То, что ядерного конфликта удалось избежать, Кеннеди ставил себе в заслугу. Однако заслуга в предотвращении апокалипсиса оказалась навсегда связана с проблемой Кубы. Избежав большой войны, Америка была вынуждена смириться с существованием прокоммунистического правительства на собственном заднем дворе.
Кеннеди понял, что в этом смысле его позиция на переговорах с Микояном будет слабой. Ведь Микоян хорошо знал Кастро и прилетел прямиком из Гаваны. Микоян прибыл одновременно и как эмиссар Кастро, и как переговорщик от Кремля.
Встречу Кеннеди и Микояна с советской стороны готовил посол СССР в США Анатолий Добрынин, с американской – помощники госсекретаря Дина Раска.
Добрынин счел нужным сообщить американцам, что у Микояна недавно умерла жена и что Микоян отказался ехать на похороны до окончания переговоров в Гаване и Вашингтоне. Когда Добрынин поставил об этом в известность Микояна, тот согласился: сообщить о смерти Ашхен было правильным решением, это добавляло человеческий оттенок переговорам. Ашхен, даже оставив его, уйдя на ту сторону, продолжала ему помогать.
С советской стороны на встречу пришли Микоян, Добрынин и секретари Виноградов и Бубнов – они записывали беседу. С американской стороны – Джон Кеннеди, государственный секретарь Дин Раск, советник президента Томпсон.
Раску было 53 года, из них 23 он был работником аналитического направления и практически не имел опыта политика-переговорщика.
Вторым участником переговоров с американской стороны был 58-летний Льюэллин Томпсон, в отличие от Раска, эксперт в вопросах отношений с СССР. Говоривший по-русски, Томпсон был главным советчиком Кеннеди во время Карибского кризиса.
Посол СССР в США Анатолий Добрынин был самым младшим на встрече (43 года) и наименее опытным. Как и Томпсон, Добрынин был карьерным дипломатом. Во время острой фазы кризиса Добрынину досталась незавидная участь выполнять функции, как говорят американцы, человека, который все отрицает. Добрынину не сообщили о переброске ракет на Кубу, и, когда его спрашивали прямо, он был вынужден уклоняться от точных формулировок.
Американское общественное мнение было настроено против посла Добрынина: газеты публиковали снимки пусковых установок, а посол Советов только качал головой: ответ будет дан в ближайшее время.
29 ноября 1962 года. Овальный кабинет Белого дома. Кеннеди выглядел невозмутимым, улыбался сдержанно[434].
– Что же, господин Микоян, – начал он, – каковы ваши впечатления от поездки на Кубу?
– Самые лучшие, – ответил Микоян. – Прекрасный народ, очень интересный. Строит новую жизнь с большим энтузиазмом. Кастро лично контролирует сельское хозяйство, постройку школ и больниц.
Кеннеди понемногу убрал обычную свою улыбку, на лбу обозначилась морщина.
– И кто же такой Кастро? – спросил он.
– Кастро и его брат Рауль – богатые люди, землевладельцы, которые отдали свою землю бедным. Вот кто такой Кастро. Он хороший парень, вы бы с ним сразу сошлись[435].
Кеннеди усмехнулся.
– А в какой момент он стал коммунистом?
– Год или два года назад, – ответил Микоян. Но это не главное, господин президент. Главное – Кастро выражает интересы тех латиноамериканцев, кто ненавидит американский империализм, не доверяет Америке. Поэтому ваши отношения с Кубой в тупике.
Кеннеди кивнул.
– Это так, – ответил он. – То, что Кастро строит школы и больницы – это хорошо, но нас беспокоят не его школы, а ваши ядерные ракеты.
– Нет ракет, – твердо сказал Микоян. – Все уже убрали, и бомбардировщики тоже. И ваши люди проконтролировали с воздуха. И мы дали им осмотреть палубы наших кораблей. Ракет нет.
– Хорошо, – сказал Кеннеди, – сейчас нет, через год вы их снова поставите, вам ничего не мешает. Если не вы, то китайцы.
Микоян пожал плечами.
– Если Кубе будет угрожать новое вторжение, тогда, конечно, снова поставим. Но сначала проинформируем вас. Не забудьте, господин президент, о ракетах на Кубе мы вас конфиденциально предупреждали задолго до того, как история попала в печать.
– Это не имеет значения, – сухо сказал Кеннеди.
– Почему?
– Потому что мы вас о таких вещах не предупреждаем, и вы нас предупреждать не обязаны. Но вот вы, – Кеннеди повернулся к Добрынину, – вы врали в глаза моему брату, когда говорили, что на Кубе нет ракет.
– Неправильно, – сказал Микоян. – Никакого обмана! Это была ошибка формулировки. Вашему брату сказали правду. Ракеты не наступательное оружие, они завезены для обороны, для сдерживания, а не для вторжения. Куба не собирается воевать с вами, это ясно.
– А кто собирается? – спросил Кеннеди.
– Давайте разберемся, – сказал Микоян. – У меня когда-то был разговор с Даллесом. Я спросил его, думает ли он, что Советский Союз собирается воевать с Америкой? Даллес ответил – нет, он так не думает. И в ответ спросил, а думают ли в Кремле, что Америка хочет воевать с Россией? И я ответил Даллесу: «Нет, мы так не думаем, однако у нас есть сомнения. Если Америка не собирается нападать на Советский Союз, зачем ставит военные базы возле наших границ?» Господин президент, я задам вам тот же вопрос, что задавал Даллесу и Эйзенхауэру: «Вы думаете, что СССР собирается нападать на Америку?»[436].
Кеннеди снова улыбнулся, на этот раз холодно.
– Сначала ответьте на мой вопрос. Почему вы обманули меня и моего брата? Я два раза публично объявлял, что не хочу вторжения на Кубу. Хотя для вторжения были основания: там серьезно пострадали интересы американцев! Посол Добрынин сказал, что ваших ракет там нет. Я поверил. И что?
Кеннеди замолчал, смотрел тяжело, с вопросом. Микоян молчал.
– К черту Кубу, – сказал Кеннеди. – Я думал, мы вместе будем делать большие дела, решать проблемы всего мира, а не возиться с маленькой страной, от которой ничего не зависит. Но вы меня обманули. И теперь мы имеем военное противостояние.
Чтобы не отвечать прямо, Микоян решил похвалить оппонента и улыбнулся.
– Согласен, – ответил он. – Вы совершенно правы, без доверия работать невозможно. Это верно, тут спорить не о чем. А доверие вырастает из понимания. Вы понимаете наши интересы, мы понимаем ваши. Мы, например, понимаем, что Пентагон работает против вас, господин президент. Мы понимаем, что Никсон говорил о вторжении на Кубу, действуя в том числе против вас. Военные лагеря для кубинских эмигрантов – это тоже против вас. Вторжение в заливе Свиней против вас. Мы видим ваших врагов, и мы понимаем ваши действия.
– Кто такой Никсон? – раздраженно спросил Кеннеди. – Никсон может говорить что угодно, не он определяет политику. С Пентагоном мы разберемся, а в заливе Свиней американцев не было, только кубинцы. Но, повторяю, наш интерес вовсе не Куба, а ваши действия. Мы бы хотели, чтобы Советский Союз сосредоточился на внутреннем развитии и нас не прижимал. А то сейчас мы вроде бы не имеем друг к другу претензий, но везде сталкиваемся. Как только происходит очередная революция, там тут же появляетесь вы[437].
А. И. Микоян дает пресс-конференцию перед Белым домом после завершения переговоров с Джоном Ф. Кеннеди 28 ноября 1962 года
Микоян продолжал улыбаться.
– Давайте будем реалистами. Революции возникают по многим причинам – социальным, экономическим, политическим, а вовсе не потому, что их создает «рука Москвы», – Микоян показал руку в угрожающем жесте. – К революции на Кубе мы не имеем никакого отношения, она случилась без нас, это все знают. А вот вы, американцы, имели на Кубе послушное правительство и филиалы корпораций. И все равно проморгали Кастро! Революцию сделали сами кубинцы. Революции были и будут. Революции победят и в Латинской Америке. Революция победит и в США. Через несколько лет вы – Микоян смотрел в глаза Кеннеди – сами окажетесь в роли американского Кастро и поведете страну к социализму.
Кеннеди оглянулся на Раска. Тот был изумлен.
– Я? – спросил Кеннеди. – Поведу Америку к социализму?
Микоян весело улыбнулся и кивнул. Кеннеди засмеялся:
– Не я, вот разве что мой младший брат…
Гарантии ненападения США на Кубу с подписью
Дж. Ф. Кеннеди
Вслед за президентом засмеялись Раск и Томпсон, и Микоян, и Добрынин, и стенографисты. Смеялись от облегчения, оттого, что видели перед собой не врагов. Смеялись, потому что шутка действительно вышла удачной и вдобавок была произнесена в нужный момент[438].
Микоян потратил много времени, чтобы согласовать все детали Декларации, необходимой для представления в Совет Безопасности ООН.
Кеннеди несколько раз повторил, что Куба как таковая его не интересует: ему нужен весь мир. Он хотел бы, чтобы Советский Союз и Куба сосредоточились на своем развитии, на собственной экономике, а не на внешнеполитической деятельности.
Микоян увидел, что Кеннеди при всем своем уме не может сойти с позиции «господина», диктующего свою волю «варварам». Когда Микоян потребовал, чтобы американцы прекратили разведывательные полеты над территорией Кубы, Кеннеди небрежно ответил, что полеты будут происходить на большой высоте и не доставят кубинцам никакого беспокойства.
Совместная трехсторонняя Декларация была согласована, но не подписана. Микоян улетел в Москву с обещанием, что документ будет доработан[439]. Как он предполагал, американцы затянули дело, а затем и вовсе отказались от Декларации.
Только в следующем году, 7 января, представитель СССР в ООН В. В. Кузнецов и представитель США Э. Стивенсон обратились с совместным письмом к генеральному секретарю ООН У Тану. Письмо гласило, что «достигнутая степень согласия по урегулированию кризиса» делает ненужным оставление данной проблемы в повестке дня Совета Безопасности ООН. По итогам Карибского кризиса СССР и США так и не составили единого официального документа, разъясняющего финальные позиции сторон