Фиолетов усмехнулся.
– А ты думал, эти буржуйские морды просто так отдадут нам свои деньги?
– Я ничего не думал! – ответил Анастас, – от волнения у него прорвался сильный армянский акцент. – Слушай, я вообще в банке первый раз!
Тем временем Лева Шаумян подошел к столу управляющего, поднял конверт, запечатанный сургучом, повертел в руках, отложил.
– Позовите управляющего, – сказал Анастас. – Я знаю, что делать.
Вернулся человечек; он явно устал показывать спокойствие и теперь смотрел с презрением. Анастас отодвинул кресло и сел за его стол. Револьвер положил на столешницу.
– Дайте сургуч, бумагу, перо и чернила.
Он оторвал от бумажного листа длинную полосу, написал крупно: «Опечатано согласно приказу Совнаркома. Г. Баку. 10 апреля 1918 г. А. Микоян». Управляющий смотрел с тревогой в бесцветных глазах.
– Печать банка у вас? – спросил Анастас.
Управляющий кивнул.
– Отдайте.
Анастас оставался сидеть в кресле управляющего за его рабочим столом. Управляющий подошел, выдвинул верхний ящик, извлек оттуда массивную круглую печать. Анастас промокнул печать в чернильной подушке, приложил к написанному. Он приклеил бумагу на дверь сейфа, отступил на два шага назад, посмотрел на остальных. Фиолетов согласно кивнул, дал понять – все сделано правильно.
– Печать мы изымаем, – объявил Анастас. – Она побудет в Совнаркоме.
– Молодой человек, – нервно произнес управляющий. – Печатью скрепляются все документы, без печати банк работать не сможет…
– Без ключей от сейфа тоже не может, – ответил Анастас. – Однако вы работаете. Когда найдете ключ или директора, позвоните в Совнарком.
С печатью в одной руке и револьвером в другой он пошел к двери.
Ключ от сейфа так и не нашелся. Директор банка тоже. Что стало с сейфом, как его вскрыли и сколько в нем лежало, Анастас так и не узнал. Печать он оставил секретарю Совнаркома[45].
Летом 1918 года турецкие войска начали поход на Баку.
Власть Советов существовала только в самом городе и его предместьях, а также в нескольких уездах Бакинской губернии. Практически вся остальная территория Закавказья находилась под властью Закавказского комитета, возглавляемого грузинскими меньшевиками, мусаватистами и дашнаками.
В феврале 1918 года по их инициативе был созван Закавказский сейм. В него вошли представители большинства партий: социал-демократы-меньшевики, эсеры, кадеты, мусаватисты и дашнаки. Не было только большевиков. На сейме было объявлено и о создании независимой Закавказской республики со своим правительством во главе с меньшевиком Николаем Чхеидзе.
26 мая была создана и Грузинская республика, ее возглавил Ной Жордания. Правительство этой республики дало разрешение на проход немецких войск через свою территорию к Баку.
25 мая турецкие войска заняли Елизаветполь (ныне Гянджа) и стали готовиться к дальнейшему продвижению к побережью Каспия. Узнав об этом, командование Красной армии в начале июня решило выдвинуться навстречу противнику.
28 мая 1918 года в Тифлисе была образована Азербайджанская демократическая республика; председателем Совета министров стал бывший юрист, националист Фатали Хан Хойский.
Анастас попросил направить его на фронт и был назначен комиссаром 3-й бригады, которой командовал известный дашнак Амазасп Срванцтян[46]. Однако Анастас пробыл в действующих частях всего три недели.
Бригады Красной армии продвинулись по дороге на Елизаветполь, заняли Шемаху, затем город Гейчай, здесь столкнулись с передовыми частями турок и остановились. Возвели оборонительные сооружения, два ряда окопов. Но турецкие войска превосходили красных в численности не менее чем в четыре раза, их соединения стали заходить во фланги.
Город Гейчай расположен примерно в 200 километрах от Баку, в плодородной холмистой равнине, и славится своими гранатами. Здесь сходились несколько дорог, ведущих из Баку в другие города: Елизаветполь, Мингечевир, Кюрдамир.
Анастас выехал на передовую, в первую линию окопов, выслушал все жалобы солдат, в первую очередь на голод, и затем занялся решением главной проблемы – доставкой хлеба для солдат.
Анастас прибыл, когда командиры красных: командующий бригадой Амазасп и другие – уже обдумывали решение отступать, не начиная сражения. С военной точки зрения открытое столкновение с противником, имеющим подавляющее превосходство, грозило полным разгромом. Комиссару Микояну это решение не сообщили.
Когда Анастас обнаружил колонны солдат, уходящие в Шемаху, он попытался их остановить с оружием в руках. Дело дошло до открытого конфликта и драки. Взбешенный Анастас на автомобиле отправился назад, в Шемаху, и дал телеграмму Шаумяну: обвинил Амазаспа в предательстве и потребовал предать его суду. Телеграмма дошла до секретаря Шаумяна Ольги Шатуновской, и она решила сообщить текст в газету «Бакинский рабочий»[47]. Когда текст телеграммы был опубликован и стал известен Амазаспу, Анастас, конечно, уже не мог возвращаться к обязанностям комиссара бригады. Дашнак Амазасп стал его врагом.
Высадка британских войск в Баку в 1918 году. Фото Imperial War Museums
25 июля Анастас вернулся в Баку. В этот же день он узнал, что Бакинский Совет большинством голосов высказался за то, чтобы пригласить в город английские войска. Шаумян выступал резко против, но голосование решило не в его пользу.
Шаумян послал Ленину несколько телеграмм с просьбой о военной помощи и получил ответ: подмоги не ждите.
Через несколько дней турецкие передовые части подошли к поселку Баладжары. Это был пригород Баку, отсюда начиналась железная дорога.
4 августа 1918 года на пирс бакинского порта сошли первые подразделения британского корпуса. Всего в Баку высадились до трех тысяч британских пехотинцев[48], главным образом рекрутированных в Индии индусов-сипаев. Они были одеты в английскую форму, но на голове носили чалмы. Англичане также привезли четыре броневика «Остин». Чтобы создать у населения видимость значительного военного присутствия, английский полковник Денстервиль приказал своим солдатам пройти маршем по центральным улицам. К чести англичан, они действительно вступили в боевые столкновения с наступающими турками и с переменным успехом сдерживали их в течение месяца вплоть до своего ухода.
31 июля в Баку возникла новая власть, так называемая Диктатура Центрокаспия – коалиционное правительство дашнаков, эсеров и меньшевиков, целиком опирающееся на военную силу, на орудия судов Каспийской военной флотилии[49]. Изначально избрали пятерых «диктаторов»: Садовского, Велунца, Тушкова, Лемли, Ермакова, но впоследствии их число все время увеличивалось.
10 августа на срочно созванной Бакинской партийной конференции Степан Шаумян предложил эвакуировать коммуну в Астрахань. Предложение голосовали, и большинство собравшихся высказалось за уход. Следующие три дня ушли на подготовку к эвакуации. Комиссары решили оставить в Баку нелегальные группы и типографию для ведения подпольной работы.
Анастас вызвался остаться нелегалом[50]. Этот факт следует отметить особо. Комиссары обсуждали каждую кандидатуру – кто уходит, а кто остается. На предложение Микояна согласились. Это доказывает, что Анастас хотя и проявил огромную активность в период становления Бакинской коммуны, но в число ее лидеров не вошел. Возможно, это спасло ему жизнь.
На пароходах, отчаливших от пристани 14 августа, Микояна не было. В тот день из порта Баку ушли 17 пароходов, увозивших солдат Красной армии вместе с оружием, всю технику и тяжелое вооружение, рядовых большевиков и, наконец, самих комиссаров. Вместе с Шаумяном были его сыновья Сурен и Левон.
Исход большевиков из Баку был организованным и публичным. Шаумян заблаговременно поместил в газетах несколько статей[51]. Весь Баку знал, что большевики уходят. Выход кораблей был согласован с властями порта. Однако уже на внешнем рейде пароходы были остановлены военными судами Каспийской флотилии и 16 августа под дулами пушек принудительно возвращены в порт.
Члены бакинского Совнаркома были арестованы матросами, подчиняющимися Диктатуре Центрокаспия, и заключены в Баиловскую тюрьму[52]. Шаумяна и прочих большевиков обвинили в измене, предательстве и попытке вывоза ценностей. Было начато следствие военно-полевого суда.
Дальнейшие события осени 1918 года в Баку происходили без участия большевиков: комиссары сидели в тюрьме, отряды Красной армии были разоружены и распущены.
«Одиннадцатого сентября, за неполных четыре дня до падения Баку, во всех благонамеренных газетах: “Временное положение о военно-полевом суде… Параграф семь: разбирательство дел судом производится при закрытых дверях… Параграф девять: приговор вступает в законную силу немедленно по объявлению его на суде, безотлагательно и, во всяком случае, не позже суток производится в исполнение”.
Чуть пониже извещение “Чрезвычайной следственной комиссии”: “Уголовное дело Шаумяна, Петрова, Корганова, Джапаридзе и др. большевистских комиссаров передано военно-полевому суду и, согласно формулировке обвинения, подсудимые должны подвергнуться смертной казни через расстреляние”.
<…> Около четырех часов четырнадцатого, в субботу, поток обезумевших бакинцев захлестывает пристани.