А. И. Микоян и Фидель Кастро в Гаване в феврале 1960 года
Гостей встречал сам Фидель Кастро, с ним – его ближайший соратник и друг Карлос Рафаэль Родригес. Из второй машины вышел посол СССР на Кубе Александр Алексеев.
Лица всех – и прилетевших, и встречающих – были мрачными. Кастро и Микоян все же улыбнулись друг другу и обменялись рукопожатием.
– Hola, amigo, bienvenido, – коротко произнес Кастро.
Фотограф сверкнул вспышкой, сделал протокольный снимок.
Ураган, недавно прошедший над Кубой, на какое-то время принес свежесть и относительную прохладу, но все же Микоян не сразу смог продышаться: здесь было как в парной. Жару Микоян переносил легко, но сырость не любил с ранних лет, с тех пор, как перенес туберкулез.
В машине Фидель устроился вполоборота к Микояну, положил тяжелую сильную руку ему на плечо: жест приязни. Несмотря на обстоятельства, они были рады видеть друг друга.
– Хорошо, что прилетели вы, а не Хрущев, – сказал Кастро.
– Почему? – спросил Микоян.
– Потому что, если бы прилетел Хрущев, я бы ему вмазал.
Тихменев перевел эту фразу профессионально ровным голосом, но изменился в лице.
– Понимаю, – ответил Микоян[417].
На шоссе водитель сильно прибавил скорость, машина полетела; шоссе было отличное: проложено американцами.
– Как дела, амиго? – спросил Фидель.
– Ничего.
– А семья? Жена, дети?
Микоян подумал: сказать ли правду? Решил сказать: друзья не врут друг другу. Можно умолчать, но Кастро потом так или иначе узнает все.
– Плохо, – признался Микоян. – Жена сильно болеет. Сердце. Лежит, не встает. Врачи говорят – надежды мало.
Фидель нахмурился и покачал головой. В его взгляде мелькнуло сочувствие – но только на миг.
– Тогда почему вы не с ней? – спросил Фидель. – Вам надо быть рядом с женой.
– С ней дети и мой брат, – сказал Микоян. – А я должен быть здесь.
– Окей, – сказал Кастро. – Если вы здесь, тогда скажите мне, что происходит? Я думал, мы друзья. Я думал, Хрущев – мой товарищ. Я думал, вы – настоящие коммунисты.
– Верно, – ответил Микоян. – Я коммунист.
– Коммунист? – печально спросил Фидель. – Тогда почему вы меня предали?
– Вас не предали.
Фидель выругался, его глаза полыхнули.
– Предали! – сказал он яростно. – Команданте Хрущев, – Фидель произнес это с презрением, – предал меня, предал наш народ, предал Кубу.
– Это не так, – сказал Микоян, поднимая ладонь.
Он точно знал, как будет себя вести, он был готов к разговору.
Заявление советского лидера услышали в Гаване, как и в Вашингтоне, в воскресенье, 28 октября, в девять тридцать утра. Кастро не знал, что приказ о демонтаже пусковых установок был отдан еще раньше, в 15.00 по Москве; в 8.00 его получили в Гаване и Сан-Кристобале. В воскресенье Фидель Кастро обнаружил, что лидеры двух сверхдержав договорились, не поставив его в известность.
А. И. Микоян и Э. Че Гевара в Москве в 1960 году
– Мы остановили ядерную войну, – сказал Микоян. – Это самое главное. Мы могли бы быть уже мертвы. Но мы живы, мы едем в машине и разговариваем. С этого надо начинать.
– К черту смерть, вы знаете, я ее не боюсь, – резко сказал Фидель. – Но теперь я понимаю, что это было просто шоу! И в этом шоу я – главный клоун!
Микоян снова поднял ладонь, но Фидель не дал ему возразить.
– Вы говорили: «Мы поставим свои ракеты, и американцы вас не тронут». Я сказал: «Окей». Теперь вы забираете ракеты, и я не знаю, что сказать. Вы договорились с Кеннеди за моей спиной. Я вижу, что меня использовали, но пока я этого громко не говорю. Скажите мне, как я должен это понимать.
– Принять это как факт, – твердо ответил Микоян. – Это уже случилось. Решение принял не я. Но я хочу, чтобы Куба была под защитой. Да, мы заберем ракеты, но у вас будет защита.
– Какая? – спросил Кастро, скептически поморщившись.
– Гарантия американского правительства и лично президента Кеннеди. Это хороший обмен, друг мой. Драка не состоялась, но в ней есть победитель, и это – Куба. Мы забираем ракеты, американцы снимают блокаду и дают гарантию, что не тронут вас. Они сделают специальное заявление в ООН.
– Гарантия? – переспросил Фидель. – Я должен верить гарантиям Кеннеди? Год назад он послал сюда целую армию! Он мой враг!
– Хорошо, – сказал Микоян. – Не верите Кеннеди – поверьте мне. Советский Союз всегда будет вас защищать. Это дело чести для нас. И для меня лично, как вашего друга! Кроме того, вы же понимаете, если вашу революцию уничтожат – это будет величайший удар по престижу всей мировой социалистической системы. Мы не можем этого допустить. Забудьте о ракетах. Есть ракеты, нет ракет – для Кубы ничего не изменится[418].
Фиделю было 36 лет. Вождь кубинской революции годился Микояну в сыновья. Но Микоян никогда ни словом, ни намеком не обозначал свое превосходство в возрасте и опыте, напротив, держался на равных.
– Я знаю про ваши требования, – сказал он Фиделю. – И я их поддерживаю и уже объявил об этом в Нью-Йорке, когда вылетал сюда. Теперь нужно придумать, как их выполнить.
– Уже придумали, – спокойно ответил Фидель. – Американцы летали над нашими головами по пять раз в день. Мои зенитчики плакали от обиды, потому что им было запрещено стрелять. Знаю, вам это не понравится, но с завтрашнего дня мы открываем огонь по любым американским самолетам.
Гавана, как и аэропорт, была погружена в темноту, люди сидели по домам. Лишь кое-где Микоян видел группы кубинцев, в основном девушек, устранявших последствия недавнего урагана: убирали нанесенный водой мусор и заново натягивали на фасадах кумачовые полотнища с главным лозунгом революции «Patria o Muerte!» – «Родина или смерть!». На плоских крышах стояли спаренные зенитные пулеметы, на перекрестках маячили патрули.
А. И. Микоян и Э. Че Гевара на Кубе в феврале 1960 года
Они подъехали к особняку, подготовленному для размещения Микояна и его сопровождающих. Здесь Микоян и Кастро расстались, но совсем ненадолго. Микоян принял душ, чтобы освежиться после перелета, переоделся и в сопровождении Тихменева, Чистова и Крюкова снова сел в машину. Продолжать переговоры, по предложению Кастро, было решено в его собственной квартире в Ведадо, в квартале, застроенном бедными домами, лепившимися друг к другу.
Они притормозили у поста охраны. Белозубые компаньерос, увешанные оружием, подошли к головному джипу, посветили фонариками.
Фонарики у кубинцев, как заметил Микоян, были американские, «Маглайт», с прочными алюминиевыми корпусами. И свои непременные сигары они прикуривали американскими «Зиппо». Микоян усмехнулся про себя: черный рынок в Гаване процветал, контрабандный канал из Майами работал бесперебойно.
Автомобили прибывших перегородили узкую улицу, местные выглядывали с любопытством: все знали, что здесь часто бывает сам Фидель, но такого наплыва гостей и вооруженных охранников не помнили. Команданте Кастро вышел на улицу, встретил Микояна у машины и проводил на второй этаж за двустворчатую дверь, в просторную комнату, охлажденную кондиционером. Огромные окна были закрыты тяжелыми светонепроницаемыми шторами[419].
А. И. Микоян и Ф. Кастро во время визита в Гавану в 1962 году
Кроме Микояна на встрече был посол Алексеев, а вместе с Фиделем – Че Гевара; он выглядел еще более мрачным, чем сам Фидель. Однако, здороваясь с гостями, тепло улыбнулся.
Фидель сел в кресло. При свете электричества Микоян увидел, что вождь кубинской революции похудел и осунулся. Для начала Микоян передал Кастро и Че Геваре официальный привет от Хрущева.
– Я приехал сюда, чтобы искренне и открыто поговорить с вами, – продолжал он. – Мне кажется, было бы полезно, чтобы вы откровенно сказали мне, какие вопросы вас беспокоят.
Фидель ответил шуточным комплиментом:
– Хрущев однажды сказал, что в ЦК КПСС есть кубинец, и этот кубинец – Анастас Микоян. Поэтому с вами мы можем говорить вполне откровенно.
На этом шутки кончились. На карту был поставлен вопрос доверия между союзниками. Кастро стал говорить, как болезненно переживают кубинцы то, что СССР и США без их ведома решили вопрос о выводе ракет.
– Народ не понимает этого решения, – горячился он. – Как будто нас лишили не ракет, а самого символа солидарности. Ведь народ Кубы не знал о соглашении, не знал, что ракеты продолжают принадлежать советской стороне. Он привык к тому, что Советский Союз передавал нам оружие и оно становилось нашей собственностью. Теперь кубинцы разочарованы и растеряны.
Микоян привык действовать во враждебной обстановке. Сколько раз приходилось садиться за один стол с явными врагами, трусами, лицемерами или ничтожествами! Но тут перед ним были не враги, а оскорбленные друзья. Приходилось быть вдвойне аккуратным.
Он мысленно похвалил себя за предусмотрительность, проявленную еще в Нью-Йорке. По пути в Гавану Микоян сутки провел в США и там узнал о письме Фиделя в ООН, названном газетчиками «Пять пунктов Кастро». Письмо было ответной реакцией кубинского лидера на известие о договоренностях Хрущева и Кеннеди. Поняв, что два мировых лидера забыли про интересы Кубы, Кастро поспешил со своей стороны потребовать: прекращения блокады острова; прекращения всей подрывной деятельности против кубинского государства; прекращения пиратских действий в отношении кубинских кораблей; прекращения нарушений воздушного пространства Кубы со стороны США; ликвидации американской военной базы в Гуантанамо[420].
Со всеми пунктами, кроме последнего, Микоян был согласен, но тогда, в Нью-Йорке у трапа самолета, он решил, не советуясь с Москвой, публично одобрить требования Фиделя без малейших оговорок. Таким образом, Кастро еще до приезда Микояна должен был убедиться в том, что Кремль готов его поддерживать, несмотря на решение о вывозе ракет. Теперь этот ход, сделанный превентивно, немного облегчил Микояну задачу