С этого времени Луначарский вступил в полосу суровых партийных дрязг и столкновений, которая, как он сам признавался, не принесла ему «счастья и покоя». Поначалу он был совсем далек от внутрипартийной борьбы, но усилиями, прежде всего, Богданова, а потом и Ленина, ему пришлось в итоге наступить на «горло собственной песне», погрузившись «тяжелое время полного раскола между большевиками и меньшевиками».
Как вспоминал М. М. Эссен о положении большевиков, «авторский кризис был у нас значителен. Кандидатуры Богданова и Луначарского ставились Лениным на первый план», а Крупская писала в Петербург П. И. Кулябко, чтобы он спросил М. И. Ульянову, передала ли она Луначарскому, чтобы «он ехал за границу как можно скорее». Первыми к Ленину в Женеву в 1904 г. приехали А. А. Богданов и М. С. Ольминский. По свидетельству Крупской, август они «провели вместе с Богдановым, Ольминским в глухой деревне… К литературной работе Богданов намечал привлечь Луначарского… Наметили издавать свой орган за границей». В конце сентября Крупская еще раз сетовала в письме Богданову «…Письмо о Миноносце легкомысленном завалялось у адресата и было получено только вчера. Отсутствие писем страшно беспокоило, не знали, что думать»[15].
Получается, что в тот момент Луначарский с его литературными талантами был нужен Ленину больше, чем Ленин самому Луначарскому с его обширными творческими интересами, не замыкавшимися только революционно-партийной работой. В самом конце сентября 1904 г. Анатолий Васильевич, по его словам, получил письмо от Богданова, извещавшего «довольно подробно о положении вещей и, от своего и Ленина имени, настаивавшего на моем немедленном отъезде за границу для участия в центральном органе большевиков». Луначарский с женой решили «повиноваться призыву Ленина. Мы выехали за границу». Однако об этом в Женеве не знали, и в конце сентября — начале октября Крупская еще несколько раз по просьбе Ленина писала в Россию, подчеркивая, как нужен Ленину Луначарский: «Где застрял Миноносец Легкомысленный?», «От Легкомысленного никаких вестей». В это же время сам Ленин просил Эссена поехать в Париж и разыскать там Луначарского, чтобы он приехал в Женеву на встречу с ним.
В этом эпизоде любопытно, что за Луначарским в партийной среде уже в 1904 г. твердо закрепилось прозвище Миноносец Легкомысленный, означавшее соединение в его образе настойчивости, целеустремленности с творческой разбросанностью и увлеченностью. Приехав в Париж 12 октября 1904 г., накануне начала первой российской революции, Луначарский, несмотря на призывы Ленина, почти на 2 месяца задержался в городе, где его «охватила стихия жизни, которая нигде не бурлит с такой силой, как в Париже». «Для моих публичных выступлений я там же изобрел себе псевдоним Воинов», — вспоминал Луначарский.
В. И. Ленин. Париж, 1910.
[Из открытых источников]
Ленину, незадолго до этого порвавшему со своими учителями Г. В. Плехановым, П. Б. Аксельродом, В. И. Засулич и своими единомышленниками — Ю. О. Мартовым и А. Н. Потресовым, было не просто одиноко. Ему нужен был сотрудник для экстенсивной работы, которую Ленин сам не очень-то любил. В этом смысле Луначарский мог стать истинным подарком судьбы, потому Ленин и был таким настойчивым. В Париже Анатолий Васильевич, по его словам, «получил два письма от самого Ленина. Письма были короткие. Они торопили меня скорее приехать в Женеву. Я обещал, но задерживался»[16].
20 октября 1904 г. Крупская написала из Женевы Богданову: «О Миноносце Легкомысленном ни слуху, ни духу», а Ленин тут же приписал: «Употребите все силы, чтобы Миноносец Легкомысленный двигался скорее. Промедление необъяснимое и страшно вредное. Отвечайте немедленно и подробнее, и поопределеннее». Богданов ответил, что «Миноносец хотел изучить литературу, заботьтесь о нем сами». Ленина это явно нервировало: «Легкомысленный уехал в сторону и держится выжидательно!»
Дошло до того, что Ленин потерял терпение и сам поехал в Париж! О его нетерпеливости говорит хотя бы тот факт, что он заявился к Луначарскому 19 ноября 1904 г. ранним утром в отель «Золотой лев» на бульваре Сен-Жермен без всякого предупреждения. Что из этого вышло, описал сам Луначарский: «— Вы Луначарский? — спрашивает незнакомец, слегка картавя. Я смутно соображаю, что, должно быть, из Женевы прислали человека, который поторопил бы меня и прекратил бы мое парижское сидение. Не очень дружелюбно я спрашиваю: „Вы, может быть, ко мне от Ленина?“
— Я сам Ленин, — отвечает незнакомец. Тут я несколько смутился.
— Пожалуйста, входите. Что это вас так рано принесло?
— Если вы считаете, что я приехал за вами слишком рано, то я, наоборот, приехал слишком поздно, потому что вы здесь зря теряете время, а у нас из-за вашего промедления застопорилось дело с выходом первого номера „Вперед“. А если вы намекаете на ранний час утра, то я действительно немного не рассчитал с поездом и не думал, что приеду на рассвете».
Не многие из большевиков могли бы похвастаться подобной сценой и знакомством с вождем революции почти ровно за 11 лет до этой самой революции. Луначарский повел Ленина тем ранним утром к скульптору Н. Л. Аронсону, который угостил нежданных гостей кофе и попросил Ленина попозировать. И уже 20 ноября Ленин сообщал Крупской: «Постараюсь приехать поскорее и ускорить приезд Миноносца… Завтра переговорю с Миноносцем и, наверное, он будет за меня».
Луначарский наконец-то отправился в Женеву около 10 декабря. Там он «вошел в редакцию газеты „Вперед“, а позднее „Пролетария“: „Редакция, правда, была у нас дружная, она состояла в то время из 4-х человек: Ленина, Воровского, Галерки (Ольминского) и меня. Я выступал и писал под фамилией Воинов“». Луначарский произвел в Женеве фурор, впервые познакомившись с членами редколлегии, а также Крупской, В. Д. Бонч-Бруевичем и П. Н. Лепешинским. Крупская писала, что Ленин «прямо вцепился в него». Лепешинский объяснил это так: «Приехал он в Женеву скромным, очень непретенциозным человеком, как будто даже не знающем себе цену, и только черные, с живым огоньком веселого юмора глазки, да приподнятые по-мефистофольски углы бровей и задорная, с устремлением вперед, клинообразная бороденка наводила на мысль о его, так сказать, политической зубастости… Наш новый лидер сразу же успел показать себя большим мастером речи… В решении Ильича издавать большевистский орган в значительной мере сыграло роль побудительного мотива то обстоятельство, что он мог начать это дело с т. Луначарским».
Очарованная Крупская писала Р. С. Землячке 12 декабря: «Приехал Миноносец и бросился с головой в бой. Оратор он великолепный и производит фурор». В других письмах она писала о нем: «Блестящий оратор, талантливый писатель, он буквально наэлектризовывает публику… Меньшевики злятся, устраивают скандалы, ну да на них наплевать… Старик (Ленин) ожил и стал работать вовсю. Воинов тоже молодчина, работать здоров, отдался весь делу…»[17] Согласно свидетельству Крупской, «с той поры Владимир Ильич стал очень хорошо относиться к Луначарскому, веселел в его присутствии, был к нему порядочно пристрастен».
Включение Луначарского в агитационно-публицистическую деятельность партии вполне оправдало себя: в 1905 г. только в центральном органе партии газете «Вперед», а затем «Пролетарии» увидело свет 40 статей и публикаций Луначарского, не считая тех, которые он подготовил как редактор, и тех, которые выпустил в других изданиях социал-демократов. В 1925 г., осознавая значимость тех публикаций, Луначарский задумал издать их отдельным сборником, и в предисловии к нему пояснил, что «все статьи этой серии просматривались Владимиром Ильичом довольно тщательно; если сохранились их черновики, то там видно, как прогуливался карандаш Владимира Ильича». Сборник не вышел, но черновики сохранились и были опубликованы в 1971 г. в том самом выпуске «Литературного наследства» (т. 80) «В. И. Ленин и А. В. Луначарский». Он включил в себя почти всю известную на то время переписку двух революционных лидеров, а также различные доклады и документы. Публикация заняла более 100 страниц книги увеличенного формата и показала, насколько плодотворным было тогда сотрудничество двух революционных лидеров и как они сблизились на почве совместной работы.
В 1905 г. Ленин ценил в Луначарском одаренность, эрудицию, умение работать, его литературный талант. Крупская писала: «…Умение оформлять — искусство. И Владимир Ильич особенно ценил тех членов редакции и сотрудников, которые обладали талантом оформления. С этой стороны Владимир Ильич особенно ценил Анатолия Васильевича Луначарского, не раз говорил об этом. Вот выскажет кто-нибудь какую-нибудь верную и интересную мысль, подхватит ее Анатолий Васильевич и так красиво, талантливо сумеет ее оформить, одеть в такую блестящую форму, что сам автор мысли даже диву дается…»
ЦК партии 11 мая 1905 г. постановил: «Предложить тов. Воинову 100 рублей в месяц, чтобы отдавать по возможности все свои литературные силы на службу партии и жить на ее средства». Ленин писал по этому поводу Луначарскому: «Надо вовсю работать на с.-д. — не забывайте, что вы ангажированы на все ваше рабочее время»[18].
Уже тогда в партии стали ходить легенды о неслыханном энциклопедизме Луначарского и его умении выступать на любые темы. Большевик М. И. Лядов вспоминал о том, как в преддверии нового 1905 года происходила встреча эмигрантов у Ленина: «Было скучно как-то, неуютно чувствовали себя — это был 1904-й год. Кто-то говорит: „Может, А[натолий] В[асильевич] пришел бы, развеселил нас“. В это время он входит, раздевается. В[ладимир] И[льич] кричит ему: „Двухчасовую речь о черте!“ А[натолий] В[асильевич] думал, пока снимал только пальто. Он вошел в гостиную и в течение ровно двух часов развернул такую богатую, такую интересную, такую научную картину всего того, что можно сказать о черте, что мы во главе с В[ладимиром] И[льичом] по полу катались. Это действительно был настоящий святочный рассказ, но рассказ глубоко научно обоснованный и замечательно красиво выполненный»