Ему было 43 года, но на вид он казался гораздо старше, а кроме того, излучал величие: он считался одним из отцов революции, ближайшим соратником Ленина и Троцкого. Кабинет его, к сожалению, выглядел уныло. И во взгляде Каменева за стеклами пенсне тоже можно было заметить уныние, его подчеркивали длинные пушистые усы с опущенными концами. Он не носил, по примеру большинства соратников, военную форму – всегда гражданский костюм, жилет и галстук; костюм был хорош, и весь вид – подчеркнуто буржуазный.
Лев Борисович Каменев на XIV съезде в декабре 1925-го просил сместить Сталина с поста генерального секретаря. Наркомат торговли он возглавил только в январе 1926 года и, по-видимому, активно работать там не собирался – для него уже начался путь вниз.
– Если начистоту, – сказал Каменев, – здесь, товарищ Микоян, вы ничего не сможете сделать. Фактически эта организация не работает, – Каменев грустно усмехнулся. – Она никогда не работала. Я сижу тут семь месяцев, этого времени хватило только, чтобы понять масштабы катастрофы.
– А зачем же тогда вы меня сюда рекомендовали? – спросил Микоян.
– Я вижу, как вы работаете. И как вам удается невозможное. Кому-то надо это все разгребать. Не вижу других, кто мог бы сдвинуть дело с мертвой точки.
– В чем же тут, по-вашему, катастрофа? – спросил Микоян.
Каменев вздохнул.
– Катастрофа в том, – сказал он, четко артикулируя слова, как будто выступал на митинге, – что все важнейшие решения по вопросам торговли принимает Политбюро. А Политбюро расколото. Партия находится в начале кризиса. Согласно теории, кризис наступит в самое ближайшее время. Наша революция переживет переворот, так же как французская революция закончилась Термидором. И мы, большевики, должны быть готовы к этому кризису, должны его преодолеть, иначе история сметет нас[119].
Каменев продолжал говорить, отмахивая рукой и блестя стеклами пенсне. Микоян сначала слушал внимательно: в конце концов перед ним был один из лидеров партии. Но довольно быстро стало ясно, что Каменев мало занимался делами Наркомата торговли. Все его мысли и всю энергию поглощала политическая борьба в Центральном комитете.
Наконец Каменев понял, что Микоян пришел вовсе не для того, чтобы слушать лекции, пусть даже в исполнении блестящего оратора и великого революционера. Замолчал. Микоян тоже помалкивал. Каменев спросил – уже другим тоном, сухим и печальным:
– Как будем передавать дела? По правилам надо создавать правительственную комиссию.
– Обойдемся без комиссии, – ответил Анастас. – Зачем нам еще одна бессмысленная комиссия? Будем считать, что вы сдали дела, а я – принял.
– Спасибо, товарищ, – искренне ответил Каменев. – Я человек действия, канцелярские бумажки меня не интересуют.
– Я вас понимаю, – вежливо сказал Анастас.
Он понял, что Каменев оттягивает момент ухода; для него это было унижением.
– К сожалению, – сказал Каменев, – работу в этом наркомате я не поднял на нужный уровень. Может, у вас получится.
– Посмотрим, – сказал Микоян.
Каменев слегка театрально вздохнул.
– Что же, – сказал он, – я, пожалуй, пойду. Этот стол теперь ваш.
Они пожали друг другу руки. Каменев ушел. Микоян сел за его стол.
Начиная с этого дня – 17 августа 1926 года – и до конца своей жизни более 40 лет Анастас Микоян так или иначе занимался налаживанием промышленности, торговли и обеспечением страны продовольствием.
1927 год
Москва. Усадьба Зубалова
Спустя год после назначения, в 1927 году, Микояну предоставили дачу в деревне Калчуга, в бывшей усадьбе Зубалова, на Рублево-Успенском шоссе.
1 сентября 1927-го у Микояна родился четвертый сын, Иван. Его назвали так в честь убитого бакинского комиссара Ивана Корганова. Анастас Микоян не умел забывать своих друзей, даже если их не было в живых. Из всех руководителей страны у Микояна была самая большая семья, и молодому народному комиссару выделили самый вместительный дом с общего согласия первых лиц партии.
В километре от этого места находилась дача Сталина, она также была частью бывшего имения Зубалова. Усадьба была окружена легендами. Построил ее в 1892 году Лев Зубалов (Зубалашвили), дворянин, меценат, владелец нефтепромыслов в Баку. Он и его семья вели бизнес, в частности, с Ротшильдами. Во время одного из многочисленных путешествий Лев Зубалов оказался в руках вымогателей и был вынужден подписать обязательства на крупные суммы под угрозой физической расправы. С того времени он стал опасаться преследования и свою усадьбу окружил высокой стеной, которую вдобавок патрулировали вооруженные казаки. По другой версии, частично подтверждаемой сохранившимися письмами, он опасался покушения со стороны бывших компаньонов по бакинским нефтепромыслам[120]. Лев Зубалов скончался в 1914 году. Его наследники покинули Россию после революции.
Здесь интересен неожиданный поворот судьбы. Анастас Микоян когда-то вел агитацию среди рабочих бакинских нефтепромыслов, в том числе на предприятиях, принадлежавших семейству Зубаловых. И вот теперь, оказавшись в Москве за тысячи километров от Баку, поселился в доме одного из владельцев тех нефтепромыслов. Безусловно, Микоян хорошо помнил условия, в которых жили и трудились рядовые бакинские нефтяники, прозванные «мазутной армией», и вряд ли испытывал теплые чувства к Льву Зубалову, филантропу и собирателю произведений искусства.
Усадьба состояла из нескольких домов. В этих домах, кроме Микояна и его семьи, проживали также вдова Шаумяна Екатерина, кандидат в члены ЦК Иосиф Уншлихт, заместитель наркома обороны Ян Гамарник.
«Это была довольно большая территория, обнесенная красной кирпичной стеной. За ней находились три дома: большой, малый и технический корпус, а также отдельное здание кухни (со столовой для обслуги и шофера). Называлась дача Зубалово – по имени ее бывшего владельца, грузинского нефтепромышленника из Баку. Большой дом каменный, стены комнат второго этажа бревенчатые, покрытые темным лаком (хотя снаружи весь дом каменный). На первом этаже в окнах, выходящих на две террасы, были прекрасные цветные витражи. В доме было несколько небольших мраморных скульптур и гобелен на рыцарскую тему, находившийся на учете государства. <…>
Альбом деятелей ВКП(б) – ЦК, ЦКК и Центрального революционного комитета ВКП(б), изданный в 1927 году. Библиотека Администрации Президента РФ/ Фото А. Полосухиной
Примерно в километре от нас располагалось бывшее имение сына Зубалова Зубалово‐2 (официально оно называлось Горки‐4, а наше – Горки‐2). Территория там несколько меньше. В 20-х годах на этой даче поселился Сталин. До смерти своей жены Надежды Сергеевны Аллилуевой в 1932 году он там бывал часто, а потом, говорят, только два-три раза приезжал на выходные дни. На даче жили его дети Василий и Светлана и сестра жены Анна Сергеевна. Приходили Аллилуевы, жившие в нашем Зубалове. Один или два раза я там видел и его старшего сына Якова. С 1938 года, когда арестовали мужа Анны Сергеевны Станислава Реденса, Сталин в Горки‐4 уже не приезжал.
Мы поселились на даче Зубалово в 1927 году, когда там уже жили несколько семей. <…> В большом доме, кроме нас, жили секретарь ЦИКа старый польский коммунист И. С. Уншлихт, находившийся в эмиграции польский коммунист А. Е. Варский и первое время заместитель наркома обороны Я. Б. Гамарник. Одну из комнат на втором этаже, где размещались мы, отец выделил вдове Шаумяна Екатерине Сергеевне. Малый дом занимал вначале нарком обороны К. Е. Ворошилов, а когда он выехал на построенную для него дачу, туда переехал Гамарник. В техническом корпусе размещались Аллилуевы: два брата жены Сталина Надежды Сергеевны, младший Федор и старший Павел с женой, а также вдова Дзержинского Софья Сигизмундовна, заместитель наркома иностранных дел Л. М. Карахан и брат первой жены Сталина Александр Сванидзе. Во всех семьях, кроме супругов Варских, были дети, так что компания у нас образовалась большая.
Тогда я впервые встретился с Тимуром Фрунзе, который позже стал моим другом. Он и его сестра Таня после смерти М. В. Фрунзе в 1925 году, а вскоре и его жены вначале жили с бабушкой, а потом в семье Ворошилова, одного из назначенных правительством опекунов (другими двумя были Авель Енукидзе и кто-то еще – их обоих репрессировали).
В кампанию 1937 года арестовали Уншлихта и Барского, потом Карахана и Сванидзе. Под угрозой ареста застрелился Гамарник. Семей (и детей) стало меньше. В малом доме поселился начальник Генерального штаба Красной армии Б. М. Шапошников.
К нам нередко наведывался Вася Сталин – помню наши игры с ним зимой в хоккей с мячом. Мы ходили на лыжах, бегали на коньках, а летом много времени проводили на реке. Иногда я бывал у Васи в Зубалове‐2. Приезжал на велосипеде Артем Сергеев, живший со своей матерью на даче в Жуковке. После гибели в железнодорожной катастрофе его отца, старого большевика Артема (Ф. А. Сергеева), он в раннем детстве до начала 30-х в основном жил в доме И. В. Сталина, который был его опекуном».
Микоян С. А. Воспоминания военного
летчика-испытателя. —
М.: Центрполиграф, 2014. С. 35–36.
Зимой 1928 года Анастас Микоян выехал на Северный Кавказ, чтобы ускорить процесс хлебозаготовок. Кроме Микояна, в авральные поездки отправились Андреев, Шверник, Постышев, Косиор. Сам Сталин 15 января 1928 года выехал в Сибирь и вернулся 6 февраля[121].
В начале июня 1928 года Микоян отправился в Крым, в санаторий Мухалатка (ныне поселок Олива). Он пробыл там до 26 июня. Вместе с ним отдыхал Молотов и его жена Полина Жемчужина. Совместный отдых сблизил Микояна и семью Молотовых. Они дружили многие годы. Имели общего друга Серго Орджоникидзе