Микоян покачал головой.
– Маловероятно. Вячеслав руками и ногами за Сталина.
– Но Сталин сослал его жену!
– Ну и что? – Микоян пожал плечами. – А Каганович потерял родного брата. Знаешь, сколько таких? Получают по 25 лет, а из лагерей пишут славословия в адрес партии и лично Сталина. Нет, на Молотова не надо рассчитывать.
Анастас Микоян и Григорий Арутинов на отдыхе в 50-х годах
– А на вас? – спросил Хрущев, глядя на Микояна исподлобья.
Микоян нахмурился и стал говорить, тщательно подбирая слова:
– Слушай, Никита Сергеевич. Я далек от интриганства, не умею этого, никогда не умел. Но предложение исходит от меня. На меня рассчитывать можно и нужно, а еще лучше – согласовывать действия. Да, я шел за Сталиным с 1926 года. Половину сознательной жизни! Но я шел за Сталиным, пока Сталин шел за Лениным. Я был молодой, я им обоим верил одинаково. Потом все изменилось. Партия наша изначально называлась социал-демократической, и для меня это было важно. При Ленине много чего было. И кровь лилась, и люди умирали с голоду. Но демократические принципы соблюдались строго. Были дискуссии, были разногласия, все решалось голосованием. Как решает большинство – так и действует партия. Мой долг как большевика, как коммуниста – восстановить демократию в партии. Не должно быть никакого одного Сталина, который все решает и которого все восхваляют. Должен быть коллектив, должна быть открытая и честная дискуссия и должно быть принятие воли большинства через процедуру голосования.
Хрущев помолчал.
– Но по вашей логике выходит, что если теперь в руководстве страны большинство за Сталина, то и мы с вами должны подчиниться.
– Верно подметил. Но большинство в ЦК не означает большинства в партии. Если партия выбрала тебя, так и веди ее. Будь лидером.
– А вы? – спросил Хрущев.
– А я лидером никогда не хотел быть. Нет у меня таких амбиций. Мое мнение, что лидером сейчас должен быть русский. Ты, Никита, можешь быть лидером. А Маленков, например, не может.
– Или я, или Молотов, – сказал Хрущев.
– Повторяю, против Хозяина Молотов не пойдет.
– А давай у него самого спросим? – предложил Хрущев.
Спустя день они переговорили с Молотовым. Беседа состоялась во дворе дома на Ленинских горах.
– Предупреждаю, – сказал Молотов сразу, – я в заговорах не участвую.
Хрущев засмеялся.
– Вячеслав Михайлович, какой заговор? Это называется «провентилировать вопрос».
– Провентилировать вопрос? – резко спросил Молотов. – Знаю я ваш вопрос. Все уже давно про вас понятно. Против Верховного решили пойти.
Хрущев перестал улыбаться.
– Против перегибов и ошибок.
– Вячеслав, – сказал Микоян. – Тут не важно, «против кого» или «против чего». Тут важно, «за что». В данном случае мы – за будущее страны. Верховного нет. Ситуация изменилась. Жизнь меняется, Вячеслав, давай и мы тоже будем меняться.
– Что вы предлагаете? – спросил Молотов.
Хрущев понизил голос.
– Вам – пост предсовмина взамен Маленкова. Это будет правильно. Вас во всем мире знают. Я останусь первым секретарем ЦК. Маленкова, Лазаря, Ворошилова убираем, вместо них возьмем перспективную молодежь. Есть Брежнев, Подгорный – нормальные хлопцы. Они сделают, как мы скажем.
Молотов молчал. Хрущев и Микоян переглянулись. Вдруг Хрущев весело подмигнул Микояну, это выглядело страшно. В ответ Микоян не смог улыбнуться. Молотов вытянул вперед левую руку и ударил второй, правой, по сгибу локтя.
– Вот вам, – глухо произнес он. – Если погоните на Сталина, история вас проклянет. И я первый прокляну. Вы все вместе не стоите и ногтя Сталина!
– Вячеслав, – сказал Микоян. – Сталин умер. Ты лижешь задницу мертвеца. Если мы не признаем ошибок, тогда история действительно нас проклянет!
Молотов выпятил подбородок.
– Чтобы вы, дураки, знали. Критика Сталина приведет к развалу мировой социалистической системы. От нас отвернется половина коммунистических партий. У нас будут проблемы и в Европе, и в Китае! Прежде всего в Польше и Венгрии![336] Наш мировой престиж рухнет! Я, как и ты, Анастас, положил жизнь на укрепление авторитета Советского Союза, а вы все испортите одним махом.
После ухода Молотова Хрущев и Микоян отправились домой к Хрущеву и разговаривали до самого утра. Они решили создать комиссию для расследования деятельности Сталина и составить ее из людей, не относящихся к высшему эшелону власти в СССР. Эту комиссию возглавил Петр Поспелов – академик, секретарь ЦК КПСС.
Молотова, непримиримо вставшего на охрану мертвого вождя, они оба понимали. Он слишком много лет провел рядом со Сталиным и был причастен ко многим кровавым делам времен Большого террора.
«– Говорят, идею развенчать Сталина подал Хрущеву Микоян.
– Я не исключаю этого, – согласился Молотов. – Хрущевцы могут этим гордиться».
Чуев Ф. И. 140 бесед с Молотовым. Второй после Сталина. —
М.: Родина, 2019.
31 января 1955 года на сессии Верховного Совета Георгий Маленков был смещен с поста председателя Совета министров. Однако он остался членом президиума ЦК[337]. С докладом «О Маленкове» выступил Хрущев. Маленкову припомнили слишком близкие контакты с Берией, возложив на него ответственность за «ленинградское дело», обвинили в политической бесхребетности и ошибках в руководстве сельским хозяйством[338]. Добившись смещения Маленкова с поста председателя Совета министров, Никита Хрущев нацелился на устранение ветеранов, старой «сталинской гвардии»: Молотова, Кагановича и Ворошилова.
Г. М. Маленков
Можно предположить, что Хрущев, планируя смещение Маленкова и собирая аргументы для атаки на него, использовал и материалы, собранные Львом Шаумяном и Ольгой Шатуновской с санкции Микояна[339]. В любом случае, подготавливая ХХ съезд, Хрущев понимал, что на этом съезде следует дать оценку действиям репрессивной машины Сталина. В этом деле он твердо опирался на Микояна, а также на группу старых членов партии: Алексея Снегова, Ольгу Шатуновскую, Льва Шаумяна, на генерального прокурора СССР Р. Руденко.
Чтобы оценка была объективной, непредвзятой, на роль главного собирателя фактов был выбран Петр Поспелов – архисталинист, редактор газеты «Правда» (1940–1949). Комиссия Поспелова (официально комиссия ЦК КПСС для установления причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде партии) была создана 31 декабря 1955 года. Полный текст доклада комиссии готовился в спешном порядке в январе 1956-го и был представлен 9 февраля, за несколько дней до начала XX съезда.
1956 год. 9 февраля
Москва. Кремль
9 февраля 1956 года они собрались в Кремле на заседание президиума ЦК. Всего 17 человек. Вел заседание первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев. Академик Петр Поспелов впервые зачитал доклад своей комиссии. Копии доклада, распечатанные и переплетенные, лежали на столе перед каждым членом президиума. Доклад содержал 72 страницы и был дополнен копиями приказов Сталина, открывших эпоху Большого террора. Помимо Поспелова, доклад готовили члены комиссии Аристов, Шверник, Комаров. Основой доклада послужили материалы КГБ.
9 февраля 1956 года, через два года и одиннадцать месяцев после смерти Сталина, был впервые в истории человечества обнародован, пока только в самом узком кругу первых лиц – руководителей СССР, официальный документ, разоблачающий Сталина как инициатора массовых убийств, неправосудных приговоров и ложных признаний, полученных с применением пыток. В докладе говорилось, что другие члены Политбюро также видели протоколы допросов и знали о применении пыток. Из первых же строк доклада следовало, что в период 1935–1940 годов по обвинению в антисоветской деятельности было арестовано более 1 миллиона 920 тысяч человек, из них расстреляно 688 503[340].
Подробности доклада, описания избиений, мытарств, циничных составлений «списков на уничтожение» были кошмарны. Поспелов, знавший, разумеется, содержание доклада, несколько раз прерывал чтение, чтобы унять волнение, а в одном месте даже заплакал. Когда он закончил, молчание висело в кабинете еще долго. Друг на друга не смотрели. Наконец Хрущев, державшийся очень уверенно, произнес:
– Все все слышали. Речь идет о несостоятельности Сталина как вождя. Что за вождь такой, если людей уничтожает? Я убежден, что теперь мы должны проявить мужество и сказать правду.
Снова долго молчали, приходя в себя. Услышанное всех потрясло.
– А кому сказать? – спросил Каганович. – И вообще, кто дал нам право судить мертвеца?
– Для начала скажем съезду, – ответил Микоян.
Мудрость и опыт аппаратной работы велели ему взять паузу, послушать сначала мнение других, а уж потом высказаться самому. Но был у него и другой опыт, оставшийся со времен собраний в бараках бакинских нефтяников, «мазутной армии». Чтобы сделать человека союзником, надо убедить его, надо смотреть ему в глаза и честно и искренне приводить аргументы.
– Съезду скажем, – повторил он. – Иначе получится, что мы нечестные люди.
– И кто же будет этот «самый честный»? – угрюмо, негромко поинтересовался Молотов. – Кто зачитает такой страшный документ?
– Хотите, Вячеслав Михайлович, вы и зачитайте, – спокойно сказал Хрущев. – Вы один из самых авторитетных руководителей страны.
Молотов побагровел и отвернулся.
– Разрешите высказаться, – сказал Первухин. – Логично будет, если доклад зачитает Петр Николаевич.
Поспелов вздрогнул. Михаил Первухин, генерал, военный инженер, специалист по химическому и ядерному оружию, много лет работал под началом Берии и ко всему привык.