И именно это – возможность того, что Боткин и Фоллоуз предпримут попытку продавить решение вопроса через суд общего права – вынудило княгиню Ксению Георгиевну написать отчаянное письмо к Виктории, маркизе Милфорд-Хейвен и сестре императрицы Александры, в котором она просила взять на себя ответственность за финансовое обеспечение претендентки и таким путем прекратить этот недостойный балаган. Однако на это Виктория ответила так: «Я много думала над тем, что вы написали мне по поводу положения дел с А (я так и буду называть ее и далее в этом письме), а также о действиях, которые мне, по вашему мнению, следует предпринять. Я также разговаривала по поводу вашего письма с Ирэной… Я совершенно неспособна относиться к ней так, как если бы она действительно была моей племянницей, и я торжественно клянусь вам, что мне доставило бы огромную радость думать иначе, поскольку я действительно любила детей моей бедной сестры Аликс, которых я почти ежегодно видела перед войной, и последний раз встречалась с ними накануне войны. Мой путь к этому моему решению не был легким, но в нем нет и предубеждений. Вопрос о том, чтобы поддержать А деньгами или каким-то иным способом, для того чтобы спасти нас от множества возможных неприятностей, то есть той опасности, о которой вы предупреждали меня, требует взвешенного подхода. Лично я пришла к заключению, что у меня нет возможности последовать вашему предложению, и мне предстоит быть готовой лицом к лицу столкнуться со всеми печальными последствиями, которые могут стать результатом моего отказа. Можете не сомневаться, что люди, объявляющие себя то одним, то другим членом замученной семьи, будут появляться и далее. Я не могу сама и не стану советовать кому-либо из моих родственников брать на себя груз ответственности за будущую жизнь А и за ее действия» {43}.
Вплоть до осени 1928 года ничего не происходило, и создавалось впечатление, что ни одна из сторон не хочет торопить события в вопросе об установлении личности Андерсон. Но в октябре 1928 года в Копенгагене умерла вдовствующая императрица Мария Феодоровна. В течение двадцати четырех часов те Романовы, которые проживали в Дании, а также бывший великий герцог Эрнст-Людвиг Гессенский в Дармштадте выступили с заявлением, которое, судя по всему, было подготовлено заранее. Ссылаясь на отрицательное мнение великой княгини Ольги Александровны, баронессы Софии Буксгевден, а также Пьера и Александры Жильяр, это заявление решительно отказывало претендентке в каком-либо праве на родственную связь, провозглашая: «По нашему твердому убеждению женщина, которая называет себя госпожой Анастасией Чайковской и которая в настоящее время находится в Соединенных Штатах, не является великой княжной Анастасией Николаевной». Это было, говорится в заявлении, «очень трудно и больно для нас, ближайших родственников царской семьи, примириться с мыслью о том, что не уцелел ни один из членов той семьи. Мы бы охотно поверили, что по крайней мере хотя бы один человек смог спастись в ходе того массового истребления 1918 года. Мы бы одарили уцелевшего всей той любовью, которая все эти годы искала и не могла найти объекта приложения. И в нашей великой любви мы бы утопили нашу великую печаль, что нам не дано было защитить этих чистых сердцем людей, эти примеры доброты и любви от языков их врагов, источающих клевету. Но наше чувство долга требует, чтобы мы заявили, что все, что имеет отношение к данной женщине, вся ее история – это чистый вымысел. Наша память о дорогих нам усопших не должна ставиться под сомнение в силу того, что ширится распространение этой нелепой сказки, и она набирает силу». Вариант этого заявления, который был опубликован в Дании, подписали тринадцать членов семейства Романовых: великая княгиня Ольга Александровна, ее сестра, великая княгиня Ксения Александровна, и ее муж, великий князь Александр Михайлович, а также шесть их сыновей, князья Андрей Александрович, Федор Александрович, Никита Александрович, Дмитрий Александрович, Ростислав Александрович и Василий Александрович, а также их дочь, княгиня Ирина Александровна, и ее муж, князь Феликс Юсупов. Это заявление подписали также великий князь Дмитрий Павлович и его сестра, великая княгиня Мария Павловна – двоюродные брат и сестра императора Николая II. Вариант заявления, который увидел свет в Дармштадте, дополняли подписи Эрнста-Людвига, великого герцога Гессенского и двух его сестер: Виктории, маркизы Милфорд-Хейвен и принцессы Ирэны Прусской {44}. Но из этого перечня только трое – Ольга Александровна, принцесса Ирэна Прусская и князь Феликс Юсупов – встречались с претенденткой.
Глеб Боткин отнесся к этому заявлению как декларации об объявлении войны, он увидел в нем «возмутительный» и «ничем не спровоцированный» жест, который, как он заявил, «вызвал в нем отвращение» {45}. В ответ, явно по собственной инициативе и без консультаций с кем-либо, Глеб нанес ответный удар, широко используя при этом средства массовой информации. Он писал великой княжне Ксении Александровне: «Со смерти вашей матери не прошло и двадцати четырех часов… а вы уже поспешили сделать еще один шаг в заговоре, направленном против вашей собственной племянницы… Крайне неприятное впечатление оставляет тот факт, что даже у смертного одра вашей матери, вашим наибольшим желанием, должно быть, является желание лишить обманным путем свою племянницу имеющихся у нее прав, и это ужасно, что у вас нет элементарного чувства порядочности подождать всего несколько дней, перед тем как возобновить свою позорную борьбу… Избранный вами способ подачи вашего заявления явно рассчитан на то, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение…
Заявление сопровождает обычная нелепая ложь, которой характеризуется вся эта кампания подлой клеветы, которую вы ведете против своей несчастной племянницы… Но разрешите мне на какой-то момент оставить без внимания всю эту злобную ерунду и обратиться к фактам, хорошо известным вам. Коротко говоря, эти факты сводятся к тому, что существует весьма большое состояние, как в деньгах, так и в недвижимости, которое принадлежит усопшему императору и его наследникам, включая личные денежные средства Великой княжны Анастасии, и теперь все они по праву должны принадлежать ей. Фактом является и то, что вы не один год с помощью мошеннических приемов пытаетесь завладеть этим состоянием, и то, что большая часть сведений попала к вам только после того, как о них рассказала Великая княжна Анастасия; что в 1925 году ваша сестра Великая княгиня Ольга практически признала Великую княжну Анастасию, получив уверения лечивших ее докторов, что последняя не проживет больше месяца; что как только Великая княжна Анастасия стала выздоравливать, и вы больше не могли рассчитывать на ее скорую смерть, вы и ваша сестра стали обличать ее как самозванку… Я отказываюсь верить, что вы действительно убеждены, что миссис Чайковская не является Великой княжной Анастасией. Вы хорошо знаете, что она помнит даже малейшие детали своего детства, что она обладает всеми физическими признаками, включая родимые пятна, что ее почерк в настоящее время нисколько не отличается от того, какой имела она в юности… Вы также знаете, что ее личность была в полной мере удостоверена большим количеством людей, честность которых не подлежит сомнению, и которые встречались с ней еще во времена ее детства, в том числе и несколькими членами Императорской фамилии России. Далее, вы знаете, что все врачи, которые когда-либо лечили ее, единодушно были согласны с тем, что с научной точки зрения для нее невозможно быть кем-то еще, кроме как той, на чей титул она претендует.
Ну и наконец, вы знаете, что все так называемые доказательства, претендующие на то, чтобы опровергнуть доводы в ее пользу, представляют собой не что иное, как подтасовки, фальсификации, ложные показания подкупленных свидетелей, а также злобные и глупые инсинуации. За то, что вы лично убеждены в том, что претендентка действительно является Великой княжной Анастасией Николаевной, достаточно убедительно говорит тот факт, что на протяжении всей вашей войны с ней вы никогда не сделали ни одного правдивого заявления, не упомнили хотя бы единого факта, а прибегали исключительно к подлейшей клевете и к самой нелепой лжи. По сравнению с тем злом, что творите Вы, Ваше Императорское Высочество, бледнеет даже ужасное убийство Императора и его семьи, а также моего отца, совершенное большевиками! Проще понять преступление, совершенное бандой обезумевших и пьяных дикарей, чем спокойное, последовательное и бесконечное преследование одного из членов своей семьи… Единственная вина Великой княжны Анастасии Николаевны заключается в том, что, являясь единственным правомочным наследником усопшего Императора, она стоит на пути ее алчных и бессовестных родственников» {46}.
Это, как настаивал Боткин, был тщательно продуманный ответ, намеренно составленный так, чтобы «он служил поводом для обвинения в злостной клевете или хотя бы в искажении фактов». Но, по его утверждению, он остался без внимания. Американские власти обязательно встали бы на позицию заявления, сделанного в Копенгагене и утверждавшего, что претендентка является мошенницей. Намеренно провоцируя Ксению Александровну, Глеб надеялся, что она выступит с угрозой судебного преследования претендентки и таким образом окажется вынужденной участвовать в полемике в зале суда, а результатом этого будет привлечение доказательств, свидетельствующих в пользу претендентки. Однако Глеб вынужден был признаться, что «для него оказалось невозможным сдерживать себя» в процессе написания письма, и что, составляя его, он «выплеснул все негодование и горечь» по поводу того, что, по его искреннему убеждению, было не чем иным, как бессердечным отторжением уцелевшей Анастасии членами ее собственной семьи {47}.
Но намерения намерениями, а действия Боткина нанесли делу непоправимый ущерб. Он ведь не только отправил это оскорбительное письмо Ксении Александровне, он также усугубил причиненный вред, передав это письмо в средства массовой информации, которые, всегда падкие на сенсацию, подхватили его и напечатали полностью в газетах всего мира. В ужас пришла даже сестра Глеба, Татьяна. Она, правда, пыталась объяснить такой шаг своего брата как типичный «для его импульсивного характера», но это его «жалкое письмо», по ее мнению, «теперь сделает невозможной для Романовых любую попытку признать Анастасию» {48}. Раздраженная подобным поведением и испытывая глубоко укоренившееся недоверие в отношении Фоллоуза и его «Корпорации Гранданор», Татьяна заявила, что она больше не будет поддерживать ни своего брата, ни его действия. Глеб ответил на эт