Американская армия потеряла в Корее более 2700 самолетов, погибли 1144 летчика. Потери советского 64-го истребительного авиакорпуса – 335 самолетов МиГ‐15, погибли 120 летчиков[315].
Уничтожив «ленинградскую группировку», Сталин продолжал раздумывать об омоложении правящей верхушки. Однажды он, как обычно, пригласил к себе на ужин ближайших соратников. Возник спор Микояна и Сталина, и в ходе спора Сталин указал пальцем на Микояна и резко заявил: «Вы состарились! Я вас всех заменю!»[316].
В 1947 году Сталин предложил каждому члену Политбюро подготовить себе замену – пять или шесть кандидатов, готовых занять их пост, если партия сочтет это нужным. Поразительно, но Микоян еще в 1924-м получал от Сталина точно такое же предложение. Таков был стиль руководства лидера страны: непрерывные кадровые перемещения, замены.
«Думается, что близок к правде о причинах возникновения “ленинградского дела” высокопоставленный чекист П. А. Судоплатов, который в те годы вращался в высших сферах Кремля и располагал объективной информацией. В своей книге “Разведка и Кремль” он пишет: “Все это было сфабриковано и вызвано непрекращающейся борьбой среди помощников Сталина… Мотивы, заставившие Маленкова, Берию и Хрущева уничтожить ленинградскую группировку, были ясны – усилить свою власть. Они боялись, что молодая ленинградская команда во главе с Кузнецовым придет на смену Сталину”».
Бережков В. И. Питерские прокураторы. СПб.:
Блиц, 1998. С. 239–241.
В 1948 году Сталин отдыхал в Мюссере (Абхазия) и устроил Микояну и Молотову жестокую провокацию. Он вызвал обоих из Москвы. За ужином присутствовал его секретарь Поскребышев (обычно такое не практиковалось). В середине застолья Поскребышев вдруг встал и заявил:
– Товарищ Сталин! Пока вы отдыхаете здесь на юге, Молотов и Микоян в Москве подготовили заговор против вас!
Микоян был так потрясен, что не смог овладеть гневом, вскочил, схватил стул и с криком «мерзавец!» замахнулся на Поскребышева. Сталин также встал и удержал Микояна от нападения.
– Не кричи, ты у меня в гостях.
– Не могу слушать такое! – возразил Микоян, остывая.
Молотов, более сдержанный, молчал, но сильно побледнел, лицо стало как бумага. Инцидент был замят, ужин продолжился, Сталин перевел разговор на другую тему. Но Микоян и Молотов так и не смогли успокоиться. Ужин закончился раньше обычного.
5 октября 1952 года открылся XIX съезд КПСС – первый за 13 лет. Отчетный доклад делал Маленков. Сталин выступил в последний день уже после выборов нового состава Центрального комитета.
16 октября 1952 года в Свердловском (ныне Екатерининском) зале Большого Кремлевского дворца собрался пленум нового ЦК. В этот памятный и страшный день Анастас Иванович Микоян по существу был публично приговорен Сталиным к смерти вместе с Вячеславом Молотовым – на глазах у всех высших партийных руководителей страны. В этот день должна была закончиться политическая карьера Микояна. В этот день, казалось, рухнула вся его жизнь и была поставлена под прямую угрозу жизнь его жены, четверых сыновей и брата.
Подробные воспоминания об этих событиях оставил очевидец, в чьих словах трудно сомневаться, – Константин Симонов, всемирно известный писатель и драматург. Вот сокращенное свидетельство К. Симонова, помещенное в книгу «Глазами человека моего поколения. Воспоминания о И. В. Сталине»:
«Весь пленум продолжался, как мне показалось, два или два с небольшим часа. <…> Сначала со всем… синодиком обвинений и подозрений, обвинений в нестойкости, в нетвердости, подозрений в трусости и капитулянтстве он (Сталин. – Прим. авт.) обрушился на Молотова. <…> Я так и не понял, в чем был виноват Молотов. <…> Он обвинялся во всех тех грехах, которые не должны были иметь места в партии. <…> В том, что он говорил, была свойственная ему железная конструкция. Такая же конструкция была и у следующей части его речи, посвященной Микояну, более короткой, но по каким-то своим оттенкам, пожалуй, еще более злой и неуважительной. <…>
Лица Молотова и Микояна были белыми и мертвыми. Такими же белыми и мертвыми эти лица остались тогда, когда Сталин кончил, вернулся, сел за стол, а они – сначала Молотов, потом Микоян – спустились один за другим на трибуну и пытались… объяснить Сталину свои действия и поступки. <…>
После той жестокости, с которой говорил о них обоих Сталин, после той ярости, которая звучала во многих местах его речи, оба выступавшие казались произносившими последнее слово подсудимыми, которые, хотя и отрицают все взваленные на них вины, но вряд ли могут надеяться на перемену в своей, уже решенной Сталиным судьбе. <…> Они выступали, а мне казалось, что это не люди, которых я довольно много раз и довольно близко от себя видел, а белые маски, надетые на эти лица, очень похожие на сами лица и в то же время какие-то совершенно непохожие, уже неживые. <… > То, что он явно хотел скомпрометировать их обоих, принизить, лишить ореола одних из первых после него самого исторических фигур, было несомненно. <…>
А. И. Микоян с женой Ашхен Лазаревной
Имя Молотова называлось или припоминалось непосредственно вслед за именем Сталина. Вот этого Сталин, видимо, и не желал… Почему-то он не желал, чтобы Молотов после него, случись что-то с ним, остался первой фигурой в государстве и партии. И речь его окончательно исключала такую возможность. <…>
Вслед за этим произошло то, что впоследствии не стало известным сколько-нибудь широко. Сталин, хотя этого и не было в новом уставе партии, предложил выделить из состава президиума Бюро президиума, то есть, в сущности, политбюро под другим наименованием. И вот в это Бюро из числа старых членов политбюро, вошедших в новый состав президиума, не вошли ни Молотов, ни Микоян[317].
На том же пленуме Сталин заговорил о своем уходе, о том, что он стар и теперь другие должны продолжить его дело. Его речь об этом была встречена бурными протестами участников заседания».
Теперь свидетельство о тех же событиях на пленуме 16 октября 1952 года самого Микояна:
«…На пленуме ЦК КПСС после XIX съезда партии, когда Сталин сделал личный выпад против Молотова и меня, он почему-то счел все-таки нужным сказать, что лично эти люди храбрые, настолько храбрые, что, если партии потребуется, пойдут на смерть без оглядки. И это – из уст Сталина в то время, когда он смешал нас с грязью. Он вынужден был это сделать, потому что весь пленум был ошарашен его нападками против нас двоих, поскольку все члены Политбюро и участники пленума нас хорошо знали»[318].
Если рискнуть и попытаться с человеческой точки зрения проанализировать сенсационную «публичную казнь» Молотова и Микояна, можно предположить следующее. Сталин обладал исключительным управленческим чутьем и столь же исключительными манипулятивными способностями. В свои 72 года Сталин, разумеется, давно задумывался о преемнике и понимал, что наиболее вероятная фигура – Молотов. Это вроде бы было всем понятно. Однако Сталин решил спровоцировать смятение умов, внутреннюю подковерную дискуссию. А действительно ли Молотов достоин наследовать первый пост? А может быть, не Молотов? А может, Маленков? А может, еще кто-то? Микояна на пост преемника Сталина никогда никто не рассматривал. Вот утверждение самого Микояна: «Все понимали, что преемник будет русским, и вообще Молотов был очевидной фигурой»[319].
Молотов, как всем известно, пожертвовал ради Сталина собственной женой. Полина Жемчужина (Перл Карповская) 29 декабря 1948 года была исключена из партии, 29 января 1949 года – арестована и сослана в Казахстан. Ее муж лишился должности министра иностранных дел, однако сохранил высокий пост в партийной иерархии, не подал в отставку, не нашел в себе мужества пойти на прямой конфликт с вождем. Может быть, именно это обстоятельство учел Сталин, обрушиваясь на Молотова с уничтожающей критикой?
Но атаковать только одного Молотова Сталин посчитал тактически неправильным. Чтобы увести внимание руководства партии лично от Молотова, Сталин с присущей ему полной безжалостностью «пристегнул» к Молотову еще и Микояна, чтобы у всех сложилось впечатление, что удар нанесен не лично по Молотову, но по «тенденции», по ошибкам как таковым. То есть Микоян попал под удар, примитивно выражаясь, «за компанию», что представляется верхом цинизма и безжалостности Сталина. Он отправлял на эшафот не одного, а двоих, чтобы показать – он не уничтожает конкретного человека, он борется с «тенденцией».
Во вновь организованное Бюро президиума ЦК вошли: Сталин, Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров, Хрущев. «Ближнюю пятерку» теперь составили Сталин, Маленков, Берия, Хрущев, Булганин[320].
И вот, начиная с 16 октября 1952 года и по 5 марта 1953 года на протяжении 4 месяцев и 17 дней Анастас Микоян, как и Молотов, пребывал в положении живого покойника, ходячего мертвеца. По свидетельству членов семьи, он спал с пистолетом под подушкой, выбрав для себя путь ухода, единственно возможный в тех обстоятельствах.
21 декабря 1952 года на Ближнюю дачу в Кунцево по устоявшейся традиции – без приглашения – съехались гости, чтобы поздравить Сталина с днем рождения. Молотов и Микоян приехали тоже. Сталин принял всех, устроил застолье, разговаривал со всеми как обычно. Но спустя время Хрущев объявил Молотову и Микояну, что Сталин недоволен их визитом, и передал им его слова: он им больше не товарищ и не хочет, чтобы они к нему приходили[321].