Американская военная промышленность работала на нужды своей армии, в то время как частные заводы не занимались военным производством, то есть смогли перейти на массовое военное производство только после года конкретных приготовлений. Поскольку американская государственная политика строго следовала провозглашенной линии нейтралитета в существующем конфликте, покупатель оружия и военной техники должен был заплатить золотом и доставить в Европу за свой счет, то есть на свой страх и риск. Единственно возможным вариантом было положиться на Советский Союз, с которым не было пока официальных отношений[208].
По воспоминаниям генерала Лукича, «он почувствовал, что пора установить дипломатические отношения, поэтому мы и туда обратились за помощью» [209]. Помимо безотлагательности ситуации и необходимости удовлетворения военных потребностей, такая решимость была подкреплена убеждением большей части политической, военной, экономической и интеллектуальной элиты окончательно урегулировать отношения с Советским Союзом и установить с ним дипломатические связи.
Несмотря на их отсутствие, югославское военное руководство располагало достоверной информацией о том, что Советский Союз создал мощную тяжелую промышленность и современно вооружил и экипировал свою многочисленную армию[210].
Таким образом, помимо текущих политических устремлений и традиционных связей, нынешние военные потребности стали одной из наиболее важных причин стремления Югославии установить официальные дипломатические отношения с Советским Союзом.
Советское государственное информационное агентство ТАСС официально сообщило, что 11 мая 1940 г. в Москве было подписано торговое соглашение между представителями югославского и советского правительств, которое в 1940 и 1941 гг. предусматривало взаимный торговый обмен на уровне 176 миллионов югославских динаров. Было объявлено, что подписаны необходимые протоколы о создании торговых представительств, а также способы оплаты.
Согласно заявлению, Советский Союз намеревался импортировать медь, свинец, цинк, хлор, бокситы, медные концентраты и сало, в то время как Югославия — импортировать нефть и нефтепродукты, хлопок, сельскохозяйственную технику и ряд других товаров.
Общественность была проинформирована о том, что соглашение было подписано с югославской стороны Милорадом Джорджевичем и Савой Обрадовичем, а с советской — народным комиссаром внешней торговли Анастасом Микояном [211].
Достигнутая договоренность быстро стала реализовываться. Значительное количество хлопка было получено из Советского Союза, а Югославия, со своей стороны, начала поставки металлов[212].
Сразу после возвращения югославской торговой делегации в Белград Чинкар Маркович попросил Шуменковича посетить своего советского коллегу Терентьева и от лица югославского правительства выразил удовлетворение достигнутым соглашением, а также высказать благодарность за помощь и содействие, оказанные югославской делегации, особенно Микояну и Молотову.
Ему было предписано воспользоваться представившейся возможностью, чтобы сообщить советской стороне, что правительство Югославии немедленно приступит к процессу реализации достигнутого соглашения и оно хотело бы, чтобы посол Терентьев представлял советское правительство во время запланированной ратификации соглашения в Белграде.
Югославия должна начать урегулирование своих отношений с Болгарией, а это, по словам Чинкара Марковича, было трудно сделать, учитывая серьезные трудности, с которыми югославское правительство имело в общении с нынешним болгарским правительством. Поэтому они хотели, чтобы Терентьев приехал в Белград, чтобы вопрос можно было решить в ходе прямых контактов [213].
Вскоре пришел советский ответ. Советы сообщили югославскому правительству, что соглашение было одобрено и скоро начнется процесс его ратификации. Для обмена ратификационными грамотами Советы намеревались направить в Белград своего представителя в Софии Лаврентьева. Было подчеркнуто, что в сложившейся ситуации Терентьев не может покинуть турецкую столицу. С другой стороны, югославская дипломатия считала объявленное прибытие Лаврентьева очень важным, особенно с точки зрения югославско-болгарских отношений и советских усилий по улучшению отношений между двумя балканскими государствами, о чем сам Терентьев сказал Шуменковичу[214].
На такое решение также повлияла информация, которую югославская дипломатия получила через своих представителей в Париже, о том, что Молотов заявил, что Советы не допустят исчезновения двух последних славянских стран с политической карты Европы [215].
Югославскую сторону особенно воодушевило заявление советского посла в Анкаре, сделанное послу Шуменковичу о том, что Советский Союз привержен сохранению как нейтралитета, так и нынешней ситуации на Балканах, и что Советы были готовы использовать свою армию не только для того, чтобы обезопасить свои границы в районах, где на карту поставлены их интересы. Он добавил, что существующие договорные отношения с Германией дают им возможность влиять там, где им нужно, чтобы сохранить мир и существующие границы на Балканах[216].
Стремясь ускорить процесс легализации югославско-советского соглашения в ожидании прибытия Лаврентьева в Белград, югославское правительство 25 мая приняло специальный указ об экономических соглашениях с Советским Союзом, о котором Советский Союз был проинформирован через посла Терентьева[217].
Реакция заинтересованных международных кругов на известие о подписании югославско-советского торгового соглашения была неоднозначной. Французы получили первые известия о намерениях югославского правительства начать такой диалог с Советами с большим недоверием, подчеркнув, что этот шаг был сделан на фоне сближения между Москвой, Римом и Берлином. На такую позицию французов повлияли также первоначальные положительные отзывы немецкой и итальянской прессы о югославско-советских переговорах. Позиция французов начала меняться только тогда, когда немцы выразили свои оговорки, а итальянцы полностью остались недовольны югославско-советскими переговорами. Итальянские дипломаты в Париже не скрывали такого отношения, открыто опасаясь, что это приведет к установлению дипломатических отношений и усилению советского влияния на Балканах. Только тогда официальные французские круги приветствовали соглашение между Югославией и Советским Союзом[218].
Подписание торгового соглашения в Москве не только успешно завершило экономические переговоры между Югославией и Советским Союзом, но и создало необходимые условия для дальнейшего расширения базы межгосударственных контактов и установления дипломатических отношений между двумя странами. Важным шагом в дальнейшем сближении стала объявленная ратификация подписанных соглашений, которая была запланирована в Белграде в конце мая — начале июня 1940 г.
Для участия в церемонии ратификации договора Лаврентьев прибыл в Белград. В ходе переговоров с югославскими официальными лицами, состоявшимися после ратификации, он выразил живой интерес к внешнеполитической позиции Югославии, т. е. к ее нейтральной позиции в продолжающемся европейском конфликте, контактами с балканскими соседями и особенно к ее отношениям с Италией. Его особенно интересовали взгляды Югославии на роль великих держав на Балканах, политика Италии на Балканах и Средиземноморье, а также оценка политики Турции в регионе в случае конфликта в Средиземноморье. Что касается советской политики, Лаврентьев был крайне сдержан, повторяя только хорошо известные фразы о советской приверженности миру и желании сохранить мир и равновесие на Балканах. Он сказал только о советско-турецких и советско-болгарских отношениях, что они находятся на приемлемом уровне.
Вопреки ожиданиям югославских дипломатов, Лаврентьев не стал говорить о возможном векторе развития югославско-советских отношений, а также о вопросах, связанных с возможным возобновлением дипломатических отношений и проблемой выделения здания для советской торгового представительства. Он подчеркнул, что его миссия ограничивается исключительно обменом ратификационных грамот. Особенно оптимизм югославских хозяев вселило то, что переговоры прошли в исключительно благоприятной атмосфере[219].
В ходе переговоров югославская сторона также подняла вопрос о возможных советских военных поставках в Югославию, но Лаврентьев не хотел об этом говорить, поскольку не имел необходимых полномочий для ведения такого рода переговоров [220].
Лаврентьев 31 мая был принят югославским министром торговли и промышленности Иваном Андресом на ужине в его честь.
В своем выступлении Андрес отметил, что заключение торгового соглашения в Югославии было встречено с особой симпатией и что этот акт открывает новые перспективы для развития двусторонних экономических связей. Говоря о широких перспективах развития взаимного экономического обмена, он открыто говорил об усилиях Югославии по изменению структуры своей внешней торговли за счет сотрудничества с Советским Союзом, т. е. видеть в СССР не только поставщика нефти, сырья, материалов, хлопка, масла, железа, машин, промышленных товаров, а также а также покупателя югославских руд, промышленных товаров и сельскохозяйственной продукции.