Тогда же, в январе, Джон Кеннеди несколько раз официально заявлял на пресс-конференциях, что не верит в удар со стороны СССР и что США не будут вторгаться на Кубу и не позволят это сделать другим. Спустя год была установлена «горячая линия», или «прямой провод», между президентом США и руководством СССР. Сначала сообщения передавались по телетайпу, а позднее – голосом по телефону.
«И еще (Ф. Кастро. – Прим. авт.) сказал, вспоминая о последней поездке в Москву. На его просьбу повидать Микояна из ЦК КПСС пришел ответ: “Встреча Ф. Кастро с пенсионером А. Микояном нецелесообразна”. (Очевидно, речь идет о визите Ф. Кастро в Москву в феврале 1976 года для участия в XXV съезде КПСС. – Прим. авт.)
Дж. Ф. Кеннеди, 1962 год. Фото Robert L. Knudsen/NARA
Похоронили жену Микояна без него. Хрущев не пришел на похороны. Поместили некролог за подписью Льва Шаумяна, близкого семье человека; прошла официальная панихида; похоронили ее на Новодевичьем кладбище, у могилы отца, матери, сына, свекрови.
Когда Анастас Иванович приехал с Кубы, он сразу поехал на кладбище, а потом, вернувшись домой, стремительно поднялся на второй этаж, где был в гостиной киноэкран. Комендант ему сказал, что похороны сняли на пленку, и Анастас Иванович хотел посмотреть кадры один. Мы ушли в кинобудку. Небольшой эпизод прощания кончился. Анастас Иванович с гневом ворвался в будку: “Почему прервали?” Ему ответили, что это все. Он ушел».
Нами Микоян. Своими глазами с любовью и печалью. —
SNC Publishing, 2018.
«Наша главная ошибка состояла в том, что в шифровках Кастро ему не упомянули, даже не намекнули на возможность вывода ракет, хотя нам она была ясна. <…> Письма Хрущева были очень длинными, многословными, полными отступлений, повторений и общих рассуждений. <…> Запрашивать мнение Фиделя, чтобы учитывать его неизбежные поправки или дополнения, никто не решился предложить. <…> Обязательно следовало послать в Гавану хотя бы в субботу, 27 октября, копию телеграммы от 26 октября президенту Кеннеди, ту, где… упоминаются ракеты в Турции, – а это для Фиделя было бы очень неприятно, – но зато там упоминалось о необходимости иметь согласие правительства Кубы на допуск инспекторов. Ведь это было единственное послание, где вспомнили о Кубе! <…> Наша грубая ошибка, что мы этого не написали».
С. А. Микоян. Анатомия карибского кризиса.
М.: Academia, 2006. Гл. 6.
«Мне пришлось три недели… уговаривать Фиделя не саботировать соглашение Хрущева – Кеннеди. А он вполне в силах был это сделать, и тогда нам было бы еще труднее вылезать из этой истории. Но все кончилось без войны и без каких-либо серьезных конфронтаций в других районах мира. Пожалуй, никогда раньше мы не были так близки к третьей мировой войне.
Даже получился некоторый выигрыш для советско-американских отношений в целом. Стало ясно, что продолжение конфронтации сулит большие опасности. Можно было развить этот сдвиг в мышлении и идти к разрядке».
А. Микоян. Так было. М.: Вагриус, 1999. стр. 400–401.
«Переговоры Микояна были трудными, и поэтому они затянулись на три недели. Только телеграмма Н. С. Хрущева о смерти жены Микояна, поступившая в Гавану 3 ноября, снизила жесткость позиции кубинцев, и переговоры на первом этапе проходили в щадящем режиме. Американцы требовали от нас все новых и новых уступок, которые прямо затрагивали суверенитет Кубы. Они настаивали на своем праве инспекции за демонтажем и вывозом ракет, потребовали вывода с Кубы советского воинского контингента, самолетов Ил‐28, торпедных катеров типа “Комар”, которые не угрожали безопасности США. Так или иначе, но с большинством их требований пришлось согласиться».
Алексеев А. И. Записки посла // Стратегическая операция «Анадырь»: Как это было / Под общ. ред. В. И. Есина.
М.: МООВВИК, 1999.
«…Горе постигло Анастаса Микояна. Скончалась Ашхен Лазаревна, супруга Анастаса Ивановича. <…> Хрущев разрешил поступить Микояну по собственному усмотрению: вылететь в Москву на похороны или задержаться в Гаване. Микоян выбрал Гавану. Похоже, ему не верилось, что США и СССР помирились и что со спокойной душой можно возвращаться в Москву».
Д. Язов. Удары судьбы. Воспоминания солдата и маршала.
М.: Центрполиграф, 2016.
«Я получил Ваше письмо от 30 октября. Вы представляете дело так, что с нами и вправду проконсультировались, перед тем как вывести стратегические ракеты. <…> Новость о внезапном и практически немотивированном решении вывести ракеты вызвала слезы у многих кубинцев и советских людей, которые были готовы погибнуть с гордо поднятой головой. Вам, вероятно, неизвестно, насколько кубинский народ настроен выполнить свой долг перед Родиной и перед человечеством.
Вы, товарищ Хрущев, считаете, что мы эгоистически думали о себе, о нашем самоотверженном народе, готовом принести себя в жертву, причем, конечно же, не слепо, а полностью осознавая, какой опасности он себя подвергает?
Мы знали, что будем уничтожены, как Вы намекаете в своем письме, в случае термоядерной войны. Тем не менее, мы не просили Вас вывести ракеты. Мы не просили Вас уступить.
Я понимаю дело так, что, если агрессия развязана, нельзя уступать агрессорам еще и привилегию решать, когда следует использовать ядерное оружие.
Я не предлагал Вам, чтобы в разгар кризиса СССР нападал. Я предлагал, чтобы после империалистического нападения СССР действовал не колеблясь и ни в коем случае не допустил ошибки, позволив врагам первым нанести по нему ядерный удар.
Я взялся за это дело, не обращая внимания на то, насколько оно щекотливо, повинуясь долгу революционера и испытывая самое бескорыстное чувство восхищения и любви по отношению к СССР.
Не часть кубинского народа, как сообщили Вам, а подавляющее большинство кубинцев в настоящее время испытывают невыразимую горечь и печаль. Империалисты вновь заводят речь об оккупации нашей страны, заявляя, что Ваши обещания эфемерны. Но наш народ горит желанием сопротивляться, возможно, как никогда, полагаясь на себя и на свою волю к победе. Мы будем бороться против враждебных обстоятельств. Мы справимся с трудностями и выстоим. При этом ничто не сможет разрушить узы нашей дружбы и бесконечную благодарность СССР.
С братским приветом,
Фидель Кастро
31.10.1962»
Фидель Кастро, Игнасио Рамоне. Моя жизнь.
Биография на два голоса. – М.: Рипол Классик, 2009.
Глава 15Новочеркасский расстрел. Похороны Кеннеди. Смещение Хрущева 1962 – 1964
17 мая 1962 года Президиум ЦК КПСС одобрил проект указа о повышении цен. Указ вступил в силу 1 июня. На мясо и птицу цены были повышены на 35, на масло и молоко – на 25 процентов[441].
Эта мера изначально была призвана повысить рентабельность многострадальной сельскохозяйственной отрасли: чем больше платят покупатели, тем больше зарабатывает производитель. Однако население уже привыкло к тому, что цены снижаются, а не растут. Микоян хорошо понимал популистский характер сталинских «снижений цен» и одобрял меры по стимулированию сельского хозяйства, в том числе и через постепенное повышение цен, но это многим в СССР не понравилось.
Одновременно было решено повысить нормы заводской выработки. Автором этой идеи был Алексей Косыгин. Хрущева его аргументы убедили[442].
На электролокомотивном заводе им. Буденного близ Новочеркасска начались волнения. Рабочие были недовольны и повышением цен, и повышением норм выработки. Заработная плата упала на 30 процентов. Также КГБ зафиксировал резкий рост недовольства и протестные настроения в Кемерове, Краматорске, Донецке и других городах.
Директор завода им. Буденного Курочкин на упреки рабочих ответил грубо: «Нет мяса – жрите ливер» (Таубман приводит фразу «ешьте пирожки с капустой»). Точные слова Курочкина не были зафиксированы, но поведение руководства завода привело рабочих в ярость. Они блокировали железную дорогу, остановили поезд «Саратов – Ростов», разгромили вагоны, выбили в них стекла.
Хрущев намеревался сам выехать в Новочеркасск, но его отговорили. Тогда он решил направить секретаря ЦК КПСС Фрола Козлова и Микояна.
Микоян упорно возражал. Он считал, что из членов высшего руководства страны ехать должен кто-то один, чтобы впоследствии быть готовым взять на себя всю полноту ответственности за принятые решения[443]. В ответ Хрущев предложил поехать еще и членам президиума ЦК: Кириленко, Шелепину, Полянскому, секретарю ЦК Ильичеву и помощнику председателя КГБ Петру Ивашутину.
Микоян, Козлов и их спутники прибыли в Новочеркасск 2 июня. Микоян немедленно выступил по радио, пытаясь успокоить население. Речь его была записана на магнитофонную пленку и несколько раз транслировалась 2 и 3 июня, в том числе с помощью передвижных громкоговорителей. По другим сведениям, по радио выступил не только Микоян, но и Козлов[444].
Н. С. Хрущев, Л. И. Брежнев, А. Н. Косыгин, Ф. Р. Козлов, Е. А. Фурцева и А. И. Микоян в начале 60-х годов
Руководство города и области посчитало восстание «бунтом хулиганов, пьяниц и уголовников»: на заводе значительное количество рабочих имели судимости. Хрущев больше всего опасался эскалации конфликта и был прав. Среди недовольных нашлись люди, готовые отправить эмиссаров в соседние города, Ростов и Донецк, чтобы призвать их население поддержать восстание[445].
2 июня число протестующих достигло 10 тысяч. По приказу командующего Северо-Кавказским военным округом Иссы Плиева мост через реку Тузлов перегородили танками, но рабочие, двигаясь с портретами Ленина и Маркса, под красными флагами перешли реку вброд либо перебрались через танки – военнослужащие им не препятствовали.