказал, что глава делегации Джорджевич придерживался консервативных принципов. Тем самым он, вероятно, хотел создать у своего собеседника впечатление, что югославское правительство осталось на своих старых антибольшевистских позициях и постулатах сохранения нейтралитета в существующем конфликте.
Британский дипломат допросил Субботича, но не стал комментировать полученную информацию[164]. Британцы весьма скептически отнеслись к результатам советско-югославских торговых переговоров. Они не были уверены, что это приведет к возобновлению дипломатических отношений. По их оценкам, решение начать торговые переговоры было популярным, но по неправильным причинам, потому что считалось, что они были инициированы исключительно для того, чтобы навредить Италии. Было подсчитано, что Италия не допустит ни более сильного проникновения Советского Союза, ни распространения советской пропаганды. Более того, некоторые югославские чиновники внешней торговли не ожидали, что соглашение будет заключено и что переговоры будут носить разведывательный характер до того, как соглашение будет заключено. Подозревались, что Советы будут поставлять нефть в Югославию, потому что они не хотели поставлять ее и американским компаниям, а что касается советских требований на югославские поставки свинца и меди, это была советская манипуляция, потому что у них самих было достаточное количество этой нефти, металлы[165].
Сразу после отъезда югославской торговой делегации в Москву посол СССР в Венгрии Шаронов встретился с министром торговли и промышленности Югославии Иваном Андресом во время открытия выставки. По этому поводу Андрес заверил советского дипломата, что настоящим инициатором переговоров был принц Павел, который, несмотря на крайне негативное отношение к вопросу переговоров с Советами, теперь позвонил министру Андресу и распорядился начать переговоры с Советским Союзом. Андрес сказал, что якобы он намеревался приехать в Москву лично, но князь Павел считал, что из-за отсутствия регулярных дипломатических отношений делегацию должен возглавить бывший министр, а не действующий. Югославский представитель сказал, что начало торговых переговоров с Советским Союзом было очень хорошо встречено общественностью, которая особенно приветствовала возвращение Советского Союза к политике панславизма[166].
Немецкая дипломатия отреагировала на объявление об отъезде югославской торговой делегации в Москву через своего посла в Анкаре фон Папена, который письменно поздравил советского посла с этим шагом, приветствуя принятые меры. Он оценил, что этот шаг будет способствовать сохранению мира на Балканах. Терентьев проинформировал об этом Шуменковича, подчеркнув, что у него сложилось впечатление, что Папен ранее не был поставлен в известность о югославско-советских переговорах [167].
По предложению Шуменковича Чинкар Маркович отдал распоряжение послу Югославии в Анкаре официально поблагодарить своего коллегу и выразить удовлетворение югославского правительства началом торговых переговоров. Также требовалось проинформировать советское правительство о том, что этот шаг первых официальных переговоров между представителями двух стран был тепло встречен общественностью. Чинкар Маркович особенно поблагодарил посла Шуменковича за усилия, направленные на то, чтобы весь переговорный процесс оставался полностью конфиденциальным, что имело особое значение для правительства Югославии[168].
Терентьев также поблагодарил своего югославского коллегу и главу югославской дипломатии[169]. В последующий период Советы через Терентьева выразили свое удовлетворение началом переговоров и тем, как они проходили, открыто ожидая их благоприятного исхода[170].
Переговоры в Москве шли в пользу югославских интересов. 8 мая 1940 г. членов югославской делегации принял нарком иностранных дел Вячеслав Молотов, который очень тепло и ласково отнесся к югославским представителям. Милорад Джорджевич выразил удовлетворение тем, что переговоры идут благоприятно и приближаются к своему успешному завершению. В самом начале Молотов выразил сожаление, что этого не произошло раньше, но добавил, что нужно смотреть не в прошлое, а в будущее.
В свою очередь присутствовавший на встрече нарком внешней торговли Анастас Микоян добавил, что переговоры идут хорошо. Джорджевич использовал возможность, чтобы открыть вопрос о возможной пропагандистской деятельности советских миссий, как об одном из самых деликатных вопросов взаимоотношений, на что Молотов ответил, что югославская сторона может сохранять спокойствие и что он лично гарантирует, что советское торговое представительство не будет участвовать ни в каком качестве в большевистской пропаганде и что оно будет заниматься исключительно своим основным делом, что особенно положительно было оценено югославской стороной [171].
Одним из ключевых пунктов переговоров был вопрос о возможных политических действиях обеих торговых миссий, особенно советской в Белграде, чего югославская сторона крайне опасалась из-за возможных внутриполитических последствий, связанных с возможной поддержкой югославских коммунистов.
Милорад Джорджевич настаивал на первоначальном проекте соглашения, который был составлен югославской стороной и в котором была позиция, согласно которой обе торговые миссии будут обязаны заниматься исключительно торгово-экономическими делами, т. е. воздерживаться от каких-либо действий, не определенных дополнительным протоколом. Он открыто заявил, что югославская сторона имела в виду возможные политические и пропагандистские действия обеих сторон.
Джорджевич объяснил такую позицию югославским желанием, чтобы обе миссии занимались своими делами на основе взаимного доверия и лояльности, в которых проходят югославско-советские переговоры. Он настаивал на этом, чтобы избежать ситуации, при которой частная деятельность представителей представительства может затруднить выполнение заключенных договоренностей. Он указал, что в каждой стране есть внутренний режим, который не должен интересовать другую сторону. Поэтому он считает, что включение такого рода фразы в текст соглашения послужит указанной цели.