Пусть и кажется, что остальные ребята из смены должны ощутить сочувствие — тоже ведь столкнулись с характером Насти! — но нет, из-за пока ещё не победившего интеллекта, они действуют преимущественно стихийно. Мне не привыкать. Каждый год приходится помнить, что тёплое и даже дружественное общение, может обернуться «камнями», что будут подняты и брошены «друзьями-подростками».
На душ и умывания осталось полчаса, потом обед. Из-за пережитого меня подтачивает злоба на Настю. Растворять это чувство не хочется. Девушка меня подставила.
Предположил, что на обед не пойдёт и потому удалось подкараулить в домике. Все уже ушли, дверь в комнату открылась и глазам предстала виновница. Она было вздрогнула от неожиданности, но тут же на лицо легла тень пренебрежения и Настя попыталась закрыть дверь. Я не дал.
— Прекрати! — грозно бросил я. — Хватит уже!
— Чего припёрся?
— Сядь на кровать, — вошёл я и взглядом буквально вбил её желание противоречить. — Существуют правила. За нарушение распорядка мы тебя не можем снять со смены, а вот за игнорирование указаний вожатых — да.
— Как страшно.
Я зло посмотрел на неё.
— Настя, хватит дурить! Да, Сабина специально выключила свет и сделала тебе замечание. Нужно уметь избегать конфликтных ситуаций, а не разжигать их. Чего в итоге ты добилась? Что большая часть смены тебя ненавидит.
— Зачем ты задаёшь вопросы, если сам же на них отвечаешь? — оборвала она.
— Это риторические вопросы. Потому, что тебе словно мало произошедшего — тебе надо и меня спровоцировать. Хочешь быть в гордом одиночестве против всего мира? В этом ты находишь себя?
— Ты должен был быть на моей стороне! — выдохнула она, опаляя яростью в глазах. Всё так же красивых, что бы ни случилось.
Отбросив любования этими зеленовато-желтыми камушками, я заговорил:
— Я и так на нашей стороне! Понимаешь? На нашей, а не только твоей. Ты же не удосужилась выслушать меня. Выставила идиотом перед сверстниками.
— Как будто тебя можно иначе понять, — буркнула она, смутившись.
— Можно, ещё как можно. Если ты пойдёшь в наряд, то для впечатлительной части нашей смены — я о девочках, если не поняла, — это будет значит ровно то, что подумала ты сама. Второе — это уже мои заслуги. Я дал начала слуху, что мы с тобой были знакомы до смены в Лесной Сказке. Через твоего отца. А теперь подумай красивой головушкой, удобна ли нам такая легенда?
— Я не знаю.
— Вот и хорошо, что ты поняла важность этого наряда, — надавил я. — Ибо благодаря тому, что ты обозвала вчера девочек, они устроили тебе полноценный перемыв косточек. И как ты думаешь, осталось ли незамеченным для зорких девичьих глаз, некоторая теплота в нашем с тобой общении?
— Блин! Ну хватит уже, — с мольбой смотрит она. — Поняла я всё.
— Тогда пошли я тебя на кухню провожу.
Она кивнула с огляделась. Прошло несколько секунд и говорит:
— Можешь выйти? Мне переодеться надо.
— Только не в наряд горничной, — улыбнулся я и двинулся к двери.
— У меня нет такого.
— Жаль, жаль…
В закрытую дверь стукнулись какие-то слова, но я уже не слушал. Вскоре мы вдвоём направились к зданию столовой, только к другому входу.
— Анна Михайловна! — позвал я, оглядывая активную зону кухонного реактора. У Бурёны всё всегда работает на отлично. Поймал взглядом Валеру: — Валёк, а где шахиня?
— Ща придёт, — отозвался он и скорее вернул глаза к сковороде, где в безумном плеске скворчат котлеты. Ожидаемо не удержался и всё же скосил пару раз глаза в сторону Насти.
— Пошли, пока присядем, — поманил я её к скамье.
Расположились справа от входа. Кухня перед глазами, вершиться древнейшее действо. Как всегда всё второпях, но уже по налаженному плану. Ловко и верно.
— А что, мне придётся готовить? — кисло вопрошает мой нежданный соблазн. Сидит рядом, почти вплотную, отчего ощущаю её тепло.
— Вряд ли. Просто помощь, но не изготовление блюд. Бур… то есть Анна Михайловна строго следит за качеством еды. Вот поработать с тряпочкой и средством наверняка придётся.
— Бли-и-ин… капец! Приехать в лагерь, чтобы работать поломойкой или посудомойкой.
Я покосился на неё.
— Дома кто эту работу делает?
— Ну, мы нанимаем.
— А в ресторанах часто бываете?
— Конечно! — посмотрела она. — Минимум раз в неделю, но бывает и каждый день.
— Столовая — это своего рода ресторан. Кухни похожи. И чтобы вы могли безопасно покушать, требования к порядку и дезинфекции на кухнях очень строгие. Продукты, еда и её остатки — это излюбленное место для всяких насекомых и животных. А они разносят заразу.
— Фу! — сморщилась она.
— Вот-вот, потому, если ты поможешь обеспечить тут должный порядок, завтра со спокойной душой сядешь завтракать.
Настя немного озадачилась, отвлекаясь от созерцания кухонного действа.
— Вообще тут интересно. И пахнет хорошо.
Я сглотнул очередную порцию слюны. Нос действительно просто таранят запахи.
— Вот видишь.
— Но ведь они и сами справляются.
— Работы всегда много, не переживай…
Мою философскую речь едва не оборвала возникшая колобком повариха:
— А шо это мы тут робим, господа молодые люди?!
— Привёл вам помощницу, Ан Михална.
Она быстро стрельнула в меня взглядом, правильно поняв подтекст и говорит:
— С такими красотульками и работать в радость. Худышка такая, ты вообще кушаешь? Может голодная?
Настя было кивнула, потом головой замотала.
— Ну-ну! Во-о-он туда сейчас иди, я тебе соберу покушать. С Сашенькой только перемолвлюсь парой словечек.
Настя, после нескольких шагов робко оглянулась, я показал сжатый кулак в поддержку и она пошла в другой конец кухни.
— Чего случилося? — дернула головой Бурёна.
— Девчонки опять не могут выяснить, кто краше, — отмахнулся я. — Наряд получила штрафной. Но лучше если просто тут посидит, чем прям работать.
— Ну, если ты просишь… — многозначительно посмотрела женщина.
— Я вас очень прошу, Анна Михайловна.
Она не очень красиво улыбнулась и молвит:
— Сладкий мой, как скандинавский леденец, — тут мимика мгновенно приняла обычно хмуро-вредный вид и Бурёна продолжает: — Беги давай и не волнуйся. Послежу за козочкой.
Я помахал рукой Насте и спешно покинул кухню.
Пока школьники подтягивают предметы и опережают программу на занятиях, решил всё же пообедать. В столовой один, лишь приглушённые звуки с кухни доносятся. Поглядываю в окна, пока жую.
Вдруг, мимо протелепалась Мышь. Вообще — это у неё бег такой, но лишь в сравнение с её же шагом.
Заглянула в кухню, остановилась, словно забыв зачем она тут. Шагнула назад. Тут рука взлетела к голове, в ясном жесте, что Мышь что-то вспомнила и уже после она оглядела столовую.
— Саша! — донеслось слабое её. — Саша!
— Да иди уже сюда, Мыша!
Она поспешила приблизиться и вновь:
— Там у нас ЧП — чайник загорелся, мы чуть не задохнулись и потом забрызгали всё огнетушителем. Ещё свет отключился, — скуксилась она, готовая начать выдавливать редкие, но большие слезинки.
— Сейчас уже не горит? — решил всё же уточнить я, остановив ложку с картофельным пюре на полпути.
— Нет, — мявкнула она.
— Ученики где?
— На улицу вышли.
— И света, да, нету?
— Нету, — едва не плача, отозвалась она.
— Ну, тогда можно не спешить, — заключил я и сунул в рот ложку. Стул отчаянно проскрипел по кафелю, стоило подняться. Я приобнял Мышь и усадил рядом. Хорошо с ней — порой можно совсем не двусмысленно полапать, а она и не заметит, но сейчас я просто погладил по голове. — Всё будет хорошо. Ничего уже не произойдёт. Сейчас доем и пойдём.
— Правда? — заискрились её глаза надеждой.
— Иди ко мне, — притянул я её. Мышь с готовность прильнула всеми мягкими выпуклостями. Тут же расплакалась и не слушающимся языком стала рассказывать, как испугалась.
— Ну на, покушай, — к самому рту подвёл я ложку с пюре и кусочком котлеты.
— Шпашибо… ой! — вдруг озадачилась она, прожёвывая. — Я же ела уже и даже зубы почистила.
— Тогда пошли вместе ещё почистим, — улыбнулся я.
Она помогла донести посуду и мы дружно пошли в просторную уборную при столовой. Тут всегда есть одноразовые и щётки, и пасты, и мыло. Впрочем, как и весь прочий инвентарь.
Стоило напару поправить пи-аш во рту, как она озаботилась:
— И не знаю, как тебя благодарить. Я так испугалась.
— Ещё ничего не сделал, — покосился я, убирая на самую верхнюю полку обе щётки — выкидывать жалко. — Да и работа у меня такая.
— Нет, Саш, ты такой молодец, я просто слов… это… забыла в общем слова, — с большими коровьими глазами сообщила она.
С полуулыбкой, я приблизился к ней и посмотрел в лицо. Есть сексуальность внутренняя, когда человек заводит просто тем, как ходит, говорит, смотрит. А есть внешняя. Ровно такая, как у Мыши, только не модная, а, я бы сказал, сдобная. Когда большие тёплые губы, пышная грудь, талия… далее крупные бёдра. Бывают девушки и женщины просто полные, без приставки «сексуальные», а есть именно сладкие, вкусные. Она такая.
При полном отсутствии внутренней составляющей. И вообще — Мышь долбанутая девушка. Вот сейчас стою почти впритирку, она ниже, голову подняла и с ожиданием смотрит. Ни единой мысли сомнения или ещё какой мимической морщинки, что мужчина нарушил личное пространство. Она легко прижмётся, заснёт, поест с твоей тарелки, попьёт из стакана, заберётся под одно одеяло — теплее же! А как быть мне, если эта форменная дурында пробуждает желание?
— И чего теперь мне сделать?
— Ты скажи, чего хочешь, — тут же отозвалась она, озарившись от собственных слов.
— Честно?
— Проси чего хочешь! — пылко заверила она.
— Можно твою грудь потрогаю?
Она несколько раз моргнула, потом губы дёрнулись, замерли ненадолго и, наконец, растянулись в улыбку:
— Зачем?
Я рассмеялся.
— Просто. Классная она у тебя.