[250]. 6 мая Ракоши высказал Андропову о приезде одного из членов Президиума ЦК КПСС на предстоящий пленум ЦР ВПТ[251]. И этот приезд не заставил себя долго ждать.
Усиление внутриполитической напряженности в Венгрии, о котором посольство систематически информировало ЦК КПСС и МИД СССР[252], не могло не вызвать обеспокоенности в Москве. Для того, чтобы на месте изучить положение дел и дать рекомендации венгерским коллегам, 7 июня в Будапешт прибыл член Президиума ЦК КПСС М. А. Суслов. В сравнении с донесениями посольства его докладная, переданная в ЦК КПСС накануне отъезда, 13 июня, отличается большей сдержанностью в оценке масштабов «правой» опасности[253]. Признав, что «допущенные в 1949–1952 гг. действительно серьезные нарушения законности», «медлительность в исправлении… ошибок» дают основания для критики в адрес партийного руководства, Суслов счел неправильным относить «всех недовольных… к враждебным или к правооппортунистическим элементам». Вместе с тем визит Суслова продемонстрировал, что принципиальная линия Москвы на поддержку Ракоши оставалась в силе. Это вызвало разочарование части партийного актива, связывавшего с приездом Суслова определенные надежды на изменение позиции Кремля в этом вопросе.
Дни пребывания Суслова в Будапеште совпали по времени с новым подъемом выступлений с требованиями коренных перемен. Главным форумом формировавшейся в партийных низах антисталинистской оппозиции стал Кружок Петефи, дискуссионный клуб студенчества и молодой интеллигенции, функционировавший как орган политпросвещения в системе Союза трудящейся молодежи, венгерского аналога комсомола. Происходившие на заседаниях кружка дискуссии по актуальным проблемам экономики, политических реформ, гуманитарных наук, литературы и искусства привлекали все большее внимание широкой публики, собирали значительную аудиторию. Большинство их участников заявляло о своей приверженности марксизму, доминировала идея очищения социализма о сталинских «искажений», антисоциалистическая тенденция не находила сколько-нибудь заметного проявления. Тем не менее эти дискуссии вызывали серьезную озабоченность не только партийно-государственного руководства Венгрии, но и советского посольства[254]. В них виделся один из симптомов того, что процессы, происходящие в обществе, начинают выходить из-под контроля властей.
Формировавшаяся демократическая оппозиция была почти исключительно внутрипартийной. Даже исключенный из ВПТ Имре Надь в принципе не отрицал руководящей роли правящей партии. Легальные форумы типа Кружка Петефи также изначально были лишь элементом в коммунистической системе общественных организаций, а их активисты — преимущественно носителями марксистской идеологии. Члены ВПТ преобладали среди участников оппозиционного движения в Союзе писателей. «Открытое выражение политических взглядов было возможно только в рамках партии, таким образом, партийная оппозиция в те времена была выразителем протеста всего общества», — справедливо отмечают венгерские историки Ч. Бекеш и Я. М. Райнер[255]. Вместе с тем в начале лета уже проявляются самые первые признаки формирования внепартийной оппозиции, выходят из небытия фигуры, игравшие заметную роль в общественной и духовной жизни Венгрии до 1948 г. и вытесненные после установления диктатуры ВПТ. Некоторые из них заявляют о себе и на дискуссиях Кружка Петефи[256].
Большой общественный резонанс возымела дискуссия о перспективах развития марксистской философии в Кружке Петефи 14–15 июня. Собравшаяся тысячная толпа с энтузиазмом встретила Дьердя Лукача, философа с мировым именем, одного из главных представителей марксистской мысли XX в. Подвергнутый разносной критике с ортодоксально-догматических позиций в ходе идеологической кампании 1949–1950 гг., имевшей широкий международный отклик, Лукач теперь снова включался в активную общественную жизнь. 18 июня на заседании Кружка Петефи собрались ветераны подпольного антифашистского движения. Многие из этих людей оказались не у дел после установления в Венгрии сталинистской диктатуры, некоторые прошли через тюрьмы и лагеря. Всеобщее потрясение вызвало очень эмоциональное выступление вдовы Ласло Райка, призвавшей всех присутствующих осознать, какой чудовищной несправедливостью были предъявленные ее мужу обвинения, а еще более то, что многие тысячи людей заставили поверить в его виновность. Все эти события, разумеется, находили отклик в донесениях советского посольства[257].
21 июня Ракоши отбыл в Москву для участия в рабочем совещании представителей компартий советского блока. Как раз перед этим советские лидеры впервые после восстановления нормальных отношений принимали у себя дома И. Броза Тито. Визит югославского маршала в Советский Союз, длившийся более 20 дней (с 1 по 23 июня), был организован с большой помпой. Достаточно вспомнить о многотысячном митинге советско-югославской дружбы на стадионе «Динамо» 19 июня, призванном символизировать полное преодоление взаимного недоверия. Московская июньская встреча (как и состоявшаяся годом ранее, в конце мая — начале июня 1955 г. белградская встреча) ознаменовала собой важную веху в сближении советского блока со страной, после 1948 г. на протяжении ряда лет находившейся на положении отщепенца. И вместе с тем сверхзадача переговоров так и не была решена. Осознавая экономическую выгоду сотрудничества с СССР, Югославия в то же время нисколько не хотела поступаться своим суверенитетом и продолжала сохранять некоторую дистанцию от советского лагеря, не проявив, в частности, никакого желания вступать в ОВД и СЭВ. Подписанная советско-югославская декларация[258] носила со стороны СССР явно компромиссный характер, ведь в ней ничего не было сказано ни об идеологическом единстве КПСС и КПК, ни о принадлежности Югославии к блоку государств, возглавляемому СССР. В Кремле не были довольны текстом декларации[259], но прекрасно понимали, что отсутствие обнародованного по итогам длительных переговоров документа будет воспринято во всем мире как знак провала состоявшейся встречи.
Беседу по широкому кругу вопросов, лидеры СССР и Югославии не могли не коснуться и положения в Венгрии. Учитывая особую роль Ракоши в ходе антиюгославской кампании Сталина, Тито, чтобы не встречаться с ненавистным ему венгерским деятелем, демонстративно ехал в СССР и из СССР не через Венгрию, а более дальним путем, через Румынию, а в Москве дал понять советским руководителям, что покау власти в Венгрии находится Ракоши, принципиальное улучшение венгерско-югославских отношений невозможно[260]. Однако и после этого в Москве, как показало последующее развитие событий, некоторое время продолжали склоняться к мнению, что альтернативы Ракоши в Венгрии нет. Как можно судить по выступлению Ракоши на своем политбюро сразу же по возвращении, первый секретарь вернулся из Москвы в Будапешт не разуверенный в поддержке своей персоны со стороны советского руководства в момент, когда он особенно нуждался в этой поддержке[261]. На заседании политбюро он рассказывал соратникам о том, что Хрущев, явно обеспокоенный размахом оппозиционных проявлений в своей стране и раздосадованный публикацией в американской прессе[262]своего секретного доклада, призывал лидеров «народных демократий» к более жесткой реакции на оппозиционные выступления, оживившиеся в их странах после XX съезда КПСС. «Нельзя забывать, что к врагам мы должны применять власть. Нельзя властью злоупотреблять, как это делал Сталин, но употреблять ее надо. Вражеским устремлениям нужно противопоставить госбезопасность, суды, репрессивные органы», — говорил он[263]. Мнение Москвы стало для Ракоши тем более ценным козырем, что в период его отсутствия в Венгрии, 24 июня, дома произошло событие, вызвавшее немалое раздражение первого секретаря ЦР ВПТ: главная газета партии «Szabad Nep», все более попадавшая под влияние реформаторски настроенной части партаппарата, опубликовала статью в поддержку Кружка Петефи и развернувшихся на его заседаниях дискуссий.
Хотя в Москве Ракоши и получил не только заверения в поддержке, но и напутствия в борьбе с усилившейся оппозицией, развитие событий в последующие дни внесло заметные коррективы в его согласованные с Москвой планы урегулирования внутриполитических проблем. Более того, заставило лидеров КПСС изменить свое отношение к «проблеме Ракоши». Прежде всего, 28 июня в польском городе Познани демонстрация рабочих, выступивших за улучшение условий труда, вылилась в вооруженные беспорядки, подавленные с помощью армии. Более 70 человек погибло, более 300 получили ранения [264]. Познаньские волнения, ставшие первым серьезным испытанием на прочность заявленной с трибуны XX съезда КПСС готовности к преодолению сталинского наследия, наглядно продемонстрировали всему мировому сообществу, что на подобные эксцессы в советском лагере будут и впредь реагировать только силой.
В Венгрии в те же дни происходят события, которые перепуганные партийные функционеры тут же окрестили «идеологической Познанью». Дискуссия по проблемам свободы печати и информации на собрании Кружка Петефи 27 июня превзошла все предшествующие как по количеству участников, так и по накалу страстей. Советское посольство расценило это событие как свидетельство дальнейшего усиления тенденций, ведущих к подрыву диктатуры ВПТ. В донесении Андропова выводы вполне определенны: органы государственной безопасности Венгрии «не проявляют должной решительности в борьбе против контрреволюционных элементов, которые стали вести себя недопустимо нагло»