Макс. Как это прикажешь понимать?
Анатоль. (Держит пред ним пакет).
Макс. Ну?
Анатоль. Вот я принес тебе все мое прошлое, всю мою юношескую жизнь: приюти ее у себя.
Макс. С удовольствием. Но не объяснишь ли ты мне, в чем дело?
Анатоль. Можно присесть?
Макс. Конечно. Отчего, кстати, ты такой торжественный?
Анатоль(Уселся). Ты разрешишь закурить сигару?
Макс. Возьми вот там, они свежие, нынешнего года.
Анатоль(зажигает предложенную сигару). О — чудная!
Макс(указывая на пакет, который Анатоль кладет на стол). Итак?…
Анатоль. Этой юношеской жизни нет больше места в моем доме. Я покидаю этот город.
Макс. А… аа!
Анатоль. Я начинаю новую жизнь на неопределенное время. Для этого я должен быть свободен и одинок, а потому я и освобождаюсь от прошлого.
Макс. У тебя, стало быть, новая любовница.
Анатоль. Нет — пока у меня только нет прежней… (быстро обрывая и указывая на пакет) — у тебя, дорогой друг, пусть покоится вся эта дрянь.
Макс. Ты говоришь дрянь!.. Почему же ты не бросишь ее в печку.
Анатоль. Я не могу.
Макс. Это ребячество.
Анатоль. О нет: в этом выражается моя верность. Я не могу забыть ни одной из тех, кого я любил. Когда я роюсь в этих листках, цветах, локонах — ты должен мне позволить приходить иногда к тебе только с тем, чтобы в них покопаться — тогда я опять с ними, тогда они опять оживают, и я опять молюсь на них.
Макс. Ты хочешь, стало быть, в моей квартире устроить себе место свиданий с прежними любовницами?…
Анатоль(едва слушая его). Иногда мне приходит в голову… Если бы существовало такое слово, чтобы они могли вновь появиться! Если бы я посредством колдовства мог вызвать их из небытия!
Макс. Получилась бы, пожалуй, пестрая компания!
Анатоль. Да, да… вообрази, я произнес бы это слово…
Макс. Быть может, ты найдешь такое, которое подействует… например: единственно-любимая!
Анатоль. Итак, я призываю: единственно-любимая!.. И вот они приходят; одна из маленького домишка в предместье, другая из пышного салона ее благоверного супруга — одна из гардероба своего театра…
Макс. Несколько!
Анатоль. Несколько — ладно… одна из модного магазина…
Макс. Одна из объятий нового любовника…
Анатоль. Одна из могилы… Одна оттуда… другая отсюда — и вот они все здесь…
Макс. Не говори лучше этого слова. Эта компания могла бы быть не из приятных. Ибо они все, быть может, перестали любить тебя, но ни одна не перестала ревновать.
Анатоль. Очень мудро сказано… следовательно, покойтесь с миром!
Макс. Теперь дело идет о том, чтобы найти подходящее место этому солидному пакету.
Анатоль. Ты должен будешь разделить его. (Вскрывает пакет: в нем видны изящные, связанные ленточками пачки).
Макс. Ах!
Анатоль. Все в идеальном порядке.
Макс. По именам?
Анатоль. О нет. Каждая пачка имеет какую-нибудь надпись: стихи ли, какое-нибудь слово, заметку, которые вызывают в моей памяти все пережитое. Никаких имен, ибо Mapией или Анной могла быть, в конце концов, каждая…
Макс. Дай прочитать.
Анатоль. Узнаю ли я вас всех? Иное лежит здесь уже годами, и я ни разу не взглянул даже на него.
Макс(взяв в руки сверток, читает надпись).
«Ты чудно-прекрасная, нужная, дикая
Дай свою шейку мне страстно обнять,
Целую безумно, о женщина милая,
Матильда прекрасная, еще раз… опять!»…
Ведь это же имя? Матильда!
Анатоль. Да, Матильда. Но ее звали иначе. Я все беспрестанно целовал ее шею.
Макс. Кто она была такая?
Анатоль. Этого не спрашивай. Она была в моих объятьях — этого достаточно.
Макс. Ну, долой Матильду. Кстати тоненький пакетик.
Анатоль. Да, в нем только локон.
Макс. Вовсе нет писем?
Анатоль. О… от нее! Это стоило бы ей колоссальных усилий. Да и куда бы мы зашли, если бы нам все женщины писали письма! Ну, долой Матильду!
Макс(по-прежнему читает): «В одном отношении все женщины равны: они становятся дерзкими, когда их поймают на лжи».
Анатоль. Да, это верно!
Макс. Кто была эта? Тяжелый пакетик!
Анатоль. Только ложь на восьми страницах! Долой и эту!
Макс. Эта тоже была дерзка?
Анатоль. Когда я ее поймал. Долой ее!
Макс. Долой дерзкую обманщицу!
Анатоль. Пожалуйста без ругательств. Она была в моих объятьях: — она святая.
Макс. Это еще недурное основание! Ну, дальше (читает):
«Чтоб от себя прогнать хандру — я думаю:
Где твой жених теперь, дитя?
Тогда, мой милый друг, смеюсь:
Ведь есть же вещи! — ха, ха, ха!»
Анатоль(улыбаясь). Ах да, то была она.
Макс. А что там внутри?
Анатоль. Фотография. Ее с женихом.
Макс. Ты знал его?
Анатоль. Понятно, иначе бы я не мог смеяться. Это был дурень.
Макс(серьезно). Он был в ее объятьях: он святой.
Анатоль. Довольно!
Макс. Долой веселое милое дитя вместе со смешным женихом! (Берет новый пакетик). А это что? Всего одно слово?
Анатоль. Какое?
Макс. «Оплеуха».
Анатоль. О, это то я помню!
Макс. Это было заключение?
Анатоль. О нет, только начало!
Макс. Ах так! А это… «Легче изменить направление пламени, чем воспламенить его». Что это значит?
Анатоль. Да, направление пламени изменил я, воспламенил ее другой.
Макс. Долой пламя… «Вечно она со щипцами». (Смотрит вопросительно на Анатоля).
Анатоль. Ну да; она всегда таскала за собой щипцы — на всякий случай. Но она была очень красива. Впрочем, от нее у меня только кусочек вуали.
Макс. Да это чувствуется по… (Читает дальше). «Как я потерял тебя?»… Ну расскажи, как ты ее потерял?
Анатоль. Этого как раз — не знаю: Ее не стало вдруг — внезапно она исчезла с моего горизонта. Уверяю тебя, это иногда бывает. Представь себе, что ты где-нибудь оставишь зонтик и только несколько дней спустя вспомнишь….. но не помнишь больше, когда и где.
Макс. Прощай, потерянная! (Читает). «Была ты милым, прекрасным созданием» —
Анатоль(мечтательно продолжает) «Дева с исколотыми пальцами».
Макс. Это была Кора, — нет?
Анатоль. Да — ведь ты был знаком с ней.
Макс. Знаешь ты, что с нею потом сталось?
Анатоль. Потом я ее опять встретил — она была женою столяра.
Макс. Правда!
Анатоль. Да, так кончают девицы с исколотыми пальцами. В городе их берут в любовницы, в предместьи на них женятся… Это было сокровище!
Макс. Добрый путь!.. А это что такое?… «Эпизод» — внутри ничего нет?… Тут одна пыль!
Анатоль(берет в руки конверт). Пыль?… Когда-то это был цветок!
Макс. Что это значит: эпизод?
Анатоль. Пустое! Так случайная мысль. Это был только эпизод, двухчасовой роман… больше ничего!.. Да, пыль! А все же печально, что от такого блаженства ничего другого не остается. — Правда?
Макс. Конечно, это печально… Но почему ты избрал здесь это слово? Ведь его ты мог бы написать везде?
Анатоль. Конечно; но никогда это так ясно не доходило до моего сознания, как именно здесь. Часто, когда я проводил время с той или другой женщиной, в особенности в прежнее время, когда я еще многое о себе воображал, я все повторял себе: бедное, бедное дитя!
Макс. Почему так?
Анатоль. Я представлялся себе великаном духа. Эти девушки и женщины — я растаптывал их своими мощными шагами, которыми я шествовал по земле. Закон природы, думалось мне — я должен идти через вас вперед.
Макс. Ты был бурным ветром, который сдувает лепестки… не так ли?
Анатоль. Да! Я шумно несся вперед. Поэтому-то я и думал: бедное, бедное дитя. Теперь оказывается, что я ошибся. Теперь я знаю, что я не принадлежу к великим миpa и, что особенно грустно, — я помирился с этим. Но тогда!
Макс. Ну, а где же эпизод?
Анатоль. Это и был именно такой случай… Она была именно такое существо, я нашел ее на своем пути.
Макс. И растоптал.
Анатоль. Знаешь, если я хорошенько подумаю, то мне кажется: эту я действительно растоптал.
Макс. Ну!
Анатоль. Да, послушай только. Это, собственно говоря, лучшее из всего того, что я пережил… Я право не могу даже рассказать тебе.
Макс. Почему?
Анатоль. Потому что история эта столь обычна, как только можно вообразить себе… это — ничто… Прекрасного в ней ты и не восчувствуешь. Тайна всей вещи в том, что я в ней пережил.
Макс. Ну?…
Анатоль. Вот я сижу перед роялем… Это было в маленькой комнате, которую я тогда занимал… Вечер… Я познакомился с ней два часа тому назад… Горит мой фонарь с красными и зелеными стеклами — я упоминаю о красно-зеленом фонаре; это прямо относится к делу.
Макс. Ну?
Анатоль. Ну! Я у рояля. Она — у моих ног, так что я не мог взять педали. Ее голова у меня на коленях и ее растрепанные волосы отливают красным и зеленым тонами от фонаря. Я фантазирую на клавишах, но одной левой рукой; к правой руке она прильнула своими губами…
Макс. Ну?
Анатоль. Вечно ты со своими многоожидающими «ну»… Больше собственно ничего… Я знаком с ней, всего лишь два часа, я знаю также, что я ее после сегодняшнего вечера, вероятно, никогда больше не увижу — это она мне сказала — и при этом я чувствую, что в те мгновения я ее безумно любил. Все это так обволакивает меня — весь воздух был напоен и благоухал этой любовью… понимаешь ты меня?