Хотя этот экономический обмен был относительно скромным, он был важен для Югославии, поскольку таким образом ей удавалось производить большее количество хлопка, нехватка которого очень ощущалась на внутреннем рынке.
Югославско-советские экономические переговоры начались в условиях общей поляризации на европейской политической арене. Югославское правительство долгое время не решалось начать переговоры с Советским Союзом, опасаясь реакции как держав оси, так и западных союзников. Она решила сделать это в деликатный момент, когда ей угрожала опасность итальянского вторжения.
Причины начала торговых переговоров были многогранными и многоплановыми. С одной стороны, это было решение постепенно установить официальные отношения с Советским Союзом, что должно было привести к установлению дипломатических отношений из-за положительного исхода переговоров и, таким образом, послать Италии конкретный сигнал о том, что Югославия рассчитывает на рост.
Нехватка ключевого сырья, такого как нефть и хлопок, и невозможность их приобретения на мировом рынке подтолкнули Югославию к Советскому Союзу как крупного и значительного производителя этого сырья.
Помимо нехватки сырья, Югославию хронически мучила нехватка различного современного оружия и военной техники, которую она не могла закупить в Европе во время войны, поэтому в этом отношении, помимо Соединенных Штатов, Советский Союз казался подходящим партнером.
Достижение торгового соглашения с Советским Союзом открыло не только экономические перспективы для югославского королевства, но и определенную возможность нормализации общих отношений с Советским Союзом, которая последовала 24 июня 1940 г., что для нее, как для страны, находящейся под давлением Италии, Германии и других соседей, стремившихся к союзу с ними, означали открытие новых возможностей для советской помощи и защиты.
С советской точки зрения, это был ключевой шаг на пути к сближению с Югославией и усилению советского присутствия на Балканах, что имело решающее значение для них в ожидании великого исхода дипломатической игры, начатой соглашением с Германией в августе 1939 г.
Стоит отметить, что Анастас Микоян, как нарком внешней торговли СССР и главный переговорщик с советской стороны, сыграл ключевую роль в успешном завершении советско-югославских переговоров, приведших к расширению двусторонних контактов и установлению в 1941 г. официальных дипломатических отношений между СССР и Королевством Югославия.
Не менее важную роль ему предстояло сыграть и в нормализации двусторонних связей уже после прихода в 1944 г. к власти в Югославии коммунистических сил во главе с Иосином Броз Тито, а также после завершения развязанного Сталиным советско-югославского конфликта 1948–1953 гг.
А. С. Стыкалин
1.3. «У нашей партии и у братских партий есть тревога за судьбу Венгрии». А. И. Микоян и попытки урегулирования венгерского кризиса 1956 года[235]
Аннотация.На основе исторических источников, прежде всего архивных документов, рассмотрен один из ключевых эпизодов международной деятельности Анастаса Микояна, связанный с его попытками мирного урегулирования политического кризиса в Венгрии летом-осенью 1956 г. Проанализированы причины, по которым ему это не удалось сделать.
Ключевые слова:история холодной войны, Венгерский кризис 1956 года, международная деятельность Анастаса Микояна, XX съезд КПСС и его последствия, международные конфликты в XX веке.
XX съезд КПСС (14–25 февраля 1956 г.), состоявшееся на нем разоблачение Сталина в закрытом докладе Н. С. Хрущева, прочитанном в конце работы съезда, равно как провозглашение в отчетном докладе съезду новой программной установки о многообразии форм перехода к социализму, образовали ту новую систему ориентиров, в соответствии с которой лидерам восточноевропейских стран «народной демократии» предстояло откорректировать свою политическую практику. При всей непоследовательности в выявлении сущности сталинизма решения съезда придали мощный импульс реформаторски настроенным силам в странах советского лагеря, ведь критика тех или иных сторон однопартийной системы, за которую прежде представители оппозиционно настроенной интеллигенции подвергались гонениям, вдруг получила неожиданную поддержку из самой Москвы. Движение с требованием коренной демократизации и десталинизации коммунистических режимов достигло весной 1956 г. наибольшего размаха в Польше и Венгрии, что поставило в сложное положение лидеров и правящие коммунистические элиты этих стран. Это вызвало естественную обеспокоенность в Москве, ведь руководители КПСС увидели первые симптомы ослабления в странах-союзницах позиций правящих компартий, а это никак не могло приветствоваться людьми воспитанными в духе большевистских представлений о путях продвижения к социализму. В условиях разрешения нараставшего в Венгрии внутриполитического кризиса в интересах СССР (как они понимались в Кремле и на Старой площади) был в полной мере востребован политический опыт А. И. Микояна, равно как и его талант гибкого переговорщика, умеющего добиваться целей по возможности мягкими методами, без излишних издержек.
Лидер венгерских коммунистов Матяш Ракоши, которого вся система пропаганды в его стране подавала как «лучшего венгерского ученика товарища Сталина», монополизировал со своей командой при советской поддержке власть к середине 1948 г. и управлял своей страной предельно жесткими репрессивными методами, претендуя к тому же на роль «первой скрипки в оркестре» в ходе развязанной Сталиным в 1948 г. массированной антиюгославской кампании. Это проявилось, в частности, в организации «дела Райка» 1949 г.? сфабрикованного по образцу больших московских судебных процессов 1936–1938 гг. всецело фальсифицированного показательного процесса, который выполнил отведенную ему роль — поднял на новый виток критику И. Броза Тито и его команды, которые после прозвучавших в Будапеште на суде саморазоблачений Ласло Райка и других осужденных вместе с ними коммунистов объявили уже не просто ревизионистами и националистами, но «шпионами и убийцами», овладевшими руководством одной из компартий[236]. Но уже после смерти Сталина «коллективное руководство» КПСС, крайне недовольное экономическим положением в Венгрии, попыталось ограничить полномочия Ракоши, по сути заставив его разделить власть с новым премьер-министром И. Надем[237]. И после того, как Имре Надь к весне 1955 г. потерял доверие в Кремле и был удален из руководства, оказавшись чересчур радикальным реформатором, положение Ракоши продолжало оставаться сложным. Ведь в Москве именно к этому времени восторжествовал курс на сближение с титовской Югославией[238], и Ракоши пришлось под давлением СССР пойти на частичный, пока еще не полный пересмотр дела Райка, в одном из выступлений лета 1955 г. публично признав, пусть в довольно обтекаемой форме, несостоятельность антиюгославских обвинений, прозвучавших на суде в сентябре 1949 г.
В дни XX съезда сильный удар по позициям Ракоши, находившегося в Москве в качестве гостя съезда, был нанесен публикацией в «Правде» 21 февраля статьи известного советского ученого-экономиста венгерского происхождения академика Е. С. Варги (в 1919 г. народного комиссара Венгерской советской республики) «Семидесятилетие со дня рождения Белы Куна», в которой последний был назван не только «фактическим руководителем Венгерского советского правительства» 1919 г., но и выдающимся деятелем международного коммунистического движения. Если учесть, что вся пропагандистская машина Венгерской партии трудящихся (ВПТ) долгие годы создавала миф о Ракоши как основателе венгерской компартии, единоличном вожде Венгерской советской республики 1919 г., лидере коммунистического движения в 1920-е годы, то нетрудно представить себе, что означала для него официальная реабилитация Москвой репрессированного в 1938 г. в СССР Белы Куна.
Позже, уже после XX съезда, по возвращении в Будапешт, Ракоши, делая хорошую мину при плохой игре, в своем выступлении на мартовском пленуме собственной партии пытался записать факт реабилитации Белы Куна в свой актив, подав это как собственную заслугу[239]. Однако не только в Венгрии, но и за ее пределами многим было очевидно истинное значение этого события для дальнейшей судьбы первого секретаря ЦР ВПТ. Так, австрийская газета «Die Presse» отмечала 22 февраля: «После реабилитации в Венгрии Белы Куна пересмотр процессов Райка в Венгрии и Сланского в Чехословакии[240] становится не более чем вопросом времени. Во всяком случае это может иметь для „лучшего венгерского ученика великого Сталина Матяша Ракоши“ далеко идущие последствия. Ракоши, который является самым динамичным из всех руководителей коммунистических партий и который до сих пор при всех без исключения изменениях в направлении своей партии сумел выходить целым и невредимым, должен теперь напрячь все свои силы, если он хочет спастись». Справедливость этого утверждения доказал ход событий последующих месяцев.
Если к реабилитации Б. Куна Ракоши был в известной мере подготовлен, то выступление Хрущева с критикой культа личности явилось для него, как он признал впоследствии в мемуаpax, настоящей неожиданностью[241]. При этом опытный Ракоши правильно сумел оценить, какая мина замедленного действия была заложена в выступлении Хрущева. Хотя секретный доклад и не предназначался для публикации, подготовленный на его основании текст был не только зачитан на многочисленных партсобраниях в СССР, но и стал известным и в странах «народной демократии», вызвав громадный отклик и еще более осложнив положение партийных лидеров, служивших «верой и правдой» официальной Москве.