Интерьеры первого класса шикарные, в устаревшем уже давно стиле модерн, но совершенно безвкусные: много позолоты и бронзы, начищенной до блеска; шелковая и кожаная обивка мебели и стен; хрусталь, зеркала, мозаичные панно.
Но больше всего Анастаса Микояна раздражали слуги. Никогда и нигде он не видел такого количества слуг всех возрастов – от юношей до седовласых мужчин. Лифтеры, носильщики, уборщики, официанты, смотрители туалетных комнат. В дамских комнатах, соответственно, служанки. Все вышколены, отменно вежливы и бесшумны. Вся обслуга владеет не менее чем двумя языками: английским и французским, некоторые – еще и испанским. Если пассажир говорит на другом языке, ему помогут переводчики. К услугам пассажиров доктора, парикмахеры, настройщики музыкальных инструментов. Сломался каблук – сапожник починит. Сломался замок на чемодане – мастер отремонтирует. Слуга всегда готов распахнуть перед гостем дверь и предупредительно улыбнуться. Все желания пассажиров предугадываются. Едва полез за папиросами, к тебе тут же спешит человек с зажигалкой. Еще больше «черной» обслуги: посудомоек, прачек, гладильщиков белья, но пассажиры, конечно, их не видят.
Трансатлантический почтово-пассажирский турбоэлектроход «Нормандия» – одно из трех самых больших в мире пассажирских судов своего времени
Буржуа не могут без слуг. Буржуа гордятся наличием слуг. Еще бы, ведь они, богатые, дают работу бедным! Иметь слуг – это хорошо, полезно для экономики. «Нормандия» – идеальная модель классового общества. Хозяева наслаждаются и платят, слуги работают – и те и другие счастливы. Правда, эта модель существует всего пять дней, пока пароход идет из Гавра в Нью-Йорк.
Анастас Микоян и его жена Ашхен впервые оказались за пределами СССР. Из Москвы до Франции они ехали поездом через Польшу и Германию и первые впечатления составили еще до того, как поднялись на борт «Нормандии». Все было впервые: водопад чужой речи, отели, назойливые и хамоватые газетчики и фотокорреспонденты. Микоян решил интервью не давать, вообще никаких заявлений не делать – его поездка не имела политического характера, только деловой.
Это был первый случай в истории СССР, когда член Политбюро и народный комиссар выехал за пределы страны, да еще и с супругой. Ашхен тоже оказалась под прицелом объективов прессы, и нельзя сказать, что ей это понравилось. Напор и откровенная бесцеремонность журналистов: немецких, французских – ее неприятно удивили. Вдобавок муж предупредил о возможных провокациях со стороны русской эмигрантской диаспоры: и в Берлине, и в Париже жили сотни тысяч русских эмигрантов, белогвардейцев, антисоветчиков. Надо было держаться настороже. Ашхен расслабилась только на борту «Нормандии», и то не до конца.
Вечером рестораны и салоны заполнялись мужчинами в смокингах и дамами в вечерних платьях и бриллиантах. Благополучные холеные люди, запах духов, много улыбок и смеха. Но есть и бледные, погасшие лица: морская болезнь напоминает о себе.
Кухня изысканная. Винная карта на нескольких страницах. Микоян насчитал больше 40 наименований только вин, еще больше ликеров, портвейнов, бренди, шампанского и коньяка. К крепким напиткам Микоян был равнодушен, а вот вина решил попробовать. Какие лучше? Привычные ему грузинские, абхазские или французские? Он подозвал официанта, объяснил, чего хочет. Официант поспешно удалился, вместо него подошел другой слуга, взрослый, осанистый, солидный донельзя.
Оказалось, это ресторанный сомелье, эксперт по алкоголю, по-русски говоря, виночерпий. Он стал приносить гостю бокалы с вином один за другим – красные, белые, розовые столовые вина: Бордо, Бургундия, Анжу, Божоле. Приносил не только бокалы с содержимым, но и винные пробки, давал понюхать. Сомелье сразу понял, что русский мсье желает не напиться допьяна, а продегустировать разные сорта, то есть это был не просто клиент ресторана, а знаток. Сомелье немедленно воспрял духом.
Анастас Микоян с женой Ашхен во время первой командировки
в США. 1936 год
– Мой отец тоже был сомелье, – сообщил он Микояну. – У него был идеальный вкус. Мой отец мог сделать глоток и определить, на каком склоне рос виноград, из которого сделано вино.
Переводчик Микояна то и дело затруднялся: что такое «тело вина», что такое «декантировать», как это будет по-русски? Сомелье терпеливо объяснял, складывал пальцы перед губами, втягивал ноздрями винные ароматы.
Как ни старался Микоян остаться трезвым, а после десятой пробы в голове приятно зашумело.
– Почему вы приносите мне только дешевые вина? – спросил он. – Вот в вашем списке есть дорогие, коллекционные. Почему не предлагаете?
– Я приношу вам не самые дорогие вина, – с достоинством ответил сомелье. – Я приношу лучшие. Я не должен этого говорить, мсье, но я вижу – вы ценитель, и я вам признаюсь. Дорогие вина мы оставляем для американцев. Они слишком долго жили при сухом законе и не чувствуют вкуса, пьют все, что мы им даем. Они не смотрят на цену. Это печально, мсье.
Микояну стало приятно, что французский профи называет его ценителем, но он тут же прогнал эти мысли. «Никакой я не ценитель, – сказал он себе. – Я просто вырос в Армении и Грузии, на землях, где люди умеют делать вино и любят его. Я помню вкус домашних столовых вин. Они ничем не хуже французских».
Пришла Ашхен, села рядом; было время ужина. С удивлением посмотрела на ряд бокалов. Микоян отпустил переводчика.
– Ты пьешь? – спросила Ашхен.
– Пробую.
Он видел, что жене нравится тут, в ресторане первого класса лайнера «Нормандия». Здесь был абсолютный, исключительный порядок, рассчитанный до мелочей; порядок, столь любимый Ашхен. Крахмальные салфетки и скатерти. Мгновенное бесшумное исчезновение грязных тарелок и столь же бесшумное появление чистых. Свежайший хлеб: разумеется, на «Нормандии» была своя пекарня. Свежайшие торты и пирожные: разумеется, на «Нормандии» был свой кондитерский цех. Свежайшие устрицы на льду: разумеется, на «Нормандии» были свои холодильники и своя машина для производства льда. Полное отсутствие кухонных запахов: в ресторане первого класса идеальная вентиляция и вдобавок потолки высотой в три палубы; запахи улетают вверх и растворяются. Идеальная, с иголочки отутюженная форма официантов, белые рубахи, бабочки. Бывает, можно и перепутать, кто стоит перед тобой: гость ресторана или слуга.
Многие пассажиры с детьми. «В СССР не так, – подумал Микоян. – У нас не принято ходить в рестораны с детьми, а тут это в порядке вещей». Дети бегают меж столов, забавляются, путаются под ногами официантов, но им никто не делает замечаний. Вот официант наткнулся на ребенка и едва не уронил полный поднос – ни шума, ни претензий, только улыбки. Каждый сорванец – наследник родительского состояния, сегодня ребенок, а завтра владелец бизнеса. «Вот так это работает», – подумал Микоян. Он вообще много размышлял в эти пять дней, пока «Нормандия» таранила волны Атлантики по пути к Новому свету.
Издание доклада А. И. Микояна на московском партактиве
10 октября 1926 года. Библиотека Администрации Президента РФ/Фото А. Полосухиной
Сталин доверился ему. Он приказал выделить огромные суммы для приобретения американского пищевого промышленного оборудования и, наверное, сам был не прочь съездить в Америку, но, увы, это было совершенно невозможно. Он много работал, но путешествовать не любил, поездки – это был не его стиль. Сталин сидел в Кремле и выезжал оттуда только на отдых в Абхазию. Если бы он хоть раз выехал за пределы СССР, это была бы мировая сенсация. Но нет. То ли боялся покушений, то ли просто не любил неудобства, связанные с путешествиями. Авиацию страшно уважал, но сам не летал. Все члены Политбюро знали, что Сталин тяжел на подъем. В этом была политическая логика. Кто желает поговорить с Хозяином, пусть сам приезжает.
Сидя в ресторане первого класса лайнера «Нормандия», Анастас Микоян, немного хмельной, вдруг вспомнил, для чего он здесь. Он едет работать, у его есть задание. Все его действия оплачивает золотом Государственный банк СССР.
В дальнем конце ресторана на подиуме пианист играл нечто умиротворяющее, приятную извилистую мелодию. Звуки клавиш сливались со звоном вилок и смехом женщин, увешанных драгоценностями.
Интерьер одного из залов парохода «Нормандия»
– Здесь хорошо, – сказала Ашхен. – Но все слишком блестит. Очень приятно, но как-то сверх меры, чересчур.
Микоян кивнул.
– Это тот самый буржуазный мир, против которого я воевал.
Ашхен вздохнула:
– Почему вообще мы едем в первом классе?
– Я спрашивал в посольстве, мне ответили, что так положено по статусу, иначе американцы нас не будут уважать. Еще мне сказали, что в прошлом году на этой же «Нормандии» в Америку ездили писатели Ильф и Петров, и тоже в первом классе. Если советские писатели путешествуют первым классом, то член Политбюро тем более должен это делать.
– Да, – сказала Ашхен. – Не поспоришь.
– Ты недовольна, что поехала со мной? – спросил Микоян.
– Я скучаю по мальчикам. Ты говорил, что мы вернемся только через месяц?
– Может, и через два.
– Я никогда не расставалась с детьми на такой срок.
– Ты можешь им звонить. Но из-за разницы во времени тебе придется просыпаться глубокой ночью.
– Значит, ты будешь меня будить.
– Разумеется.
Ашхен вздохнула.
– Хотя это нечестно. Ты же будешь очень занят.
Микоян улыбнулся.
– Я всегда был занят. Но для жены время находил.
Ашхен, однако, не поддержала шутливого тона.
– Ты живой человек, и твои силы не бесконечны.
– Это так, – ответил Микоян. – Но у меня есть одна странная особенность. Если я добиваюсь своего, мои силы увеличиваются. Каждая победа добавляет мне энергии. Сейчас у меня больше сил, чем десять лет назад. Я знаю, куда иду и чего хочу. Я задумал настоящую революцию в области, которая везде относится к частной жизни. Эта область – еда. Пища.