Прибыв в Будапешт, Микоян и Суслов поначалу чересчур оптимистично оценили ситуацию, отметив в донесении в Москву, что венгерские руководители «недооценивают свои силы»[329]. В первый вечер своего пребывания в Будапеште они доносили в Москву, что «все очаги повстанцев подавлены», кроме самого крупного, у здания радио; «поставлена задача в течение ночи закончить ликвидацию оставшихся еще отдельных групп, засевших в домах» [330]. Хрущев в тот же день на совещании с лидерами «братских партий» сослался на мнение находившихся в Будапеште советских эмиссаров, что «положение не столь катастрофично»[331]. Как явствует из выступления Микояна вечером 24 октября на заседании политбюро ЦР ВПТ, после вступления советских войск в Будапешт он считал подавление восстания вопросом в принципе решенным — делом нескольких часов[332].
В своем первом донесении Микоян и Суслов констатировали, что венгерская армия «показала себя плохо». Но поскольку перелом в событиях, по их мнению, уже произошел, советские представители предлагали активнее применять венгерские части для патрулирования и охраны объектов с тем, чтобы «подчеркнуть роль самих венгров в ликвидации беспорядков»[333]. Кроме того, они посоветовали руководству ВПТ уделить больше внимания вооружению партактива, формированию рабочих дружин на заводах и по районам. Но пришлось разочароваться, мало кто из рабочих выражал готовность защищать коммунистическую власть, а оружие, предназначенное для рабочих дружин, оказывалось в руках повстанцев.
Оптимизм советских эмиссаров поначалу передался венгерским партийцам, что нашло отражение в их выступлениях по радио. Но события следующего дня этот оптимизм абсолютно развеяли. Разгон советскими танками толпы, собравшейся утром 25 октября (ему предшествовали выстрелы с крыши близлежащих зданий по советским солдатам), повлек за собой десятки жертв и лишь усилил ожесточенность сопротивления. Изучая обстановку, советские представители отказываются от чересчур оптимистичных первоначальных своих прогнозов. Пришлось задуматься над неэффективностью применения исключительно силовых методов. Они пишут в Москву 26 октября: «Мы считаем, что главное теперь уже не в военных мерах, а в овладении массами рабочих»[334]. Но и это уже казалось недостаточным, события заставляли задуматься над принципиальным расширением социальной базы действующей власти. Начиная с 25 октября руководство ВПТ, столкнувшись с требованием снизу, рассматривало с подачи И. Надя вопрос о вовлечении в формирующееся правительство И. Надя ряда левых некоммунистических политиков, в частности, представителей влиятельной в первые послевоенные годы партии мелких хозяев 3. Тилди и Б. Ковача, с конца 1940-х гг. оказавшихся не у дел (Ковач пережил длительное заключение). Микоян и Суслов знали об этом. Планы И. Надя были восприняты ими достаточно спокойно, как хотя и нежелательный, но необходимый для защиты интересов социализма компромисс. «Считаем в создавшихся условиях допустимым и целесообразным, чтобы в Правительство было привлечено известное число мелкобуржуазных демократических влиятельных общественных деятелей для расширения общественной поддержки Правительства», — докладывали советские эмиссары в Москву, одновременно подчеркивая: «Мы их предупредили, что никаких дальнейших уступок быть не может, иначе это приведет к падению власти» [335].
Ход событий мог внушить мало оптимизма сторонникам восстановления однопартийной коммунистической диктатуры. В конце октября начинается возрождение многопартийности, первым делом восстанавливаются партии демократической коалиции 1945–1948 гг., вытесненные затем режимом Ракоши из политической жизни. Правящая ВПТ фактически распадается, сторонники коммунистического выбора провозглашают создание новой, Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП), декларировавшей о своем разрыве с политическим и идейным наследием сталинизма. Премьер-министр Имре Надь быстро осознает невозможность разрешения кризиса с помощью внешней военной силы и 28 октября признает законность требований повстанцев о выводе советских войск с территории страны и проведении свободных выборов. Было объявлено о повсеместном прекращении огня, ликвидации управления госбезопасности. Правительство реорганизуется на коалиционной основе. Его программа была нацелена на установление равноправных отношений с СССР и вместе с тем принципиально не предусматривала денационализации государственной собственности (кроме роспуска сельхозкооперативов), а тем более отказа от выполнения Венгрией своих союзнических обязательств перед СССР.
Вопрос о выводе советских войск из Будапешта и начале переговоров об их выводе с территории страны был поставлен венгерской стороной еще 25 октября в выступлении И. Надя по радио[336]. В сознании московских эмиссаров присутствие советских войск в Венгрии, естественно, увязывалось с военнополитическим противостоянием между Западом и Востоком, поэтому их возможное удаление оттуда воспринималось как ослабление советского влияния в регионе в пользу американского. В силу этого заявление И. Надя о предстоящих переговорах по выводу войск было расценено Микояном и Сусловым как его «грубейшая ошибка», ибо уход советских войск, по их словам, неизбежно приведет к приходу американских войск [337]. Такая перспектива не была реальной, ибо американская администрация с первых дней венгерского кризиса официально заявляла о том, что воспринимает Венгрию как страну советской сферы влияния, не считает своим союзником и не собирается вмешиваться во внутренние дела советского блока[338]. Уверенность в том, что ход событий в Венгрии не приведет к конфликту с США, восторжествовала довольно быстро и в ходе обсуждения венгерского вопроса на Президиуме ЦК КПСС [339].
С другой стороны, развитие событий в Венгрии происходило настолько ускоренными темпами, что казавшееся 25 октября немыслимым, входит в политическую повестку всего несколькими днями позже. Более того, венгерский кризис со всей остротой поставил перед советскими лидерами вопрос об оптимальности прежних доктринальных основ восточноевропейской политики СССР, заставил оценить их с точки зрения эффективности. Причем осознание неизбежности некоторых компромиссов в интересах стабилизации положения в Восточной Европе проявилось впервые в связи с польскими событиями.
Президиум ЦК КПСС должен был параллельно заниматься разрешением сразу двух восточноевропейских кризисов — польского и венгерского, к которым прибавился ещё и ближневосточный (в конце октября Великобритания и Франция при содействии Израиля предприняли военные действия против Египта, национализировавшего летом 1956 г. Суэцкий канал и не склонного идти на уступки). В Польше развитие событий пошло по более благоприятному сценарию, нежели в Венгрии[340]. Смирившись после долгих колебаний с возвращением к руководству ПОРП «национал-уклониста» В. Гомулки и пожертвовав маршалом К. Рокоссовским, освобожденным с поста министра обороны ПНР и отозванным в Москву, лидеры СССР пошли на уступки, которые сразу же оправдали себя. Уже 24 октября в Кремле не могли не видеть первых признаков ослабления напряженности в Польше. Менее зависимое от Кремля, но обладавшее достаточным кредитом доверия у себя дома руководство Гомулки смогло собственными силами овладеть ситуацией, удержало власть в руках коммунистов, предотвратило серьезный сдвиг вправо. И, что самое главное, команда Гомулки оставалась верна своим союзническим обязательствам по Организации Варшавского договора.
Свежий опыт Польши, где оказалось эффективным политическое урегулирование, без внешнего силового вмешательства, дал основания для поисков мирного решения венгерского кризиса, лишь обострившегося вследствие ввода советских войск в Будапешт. Вначале на заседаниях Президиума ЦК КПСС доминировала идея вооруженного подавления, более того, Микоян были подвергнут некоторыми соратниками за чрезмерную уступчивость[341]. Однако к 28 октября в Кремле возобладала тактика выжидания и на протяжении ряда дней предпочтение отдавалось поискам политического решения [342]. Даже главный советский силовик маршал Жуков заговорил на Президиуме о необходимости большей политической гибкости; «а то только стреляем», — вторил ему Хрущев[343]. 29–30 октября в соответствии с полученным из Москвы приказом советские танки были выведены из Будапешта, расположившись, правда, поблизости от города в ожидании дальнейшего хода событий. При этом, конечно же, в Москве осознавались пределы уступок: можно было вывести советские войска из Будапешта, как того требовал И. Надь, можно было позволить включить в правительство (в целях расширения его социальной базы) деятелей из крестьянских партий 1945–1948 гг., можно было даже в крайнем случае разрешить венгерским властям признать справедливость многих требований повстанцев. Совершенно недопустимыми были утрата коммунистами власти, уход их в оппозицию. Имре Надь продолжал восприниматься в Кремле в качестве правого уклониста и оппортуниста, «не знающего, где остановиться в своих уступках», однако более приемлемой, поддержанной народом фигуры, которую можно было поставить во главе правительства, в Кремле в сложившихся условиях не видели.
Итак, силовая политика в Венгрии не оправдывала себя. Очевидная неудача военного вмешательства 24 октября не только заставляла советских лидеров искать другие, более действенные способы разрешения венгерского кризиса, но и вплотную подводила их к мысли о необходимости некоторой корректировки всей системы отношений со странами Восточной Европы, поскольку та, при всей видимой всеохватности советского контроля над регионом, на самом деле не решала главную свою задачу — сохранения внутриполитической стабильности в странах, находившихся в непосредственной близости от СССР и входивших в зону его жизненных интересов