– Тогда почему так называется?
– В арестный дом, – сказал Шаумян, – помещают мелких правонарушителей, пьяниц, хулиганов, а в тюрьму – тех, кто совершил серьезные преступления.
– Значит, мы приравнены к хулиганам?
– Не надейтесь. Думаю, причина в том, что тюрьма переполнена. Меньшевики только на словах за свободу, а в действительности сажают за решетку всех несогласных.
Иван Фиолетов держался лучше всех остальных, был совсем равнодушен к духоте и скверным запахам: он четырежды сидел в тюрьмах и ко всему привык. Страдающим от жары посоветовал сесть на пол: внизу прохладнее. Так прошло трое суток.
Наконец утром 19 сентября в камеру вошли в сопровождении надзирателей двое, пахнущие одеколоном, в военной форме без погон, в новых английских офицерских ботинках. Не представились. Попросили встать Шаумяна, Джапаридзе, Корганова, Фиолетова. Долго молча рассматривали в упор. Фиолетов не выдержал:
– На каком основании нас арестовали?
Один из двоих, широколицый, с подкрученными концами усов, улыбнулся:
– На основании распоряжения Временного правительства Закаспийской республики. Но вы не волнуйтесь, скоро власти разберутся.
Быстро ушли.
А. И. Микоян в тюрьме
– Это были смотрины, – сказал Шаумян. – К нам приходили главари Временного правительства. Кто-нибудь знает их в лицо?
Никто не ответил.
– Надо узнать, – продолжал Шаумян. – И фамилии тоже. Когда сюда придет Советская власть, все они должны ответить по закону. Не за наш арест, а за то, что позвали англичан.
Прошло время; снова загремел замок на двери, вошел надзиратель, на этот раз в сопровождении двух солдат с винтовками. Надзиратель, щуря глаз, посмотрел в бумажку:
– Шаумян! Есть такой?
Степан переглянулся с остальными, но прежде чем он успел что-то сказать, вперед вышел его старший сын Сурен.
– Есть! Я Шаумян.
Подошел ближе; надзиратель оглядел его с ног до головы.
– Имя, отчество, год рождения.
– Сурен Степанович. 1902 года.
Надзиратель снова сверился со списком и кисло поморщился:
– Не ты. Другой Шаумян. Есть другой?
Теперь вскочил сидящий рядом с отцом Левон, выкрикнул звонко:
– Есть!
Но отец схватил его за плечо.
– Не надо.
И сам направился к двери.
– Я Шаумян Степан, 1878 года.
– Комиссар?
– Особый комиссар по делам Кавказа.
– На выход.
– Куда меня? – спросил Шаумян.
– Там скажут, – был ответ.
Все, кто был камере, теперь стояли на ногах и смотрели, не роняя ни звука. Ираклий Метакса, сидевший у самого окна, рванул к двери.
– Куда его?
И Корганов тоже выкрикнул, и Анастас; все подхватили:
– Куда его? Куда ведете?
– Спокойно! – крикнул надзиратель. – Чего бузите? Англичане вас забирают. В Персию поедете. Потом – в Индию.
– Почему в Индию?
Надзиратель глянул с ненавистью.
– А подальше отсюдова!
И снова поднял к глазам свою бумажку:
– Джапаридзе?
– Есть. Прокопий Апрасионович, 1880 года.
– Тут написано «Алеша».
– Это кличка.
– Комиссар?
– Член бакинского Совнаркома.
– На выход. Корганов!
– Есть. Григорий Николаевич. 1886 года.
– Комиссар?
– Член бакинского Совнаркома.
– На выход.
Теперь к двери подошел Метакса.
– Глянь, начальник. Метакса Ираклий, 1889 года.
– Комиссар?
– Нет. Личный охранник Шаумяна и Джапаридзе.
Мемориал 26 бакинским комиссарам на месте их захоронения в Баку. В 2009 году памятник был демонтирован, останки комиссаров перезахоронены на кладбище.
Библиотека Администрации Президента РФ
– Личный охранник? – надзиратель осклабился. – Плохо охранял, охранник! Ты тоже в списке. Выходи.
Теперь к двери, расталкивая прочих, рванул и Анастас.
– А ну, меня глянь. Микоян Анастас Иванович.
– Такого нет. Ты тоже комиссар?
– Помощник Шаумяна.
– Тебя нет в списке. Зевин! Яков Давыдович!
– Есть Зевин…
Анастас шагнул назад, в голове шумело. Почему англичане? Почему в Персию и в Индию? Какая может быть Индия? Что ему делать? Кричать, скандалить, настаивать? Он должен быть рядом с Шаумяном! Или, может быть, рядом с его сыновьями?
Сурен и Лева стояли рядом с ним, оба напряженные, с блестящими глазами. Их не вызвали. Анастаса тоже.
Вывели Басина, Малыгина, вывели всех членов Совнаркома. Из коридора раздался крик Джапаридзе:
– Товарищи, держитесь! Увидимся в Астрахани!
И тут же голос солдата-охранника:
– Молчать, не разговаривать!
Дверь захлопнулась с грохотом.
Больше Анастас не видел Шаумяна, Джапаридзе и остальных.
Откуда взялся список из 26 бакинских комиссаров? Согласно свидетельству участника событий Сурена Шаумяна, при обыске у комиссара Корганова нашли листок бумаги с рукописным перечнем из 26 фамилий. Этот список был составлен еще в Баку, в Баиловской тюрьме, и был необходим для распределения продуктовых передач, поступавших в тюрьму с воли, от родственников арестованных. В списке кроме членов Совнаркома значились и рядовые большевики, такие как Николайшвили, Метакса, Мишне. О существовании такого списка Сурен Шаумян заявил в июне 1925 года в письменных показаниях, сделанных в ходе следствия по делу Ф. Фунтикова[57].
Ночью 19 сентября 26 бакинских комиссаров посадили в отдельный вагон поезда, идущего в Ашхабад. На 207-й версте Среднеазиатской железной дороги, между телеграфными столбами 118 и 119, поезд остановили. Комиссаров вывели из вагона и казнили.
В 1920 году место казни было разыскано, тела найдены. Для расследования была создана специальная комиссия ВЦИК РСФСР во главе с юристом В. А. Чайкиным32–1.
Убийство происходило «всевозможными средствами», то есть комиссаров не только расстреливали, но и секли шашками, били лопатами. Головы отрубили и бросили рядом с телами. Некоторые черепа были раздроблены[58].
До сих пор не ясно, кто отдал приказ о казни. Известны фамилии лидеров Закаспийского Временного правительства: Фунтиков и Кун. Их деятельность контролировали командиры английского корпуса Маллесон и Тиг-Джонс. Однако участие британских офицеров в расстреле не подтверждено документами. Эсер Федор Фунтиков, глава правительства, не имел никакого отношения к Баку, не имел представления о деятельности бакинского Совнаркома, не имел никаких личных счетов к Шаумяну, Джапаридзе, Корганову, Фиолетову и прочим. С тактической точки зрения Закаспийскому правительству, кто бы его ни возглавлял, было гораздо выгоднее держать бакинских комиссаров целыми и невредимыми под арестом в качестве заложников, чтобы потом, при ухудшении ситуации, выдать пленников Советской России в обмен на некие уступки для себя. И наоборот, расстрел превращал лидеров Закаспийского Временного правительства в открытых врагов Советской власти. Зачем эсеру Федору Фунтикову, бывшему паровозному машинисту, брать на себя ответственность за гибель Шаумяна, имевшего мандат от Ленина? Единственным связующим звеном между закаспийским Красноводском и закавказским Баку являются английские войска, действовавшие и там, и здесь. Однако офицеры Уилфрид Маллесон и Реджинальд Тиг-Джонс – командиры английского корпуса в Туркестане – отрицали какую-либо свою связь с расстрелом. Не было ни следствия, ни суда, ни приговора.
Книга «Архитектура Советского Азербайджана» с фотографиями памятников 26 бакинским комиссарам. 1972 год. Библиотека Администрации Президента РФ/Фото А. Полосухиной
Анастас узнал о гибели товарищей только спустя месяц, в октябре 1918 года.
В камере арестного дома в Красноводске их осталось четверо: Анастас, Самсон Канделаки, Левон и Сурен Шаумяны[59]. В ноябре их перевезли из Красноводска в Ашхабадскую тюрьму. Там Анастас провел зиму 1919 года. Заболел цингой. Сыновья Шаумяна находились рядом – после гибели их отца Анастас дал себе клятву охранять их жизнь и остался верен этой клятве до последнего дня.
Ашхабад, как и Красноводск, формально находился под контролем Закаспийского Временного правительства, а фактически управлялся английскими интервентами – даже тюрьму охраняли солдаты-сипаи, бородатые, в белых чалмах.
27 февраля 1919 года Анастаса и других выпустили. Как позже выяснилось, их освобождения добивались бакинские большевики, в том числе и по международным каналам, через Москву[60].
К тому времени история расправы над бакинскими комиссарами получила широкую огласку. Английское командование сочло благоразумным выпустить из тюрьмы жен и родственников расстрелянных комиссаров: Варвару Джапаридзе, Марию Амирову – всех, кому посчастливилось избежать гибели.
В конце февраля Анастас отправился пароходом в Баку.
События, связанные с гибелью бакинских комиссаров, реконструированы в соответствии с воспоминаниями А. И. Микояна («Дорогой борьбы», «Так было»), воспоминаниями Сурена Шаумяна («Бакинская коммуна») и биографической книгой «Степан Шаумян» историка И. Дубинского-Мухадзе, созданной в 1965 году с помощью Льва Шаумяна. Такова принципиальная позиция авторов: обращаясь к материалам советской историографии, мы считаем, что опираться следует на свидетельства непосредственных участников событий, то есть Анастаса Микояна, Сурена Шаумяна и Льва Шаумяна. В настоящее время существуют новые исследования этого эпизода истории (см. Е. Ю. Сергеев. 26 расстрелянных комиссаров Бакинской коммуны: мифы и реалии советско-британских отношений в Закавказье и Центральной Азии 1918 года. Новая и новейшая история. № 3. 2019. С. 48–60).
«Приглашая англичан в Баку и предавая большевиков, бакинские меньшевики и эсеры думали использовать английских гостей как силу, причем предполагалось, что хозяевами в стране останутся меньшевики и эсеры, гости же уедут восвояси. На деле получилось обратное: гости стали неограниченными хозяевами, эсеры и меньшевики превратились в непременных участников злодейского и низкого убийства 26 большевистских комиссаров, причем эсеры вынуждены были перейти в оппозицию, осторожно разоблачая новоявленных хозяев, а меньшевики в своей бакинской газете “Искра” вынуждены проповедовать блок с большевиками против вчерашних “желанных гостей”.