В Москве нормализации отношений с Югославией активно препятствовал Молотов, не изменивший своей позиции даже после того, как Микоян по просьбе членов президиума ЦК пытался поговорить с ним неформально. В конце концов Молотов и Микоян, когда-то соседи и товарищи, рассорились прежде всего из-за противоположной позиции в отношении к разоблачению преступлений Сталина. В числе прочих причин это фатально сказалось на судьбе Молотова, вскоре вошедшего в «антипартийную группу» и отстраненного от власти в 1957 году.
С 1 по 26 июня 1956 года Тито находился с официальным визитом в СССР. Микоян готовил этот визит с советской стороны, участвовал во всех переговорах, сопровождал Тито в поездках по Кубани, Ставрополью, в Сочи, в Крым, редактировал все итоговые документы и провожал Тито в обратный путь. (О визите Б. Тито в СССР см. документы в сборнике «Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления». Т. 2: Постановления. 1954–1958. – М., 2006. С. 305–307.)
Через четыре месяца маршал Тито официально и публично осудил силовое подавление венгерского мятежа Советской армией, и контакты между СССР и Югославией были свернуты. Разумеется, о каком-либо заимствовании югославского экономического опыта уже не могло быть и речи.
12 марта 1956 года в Москве внезапно скончался глава Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) Б. Берут – его смерть неофициально связывают с потрясением от прозвучавшей на ХХ съезде критики Сталина. Другая неофициальная версия – самоубийство. Официальная причина смерти – воспаление легких. Первым секретарем ПОРП стал Э. Охаб. И тот и другой во время войны проживали в СССР и считались ставленниками Кремля.
В июне 1956-го в польской Познани начались беспорядки. Рабочие выступили под лозунгом «Хлеб и свобода», их протесты были подавлены армией, погибло более 50 человек.
Идеологом «польского пути» к социализму считался популярный политик В. Гомулка, в свое время исключавшийся из Польской рабочей партии, отсидевший в тюрьме, освобожденный в 1954-м и восстановленный в партии в 1956-м.
А. И. Микоян, Н. С. Хрущев и И. Броз Тито во время визита
в СССР
Охаб и польские руководители под давлением Гомулки и его сторонников довольно быстро стали склоняться к пересмотру отношений с СССР. Поводом стало не только восстание в Познани и рост антисоветских и антирусских настроений среди польских рабочих и интеллигенции, но и, например, споры по поводу цен на бурый уголь. В Москву от имени ЦК ПОРП сообщили просьбу отозвать из польской армии и органов госбезопасности советских советников (офицеров КГБ)[369]. Тревожные сообщения подтолкнули Хрущева к решению нанести визит в Варшаву во главе делегации ЦК КПСС. Однако руководство Польши прислало в Москву сообщение о том, что не считает такой визит целесообразным.
Эмоциональный и взрывной Никита Хрущев и в спокойном состоянии не отличался дипломатичностью суждений, а когда ему доложили об отказе поляков, он просто рассвирепел. К чести первого секретаря, он принял решение не выступать с докладом на пленуме ПОРП, поскольку может «выйти из себя». Доклад должен был сделать Микоян. Кроме Хрущева и Микояна, в Польшу отправились Молотов, Каганович, Жуков и Конев, а также другие генералы.
Анастас Микоян и Вильгельм Пик
Прилетев в Варшаву и едва покинув самолет, Хрущев увидел, что встречавший его министр обороны Польши маршал Рокоссовский одиноко стоит в стороне от польских руководителей: Охаба, Гомулки и Циранкевича. Хрущев набросился на них с яростными обвинениями. Гордые поляки были оскорблены. Они получили еще одно доказательство, что их не уважают и относятся как к вассалам.
Позже, уже оказавшись в варшавской резиденции, Хрущев во второй раз проявил благоразумие: советская делегация не стала участвовать в пленуме ПОРП. Польское руководство прибыло на разговор с гостями только после окончания пленума. Хрущев вновь попытался атаковать, но Микоян напомнил ему о прежней договоренности и сам повел дискуссию.
К требованиям Гомулки добавились новые – упреки в том, что пребывание советских войск на территории Польши ничем не регламентировано, что Рокоссовский не считается с чужими мнениями.
К тому моменту Микоян уже побывал с миссиями в Северном Вьетнаме (апрель), КНР (апрель и сентябрь), Северной Корее (сентябрь) и Венгрии (июль), а сейчас хорошо подготовился к разговору в Варшаве. Например, вопрос о задолженности советской стороны по поставкам польского угля предложил отложить, напомнив, что издержки при освобождении Польши от фашизма и помощь польской армии обошлись Советскому Союзу в 34 миллиарда рублей, но никто никогда не требовал от Польши компенсации этих затрат.
У Анастаса Микояна имелся скандальный материал, попросту говоря, компромат на Гомулку – копия его секретного письма Сталину, отправленного 18 декабря 1948 года. В нем Гомулка прямым текстом утверждал: «Я считаю необходимым не только прекратить дальнейший процентный рост евреев как в государственном, так и в партийном аппарате, но постепенно уменьшить этот процент, особенно в высших звеньях этого аппарата»[370]. В Польше об этом письме никто не знал. Гомулка отправил его в Кремль даже без перевода на русский язык. К счастью для Гомулки, Микоян о письме умолчал.
Прямо в ходе переговоров Гомулка узнал, что к Варшаве приближается колонна советских войск, выдвинутая из гарнизонов, дислоцированных в западной части Польши. Гомулка попросил Хрущева остановить движение колонны. Советский лидер сделал это, отдав соответствующий приказ главкому сухопутных войск, 1-му заместителю министра обороны маршалу Коневу[371]. Всерьез напуганные польские лидеры заверили Хрущева, что остаются убежденными коммунистами и ни о каком развороте в сторону Запада речь не идет. Хрущев, более или менее успокоившись, решил возвращаться, и 20 октября 1956 года делегация ЦК КПСС улетела в Москву.
На следующий день председатель КГБ СССР И. Серов попросил Микояна срочно прибыть домой к Хрущеву на экстренное заседание президиума ЦК. Хрущев объявил, что передумал, что советские войска должны войти на территорию Польши. Молотов активно его поддержал. Жуков и Булганин промолчали. Микоян оказался единственным, кто резко возразил17–1. Возражать или просто проголосовать против было мало – Микоян видел, что он в меньшинстве, но атаковал Хрущева, приводя один аргумент за другим. В конце концов ему удалось уговорить первого секретаря отложить принятие решения и продолжить заседание утром следующего дня.
1956 год. 21 октября
Москва
Они разошлись уже после полуночи в молчании – все, кроме Микояна. Он остался в кабинете Хрущева. По взглядам Молотова и Жукова было видно – они понимают, почему Микоян не уходит вместе со всеми. Разговор будет продолжен, теперь уже на двоих.
«Завтра кто-то из них обвинит меня, – подумал Микоян. – Скорее всего, Молотов. Он упрекнет, что я пытаюсь надавить на лидера страны за закрытыми дверями, келейно. А это не по-партийному. Вроде бы обсуждали проблему всем президиумом, а когда члены президиума разошлись, Хрущев и Микоян продолжали шептаться вдвоем. Типичная групповщина. Получается, у них есть секреты от товарищей? Если Молотов так скажет, я ему напомню, что он годами не выходил из кабинета Сталина». Так подумал Микоян и отхлебнул остывшего чаю.
Хрущев, сунув руки в карманы, ходил по кабинету взад-вперед, сутулился.
– Время дорого, – сказал он. – К завтрашнему утру нужно принять решение. Войска приведены в боевую готовность, то есть пока мы тут в Москве будем думать, танки на польской границе всю ночь будут стоять с экипажами заведенные и танкисты будут по нужде ходить под себя. Я ж воевал, Анастас Иванович, я знаю, как это бывает. Да и вы знаете, – Хрущев ухмыльнулся. – Зато и товарищ Гомулка тоже сегодня спать не будет!
«Гомулка» он произнес по-украински, с сильным фрикативным «г».
– Думаю, сейчас никто не спит, – ответил Микоян. – Все сидят у телефонов и ждут. И в Варшаве, и в Праге, и в Берлине – везде.
– Вот и пусть ждут! – яростно воскликнул Хрущев. – Пусть знают, кто в доме хозяин! Я понервничал, пусть теперь они понервничают!
В. Гомулка выступает на митинге в Варшаве в 1956 году
– Спокойно, Никита Сергеевич. Эмоции нам сейчас ни к чему.
Хрущев остановился напротив сидящего в кресле Микояна и вдруг простовато улыбнулся.
– Я ж украинец, – сказал он. – Я про поляков все знаю. Многие там нас не любят. Ни украинцев, ни тем более русских. Есть исторические обиды, есть и территориальные претензии.
– Нет! – возразил Микоян. – Нет, Никита Сергеевич! Сначала вы – лидер партии и государства. Потом – коммунист. Потом – умный человек. А уж потом – украинец. Если у кого-то из поляков есть обиды, пусть они остаются со своими обидами. Национальный вопрос нельзя сюда подмешивать.
Хрущев покачал головой.
– Так-то оно так. Но на практике иначе. Ведь этот Гомулка – махровый националист.
– И вдобавок антисемит, – добавил Микоян.
– Тем более. Его надо метлой поганой гнать, арестовать к чертовой матери! А мы ему руку пожимаем!
Микоян кивнул.
– Да, но он их лидер, а значит, выражает интересы большинства в их партии.
– Вот именно! Значит, все они там такие же! – Хрущев затряс пальцем. – Теперь я понял, почему они Рокоссовского близко к себе не подпускают. Потому что он их насквозь видит, двуличных мерзавцев. Гляди, чего придумали, «польский путь к социализму»! Глупо это, Анастас Иванович! Неужели они не понимают, что если мы разрешим им особый польский путь, то завтра появится «чешский путь», «немецкий путь», «венгерский путь»! А потом наши советские люди спросят нас: товарищи руководители, а почему это у поляков особый путь, у югославов особый путь? Чем же они такие особенные? Нет, Анастас Иванович, у нас особенных быть не может, у нас все равны! На этом стоит весь наш фундамент!