Я искренне посмеялся. И вообще меня словно освободили от лишней тонны груза — на душе легко и весело, что даже хмуриться не хочется.
— Знаешь, кажется, что если именно сейчас ты окажешься в моих пьяных объятьях, то исповеди уже не будет. Я, наконец-то, счастлив.
— Хм-м… — вопросительно посмотрела она.
— Ты замечала за Крис и Артёмом тягу к алкоголю?
— За нашими вожатыми?
Я кивнул и приложился к кружке с чаем.
— Ну, от них пару раз точно пахло.
— Большие любители набухаться, если прямо. Я тоже сперва с ними усугублял. Пока не понял, что стоит мне порядочно накидаться, как начинаю рассказывать всё, что было под замком секрета. А это чревато, вот и пью теперь по большей части чаёк, воду и кофе.
— А сейчас ты от виски стал счастливей?
Я едва не расхохотался, ограничившись смехом.
— Нет, не из-за него — было-то два глотка. Мне в общем похорошело. И с мамой повидался, и в Елогорске побывал, и с тобой мы круто время проводим, правда же?
Настя тут же поддержала, принявшись в подробностях описывать, в какой восторг её привел сегодняшний день. Мы заново обсудили действительно насыщенное время.
Далее пришла пора заняться более детальным исследованием ванной комнаты. Сначала, конечно же, побежала Настя, у меня же в мыслях поднялся зуд, где она возьмёт одежду? Неужели тут есть запас? Почему-то кажется, особенно по тонкому слою пыли везде, что квартира в каком виде была продана, в таком и стоит. Да и Настя говорила, что так и не сбегала в неё.
Я выудил комок её трусиков. Проклятье это или нет, но чуткий нос даже на расстоянии руки что-то уловил и низ живота потянуло. Бледно-жёлтые, с принтом хмурых и грустных мишек. Сейчас жалкий клочок ткани вдруг обрёл звёздную роль. Я не такой уж фетишист и извращенец, чтобы фанатично воспевать что-то одно. Сходить лишь от взгляда с ума. Но как же горька жизнь, что лишает нас дурмана чувств первого опыта. В чём угодно, но особенно в близости. Помню, как дрожал в лесу. Словно грешник перед алтарём, пал на колени и меня сотрясала святая дрожь. Неужели это не истома воплощённой Жизни, а тварная сущность? Можно ли назвать эту вспышку в жизни поводом жить?
Тонкое и лёгкое, словно эротическая фантазия, бельё Насти — это как перо ангела. Сначала ты видишь, как от сильных взмахов оно вырвалось из крыльев, потом во все глаза следишь, пусть бы даже в этот момент сор летел в них и затем бросаешься, не даёшь упасть на грязную землю, но видишь, что в сравнении со сверкающей красотой пера, твои истерзанные трудом руки тоже грязны.
Люди вычерпывают из колодцев всё, потом уже скребут по дну и поднимают ил с песком. Изначально у них есть чувственная бездна, но вот они с болью разрывают робкую плёночку врат, варварским набегом проникают во все уголки, выжимают всё плодородие и затем разочаровано уходят, сопровождаемые увяданием и горем. В поисках новых садов, что можно разорить.
И хозяева садов тоже не знают, как можно иначе поступать с вверенными «землями»…
Выныривая из мысленных глубин, я посмотрел на застывшую в дверях Настю. В пушистом халате, что старательно пытается скрыть хрустальную худощавость. Чудными большими глазами, Настя смотрит на меня с любопытством, словно оленёнок, встретивший нечто необычное в своём лесу.
Я поднялся, убирая комочек обратно в карман. Выудил из ящика для сигар одну толстую и до судороги подъязычной зоны терпко пахнущюю. В несколько шагов приблизился к Насте. Наши взгляды соединились.
Мои руки способны на нежность и на каллиграфическую точность. Они не дрожат, когда гладят и касаются. Её влажных волос, её потрясающе чистой и нежной кожи. Настя смотрит и я вижу, что получил карт-бланш. Это то самое, когда можешь черпать из ещё обильного колодца.
Гладкий бок сигары коснулся моего носа. Я глубоко втянул могучий аромат, а после прильнул к источнику других, ангельских и в то же время полных соблазна. Как ещё мне разобрать все? Как воздать каждой ниточке запаха должное? При выборе парфюма дают понюхать кофе, а у меня в этой роли сигара.
Я даже на миг замер, поражённый вспыхнувшей мыслью — Настя как зашла, так и не сдвинулась, позволяя мне управлять ситуацией. Уверен, с её проснувшейся страстью, самой хочется проявлять инициативу и делать смущающие шаги.
Безумный день продолжается, пусть и растворившись плавно в ночи. У меня по-прежнему в левой руке сигара. От халата идёт слабый запах свежести, едва уловимый отдушки и довольно сильный одеждой, долго пролежавшей на полках. Но стоило мне распустить узел на поясе, как всё стало неважным и я бухнулся на колени, лакая взглядом нектар.
Настя опустила руки и полы халата ещё больше разошлись. Спустя мгновения, нежные пальцы коснулись моей головы, чтобы утонуть в волосах. Я отдался двойному удовольствию. Настя не только гладит и приятно, до дрожи, касается, но ласкает своим образом. Позволяет невозбранно смотреть на себя, не требуя быть кем-то ещё, кроме того, кем являюсь.
Но как мне смотреть на лицо, если им любовался все последние часы, а сейчас могу со всем безумством утонуть в слепящей наготе?.. И поэтому пусть Настя видит, как страстно разглядываю.
— Позволь я коснусь тебя, как тогда в лесу? — прошептал я.
У неё слов не нашлось и лишь кивок стал ответом.
И прежде чем пригубить с истока, я долго и нежно осыпал всё поцелуями: бёдра, живот, сводящие с ума контуры костей, с бьющимися венками поверх. Я хотел, чтобы бутон напитался соком и это случилось.
Сигара недаром продолжала преть в моей руке. Густой аромат вымел все остальные запахи. Моим рецепторам удалось словно бы протрезветь от пьянящих ноток. Для того, чтобы буквально окунуться в хмельной аромат…
Моим ласкам родился аккомпанемент — Настя начала глубоко дышать и едва слышно стонать. Однако это не продлилось долго:
— Мой Бомбус, я… я хочу тиа-а… хочу, чтобы ты был… смелее!..
Лишь руками я по-прежнему продолжаю гладить чудные ножки, но главное действо остановил. Поволока сошла с взгляда Насти и мы соединились ими. Уж не знаю что удалось понять, ибо бал правят чувства, а не рассудок, однако я точно понял новое стремление. Пояс на халате держится двумя петлями и потому легко оказался в руках. Я увлёк Настю дальше, к креслу, где она смогла облокотиться на подлокотник переходящий в спинку. Взяв чудную девушку в объятья, завёл руки за спину и, соединив в предплечьях, стал связывать мягким поясом. Не передавливая, но и не в шутку.
Настю взяла лёгкая дрожь, а я, споро опустившись на пол, настойчиво отвёл её левую ножку так, согнув, чтобы даже розовые, блестящие сейчас, лепестки на бутончике разошлись. Настя привалилась к стене.
Ласки стали грубее и откровенней. Мой трепет перед красотой и нежностью не отменяет брутального человеческого естества. Я приник к Насте, будто к закапавшему соком персику: собрать, слизнуть, обсосать нежный бочок. Затем оторваться, чтобы взглянуть на результат и тут уже образ персика тает, ведь я хочу проникнуть глубже и ощутить языком ту заветную дверку, толщиной в бумагу.
Это ничего, что розовый кружочек ниже иногда тоже становится объектом страсти. Чуть-чуть, едва-едва. Я же растлитель, как бы охарактеризовал Закон, так чего бы и не действовать в полную творческую мощь, да ещё если и сам только рад охватить больше, увидеть всё, побывать везде…
Настя же лишь идёт навстречу. Глаза закрыты, губы сохнут от глубокого дыхания и нежнейших стонов. Её спортивная гибкость позволяет мне максимально широко раскрыть обзор и доступ к её интимному уголку.
Я поднялся. Быстрым движение стянул майку, куда-то отбросив. Спустил шорты и бельё. Спешно прижался, бывший сухим, член тут же заскользил по умасленным лепесткам. Настя выпустила особо пылкий стон.
Объятый страстью, я подхватился её. Спешно сел в кресло, а её худые ножки как раз поместились с боков. Настя сама опустилась сверху, а потом и нагнулась, чтобы мы могли соединится в поцелуе. Я не стал развязывать рук, прижимая теснее и лаская грудь.
Невообразимо приятно ощущать естеством её нежный и горячий бутон. Двигая бёдрами, я бы, конечно, мог упереться так, чтобы начать погружение внутрь, более того, я даже делаю так, но очень поверхностно. Мне хочется не кончиком, а всем стволом, чтобы Настя сильнее опустилась сверху.
Так и случилось. Пришло время быстрой, полной напряжения гонки. Секунды быстро отсчитали пару десятков и я специально сделал более амплитудный выход, чтобы горячие потоки семени точно не попали на створ. Настя же сама совершила ещё несколько коротких фрикций. Замерла, дернувшись лишь раз и уже потом со стоном обмякла, оказавшись в моих нежных объятьях.
Фрагмент 32
Я совершенно по-свински проспал. После страстного «заседания» на кресле, было принятие ванны, заказ еды и второй ужин ночью, потом мы долго не могли заснуть в кровати — ещё бы! Это ведь и для меня событие, но уже без секса, — а как итог — я на всех возможных для такси скоростях лечу в лагерь и успел позвонить. Эконом был зол, выдал матерную тираду такой крутости, что я растерялся и не сразу смог объяснить, почему опаздываю. Но тирада, что едва не разорвала в куски динамик на смартфоне, была вызвана волнением за меня, но не раздражением из-за опоздания. Пожилой подполковник уже решил, что меня нет в живых, потому и не принимаю вызов.
Наравне с крепостью слов, досталось и от совести — мне натурально не хватает воздуха от удушения её приступами. Непозволительно с Экономом так… и, главное, почему? Я предавался наслаждениям так, словно кроме них больше и нет ничего. Забылся настолько, что попрал свои принципы.
— Иди сюда, герой-любовник, — распахнул Эконом объятья и сдавил от всей души.
— Очень стыдно, Анатолий Серге…
— Да брось ты! — рявкнул он, словно роте команду отдав. — Я же всё понимаю. Просто звони, понимаешь? О средствах связи не забывай, солдат. А так, я смотрю, приоделся…
— Спасибо, — со всей искренностью выдохнул я и беззаботно заулыбался. — Да, вот, обновил немного гардероб.